Сказки старого Вильнюса II
Шрифт:
Сама Катя пряталась за надежными родительскими спинами. Вид при этом имела хитрющий, как сказочная лисичка. Ясно, что у нее на уме.
Вздохнул:
– Спасибо за пирог. Очень люблю с яблоками. Но подозреваю, на самом деле, Катя решила еще раз попробовать выяснить, где я прячу свою собаку. Которую я, к сожалению, нигде не прячу. Потому что ее нет.
Соседи смущенно потупились.
– Просто девочка очень любит собак, – наконец сказала Катина мать. – А взять щенка мы пока не можем. Квартира-то съемная, и хозяйка категорически против животных. Вот когда купим свою… Сказал:
– Я тоже очень люблю собак. И тоже
– Вот оно как, – сочувственно кивнул Катин отец. И сказал дочке: – Видишь, собаки тут все-таки нет. Как мы тебе и говорили.
– Извините нас, пожалуйста, – вздохнула Катина мать. – Больше не станем вас беспокоить.
Улыбнулся:
– Да почему же, беспокойте на здоровье. За яблочный пирог я согласен на ежедневные проверки. Можно даже дважды в день, утром и вечером. К чаю.
– И все-таки она гавкает! – Упрямо сказала Катя, уже после того, как за соседями закрылась дверь.
Проворчал про себя: «Ага, и заодно вертится. Тоже мне, Галилей. С бантиком».
Думал, вопрос с несуществующей собакой закрыт раз и навсегда. Но еще два дня спустя дети снова объявились. На этот раз специально поджидали у ворот. Вид имели не робкий, а решительный. Аистенок Дарюс держал в руках какой-то конверт, девочки выстроились по бокам, как телохранители.
– Мы ее сфотографировали! – выпалила Магда.
Опешил.
– Кого?
– Собаку! – торжествующе пояснила она.
– Вашу собаку в вашем окне, – сказал Дарюс. Тихо, но очень твердо.
– А ну покажите.
Из конверта была извлечена фотография, распечатанная на обычной тонкой бумаге, явно на домашнем принтере. Половинка листа А4, темная мутно-серая картинка. Впрочем, достаточно четкая, чтобы опознать дурацкие цветочки на прозрачных сестриных занавесках, которые, положа руку на сердце, давным-давно пора снять и выбросить. За занавеской маячила любопытная собачья морда. Не плюшевая башка Кекса с блестящими пластмассовыми глазами, а нормальная живая собака. Довольно крупная, вислоухая, скорее всего, беспородная, но ужасно симпатичная, с улыбчивой пастью и розовым языком.
Спросил:
– А это точно мое окно? – И тут же сам признал: – Хотя да, занавески мои.
– Это я с яблони сфотографировал, – доложил Дарюс. – На телефон. Сначала подумал, ничего не получилось, но папа мне увеличил. И еще в фотошопе что-то поправил. Вроде, контраст. Но точно ничего не пририсовывал!
Сказал рассеянно:
– Какой молодец твой папа. Получается, у меня всетаки живет собака?
Вздохнул:
– Как жаль, что я с ней не знаком.
Признался:
– Дорогие дети, я ничего не понимаю. Такого просто не может быть.
Спросил:
– А можно я оставлю себе фотографию?
И, не дожидаясь ответа, спрятал распечатку в карман.
– Может, это собака-призрак? – Неуверенно предположила Магда. – Я читала, иногда привидения получаются на фотографиях.
Ответил:
– Я не знаю.
Дома, сняв пальто и ботинки, рухнул на диван, обнял плюшевого Кекса. Сказал ему:
– Какая ерунда. Чудес не бывает, детка.
Прозвучало неубедительно.
– Лично я в их возрасте уже помогал отцу паять микросхемы. Так почему бы этим юным гениям не научиться делать примитивный фотомонтаж?
Вот теперь немного полегчало.
…На следующий день работы, как на грех, почти не было. Короткая встреча с одним клиентом с утра, следующая – аж после обеда. Сунулся разгребать документы к завтрашнему заседанию, но они и так были в полном порядке, трижды проверены и перепроверены. Заперся в кабинете, попробовал почитать. Несколько минут смотрел на экран компьютера, так ничего и не понял. Достал из кармана давешнюю фотографию, разглядывал ее долго-долго, неуверенно бормоча: «Да ну, фотошоп».
Господи, да это же такое счастье для нормального ребенка – разыграть взрослого дядьку. Еще и не так расстараешься.
Нет, ну правда.
Встал, зачем-то надел пальто. Сказал секретарше: «Пойду пройдусь, кофе выпью, а то голова гудит. Если что, телефон со мной».
Вышел на улицу все еще в полной уверенности, будто чашка капучино – и есть цель. Но пошел почему-то не в сторону Старого Города, где на каждом шагу отличные кафе, а к реке. За которой – дом. До него отсюда минут двадцать быстрым шагом. Именно такая прогулка и требуется человеку, у которого гудит голова. Даже если гудит она исключительно от дурацких вопросов, за ответами на которые следует обращаться к фантастической литературе. В лучшем случае.
Пока шел, худо-бедно собрался с мыслями. Сказал себе: «Собаки у меня нет, это факт. Призраков не существует, и это если не факт, то наиболее разумная из гипотез. Зато фотошоп творит чудеса, и вот это уже факт столь общеизвестный, что не отвертишься. Но может быть все-таки не фотошоп? А, например, оптический обман. Как-нибудь так хитро сложилась эта дурацкая занавеска, которую я завтра же… – нет, сегодня же! – сниму к чертям. Но сперва я должен увидеть все собственными глазами. Оптический обман, привидение, или пустое окно. Просто чтобы перестать об этом думать. Своим глазам я поверю, мы с ними так долго вместе, что кому и доверять, если не им».
Ну, по крайней мере, убедил себя, что намеченный план только кажется полным безумием. А на самом деле, вполне рациональный поступок, призванный поставить, наконец, точку над i. И выкинуть из головы весь этот детский – лучше не скажешь! – лепет.
Соседский двор, к счастью, не был заперт. Строго говоря, это было технически невозможно – чтобы запереть двор, его сперва надо огородить. А здесь уцелела лишь половина когда-то крепкого деревянного забора, полусгнившие останки другой, чудом не растащенные на дрова окрестными жителями, валялись тут и там в густой, по-летнему зеленой траве. Два почерневших от ветхости условно жилых строения, трех– и одноэтажное, были увиты диким виноградом, на страже у подъездов стояли высоченные шток-розы, развешенное повсюду разноцветное белье трепетало на ветру, как флаги неведомых держав, а в центре двора росла та самая яблоня, на которую лазали дети. Большая-пребольшая, как дом. И такая плодовитая, что довольно крупные для дички спелые яблоки покрыли плотным розово-зеленым ковром не только траву под деревом, но и тротуар, и даже проезжую часть.