Сказки темного города. Воля
Шрифт:
– Тише-тише, дочка, – уже голос Хельсаны, и я поняла, что проснулась и кричу уже наяву.
– Страшно так, – переведя дыхание, ответила я, вытерев испарину на лбу. – Сон такой реальный. И мама. Она никогда мне не снилась. И мужчина. Я словно знаю его. Но лица не увидела. Что со мной, Хельсана? – засопела, растерянно посмотрев на свою гувернантку.
Та окинула меня взглядом, затем кивнула на трискелион.
– Светится. Значит ты обрела наконец то, что столь долго не проявляло себя, – проговорила она.
Испуганно переведя взгляд на подвеску, я увидела, что небольшой изумрудный камешек по центру и правда издает едва уловимое свечение.
– И что я могу? – все еще не понимая, что происходит, спросила я.
– Твоя мать видела
– Прошлое? – прошептала я. – Да, прошлое. Папа…я помню, как-то мама говорила, что у отца темный дар видеть последнюю минуту перед смертью того, к чьему телу или могиле он прикоснется. И мысли. Он мог считывать последние мысли погибшего. В своем ковене он был такой один. Его очень тяготили потом эти видения, ведь это самые страшные минуты из жизни всех. Темный дар…многие в ковене обращались к нему за помощью, желая знать, что видел и думал кто-либо в последние минуты. Поэтому отец уехал и оборвал все связи в желании затеряться среди людей, дабы никто не тревожил его, ведь отказывать в прошении запрещено, поскольку магия тогда очень сильно наказывает. А нет прошения, значит нет и обязательства перед магией. Вот почему он никогда не говорил никому, каким даром обладает. Значит и я такая же, Хельсана! – испуганно посмотрела на гувернантку. – Я не хочу такое видеть. Это так страшно! Последняя минута жизни. Я видела Рики. Не хочу больше видеть ничего подобного, – заревела, закрыв лицо ладонями.
В этот момент дверь в комнату резко распахнулась и на пороге показалась графиня. Дикий какой-то взгляд ее сразу дал понять мне, что приятного ничего ждать не нужно от этого визита. Помедлив, она подошла ближе и присела на край кровати, жестом дав понять Хельсане, чтобы та вышла из комнаты. Как только мы остались одни, она на удивление взяла меня за руку. Для меня этот жест был настолько пугающим, что я интуитивно отдернула ее, заведя за спину. В глазах графини отразилось некоего рода отчаяние, и она проговорила:
– Знаю, что была к тебе не так добра, как следовало бы, Софи. И ты вправе злиться на меня.
– Я ваша собственность. О чем вы? – враз огрызнулась я.
– Нет, подожди, – у графини даже губы задрожали. – Я виновата. И да, я была по отношению к тебе бессердечной и злой. И несправедливой, и прочее-прочее. Но это все потому, что каждый раз глядя на тебя, я корила себя за то, что не смогла сберечь Натис. Что слишком беспечно отнеслась к ее безопасности на территории нашего дома, думая, что раз из нас никто не пьет людскую кровь, и что раз она под моей защитой, то никто и пальцем не посмеет тронуть ее. Мою девочку, маленькую шестилетнюю девочку. Малютку, которую подкинули в корзинке однажды под двери нашего особняка. Я не уберегла ее от страшной участи быть выпитой кем-то, кто не посмотрел даже на то, что она под защитой нашего титула, что она моя, словно дочка, – по щекам, губам графини просто градом покатились слезы, падая на сверкающий драгоценностями лиф платья. – Я не уберегла. Ее выпили словно олененка какого-то. А потом бережно положили на лавку в саду, – она смотрела на меня затуманенным взглядом, словно была там, в прошлом, в эту минуту и видела то, о чем рассказывала. – На ней было такое платьице голубое. Словно ее глазки. У тебя они зеленые, а у нее были голубенькие, словно небо. Ангелочек в темном царстве. Так называл ее мой муж. Голубенькое платьице, залитое кровью. Такой я нашла ее. Она будто спала. И такая холодная была. Никогда не думала, что обескровленное тельце может быть столь холодным. Моя Натис, – она сомкнула в замок трясущиеся пальцы и ее глаза вновь обрели взгляд реальности. – Мы так и не нашли того, кто это сделал. Муж очень долго прибегал к помощи то одной, то другой ведьмы, но никто так и не смог сказать, кто убил нашу девочку. Отследить вампира, иссушившего ребенка, практически невозможно. Помоги, –
Слушая в ужасе графиню, я в какой-то момент соскочила с кровати и проговорила срывающимся голосом:
– Помощи захотели? А когда я пришла сегодня к вам за помощью, неся в руках убитого щенка, вы помогли мне? Вы даже выговор не сделали своему сыну за то, что он убил единственное живое существо, которое скрашивало здесь мои суровые будни. Помочь? Да ни за что на свете!
– Софи, детка, – графиня встала с кровати и подошла ко мне. – Умоляю, – к моему великому удивлению она медленно опустилась передо мной на колени и ухватив мои руки приложилась к ним губами. – Отругаю Стафа, клянусь тебе! И собаку куплю новую! Дочерью нареку! И в свет выведу, когда время придет! Мужа лучшего найду тебе! Все что хочешь, только помоги!
Я в каком-то ступоре слушала ее слова, затем выдернула свои ладони из ее рук и резко отошла к окну. В комнате воцарилась тишина. Только за моей спиной были отчетливо слышны тихие всхлипывания стоящей на коленях женщины. Спустя пару минут я повернулась к ней и проговорила настолько строго и уверенно, насколько это могла сказать двенадцатилетняя девочка:
– Собака…дочь…замуж…Это все хорошо, но мне недостаточно! Мне не это нужно!
– Чего же ты хочешь!? – хрипло прошептала графиня, которая явно была уже осведомлена о том, что моя магия будет работать только тогда, когда ее попросят, а отнюдь не принудят увидеть то, что нужно.
– Свободу, – закусив губу, промолвила я. – Вы дадите мне вольную, и я с того самого момента не буду вещью, которая перейдет в наследство вашему сыну Стафу. Я посмотрю последнюю минуту жизни вашей Натис. Взамен я хочу свободу, и чтобы вы организовали мое отбытие на земли, откуда меня привезли. Меня и Хельсану. Ей вы тоже дадите свободу.
Когда я замолчала, скрестив за спиной пальцы, графиня с едва уловимым недовольством изогнула бровь.
– Сорас не позволит мне, – проговорила осторожно она, поднимаясь на ноги. – Ты хоть и в моем владении, но все равно принадлежишь больше мужской линии крови Шариданов. Я могу распоряжаться твоей судьбой в рамках жизни здесь. А волю…волю только он или Стаф тебе может дать. И то…
– Вот и обещайте мне, что сделаете так, что его светлость подпишет вольную и даст мне свободу. Не думаю, что я настолько ценное его приобретение, которое стоит держать подле себя, – проговорила, пытаясь сдержать дрожь в голосе.
– Я не могу такого обещать! Сорас может и щедр, но не настолько, чтобы нарушать правила клана! Ты собственность Шариданов! Вольную очень и очень редко кому-то дают на наших землях! Ты можешь стать свободной только тогда, когда тебя возьмет в жены кто-то из наших и не более того! Только тогда прежний хозяин подписывает вольную.
– Значит он будет первым, кто даст свободу иным способом, – прищурила я глаза, с упертым видом скрестив руки на груди. – Обещайте.
– Софи!
– Значит последние минуты жизни вашей Натис останутся лишь в ее канущей в небытие памяти, – отчеканила я, настойчиво глядя в глаза графини, с лица которой уже начала стираться маска мольбы.
Графиня протяжно выдохнула, затем проговорила стальным тоном:
– Вижу жизнь среди нас изваяла из тебя достойную представительницу…вампиров. Двенадцать лет, а уже столько наглости.
– Почту это за комплимент, ваша светлость, – отчеканила я, внутри же съежившись вся под взглядом темных глаз, в которых просто полыхало недовольство.
– Хорошо, – подумав, ответила графиня. – Но поступим несколько иначе. Я не буду просить Сораса о твоей свободе. Я просто организую выезд на территорию государства, из которого ты была привезена сюда. Там тебе будет без разницы, получила ли ты позволение на свободу от моего сына, или нет. Ты будешь у себя дома. Ты и Хельсана.
– Обещаете? – враз спросила я, прекрасно зная, что вампиры никогда не нарушают данных обетов.