Сказки. Фантастика и вымысел в мировом кинематографе
Шрифт:
Легендарный фантастический цикл, среди прочего, посвящен путешествиям во времени и парадоксам, при помощи которых можно переписать историю и обмануть саму смерть. Помечтать о том, чтобы вернуться назад и снять еще десять фильмов? В любом случае, не придумать лучшего материала для Тарантино, чем история, один из эпизодов которой в незапамятные времена носил название «Завтра было вчера».
Я и сам звезда.
Интервью взято в Москве. Август, 2019 год.
– У нас есть анекдот. «Квентин, вы
Квентин Тарантино(хохочет): Впервые слышу!
– Что скажете?
Квентин Тарантино: Не брошу камень в «Криминальное чтиво», но я не считаю, что это мой лучший фильм. Просто в нем я поймал цайтгайст, дух времени. Поэтому он стал феноменом. Другие мои фильмы были не менее популярными, иногда собирали больше публики и денег. Но не становились феноменами! Это как золотой единорог: встретив его однажды в жизни, на еще одну встречу как-то не рассчитываешь. Такое не повторяется. «Криминальное чтиво» – мой самый значительный фильм не в отношении художественного качества, а исключительно по тому влиянию, которое он оказал. Особенно на людей, которые увидели его в правильный момент своей жизни. Для многих он стал тем ключом, который открыл им двери к другим видам кинематографа.
– Я и сам в числе этих людей. «Криминальное чтиво» сделало вас редким случаем режиссера-кинозвезды. Как вы живете с этой славой? Гордитесь и радуетесь? Или вас это раздражает?
Квентин Тарантино: Конечно, было бы классно приехать в Москву, в свободный час выйти из гостиницы и пройтись по городу – километров пять по Тверской, зайти в магазинчики… Но стоит сделать шаг, и на мне повиснет куча народу, требуя с ними сфотографироваться, это как минимум. Так жить нелегко, скажу я вам. Но и хорошего в этом немало. Не будь я Квентином Тарантино, вряд ли удалось бы получить приватный тур по Кремлю! Или захожу в ресторан White Rabbit, мне бегут навстречу, приветствует шеф-повар, поднимается шум – а за столиками полно народу, но они только рады этому шуму и моей компании. Разумеется, это здорово, ужасно приятно. Я снимаю фильмы уже 27 лет. Вспоминаю себя тридцать лет назад, когда еще работал в видеопрокате. Тогда самой большой моей мечтой было снять фильм, но не B-movie, а A-movie. Я уже точно знал, что сделаю несколько фильмов, и некоторые из них запомнятся людям. Но мог ли бы я надеяться, что в России, на другом краю света, меня будут знать по имени и в лицо? Что моя фамилия будет фигурировать в анекдотах? Нет, никогда в жизни!
Это невероятно круто – быть узнаваемым, иметь фанатов по всему миру, которые следят за каждым моим словом и шагом, как я сам мог бы следить за каким-нибудь Бобом Диланом. Привыкнуть к этому довольно трудно. Но давайте посмотрим на прагматическую сторону вопроса. Моя слава помогает делать мои фильмы! Мне не нужна большая звезда, чтобы запустить фильм, ведь я и сам звезда.
– Когда вы снимали свои первые картины, в Голливуде были чужаком. Сегодня ваш новый фильм называется «Однажды в… Голливуде». Стали ли вы там наконец своим? Или до сих пор чувствуете себя аутсайдером?
Квентин Тарантино: С одной стороны, я часть Голливуда сегодня. Живу там, работаю, я не существую в отрыве от индустрии и профессионального сообщества. Не было бы это так, не было бы моего нового фильма! С другой стороны, аутсайдером я был всегда. Еще десять лет назад в Голливуде со мной мало кто был готов работать. Я не снимаю «Акваменов».
– «Однажды в… Голливуде» производит впечатление фильма очень личного. Впрочем, любой режиссер скажет, что в каждом персонаже картины зашифрован он сам. Так кто из героев – лучшая версия Тарантино, а кто – худшая?
Квентин Тарантино: Элементарный вопрос. Меня постоянно спрашивают, является ли персонаж Леонардо ди Каприо – Рик Далтон – моим портретом. Нет, Рик – не совсем я, хотя в нем есть важные аспекты моей личности. Другие, не менее значительные аспекты есть в Клиффе Буте – герое Брэда Питта – и Шэрон Тейт, которую сыграла Марго Робби. Лучшие мои черты – в Шэрон. А вот как раз самый ужасный я – это Рик!
– Вы очень тщательно выстраиваете свою фильмографию. Как вам кажется, есть ли среди ваших девяти картин переоцененные? Или недооцененные?
Квентин Тарантино: Переоцененные? Ну нет, таких не припомню. Я их все люблю. Недооцененные… Долгие годы таковым считался «Джеки Браун», но с годами эту картину начали понимать лучше, ее статус все выше. Сегодня мне обиднее всего за «Омерзительную восьмерку». Обожаю ее! Мой самый злой, циничный и безжалостный фильм, в котором я ближе всего к одному из кумиров – Серджио Корбуччи. Его Дикий Запад – такое же жуткое место. Я был ужасно разозлен, когда писал «Омерзительную восьмерку», и это чувство впиталось в бумагу вместе с чернилами, а потом передалось пленке во время съемок. И мне это нравится!
– Вы считаете себя циником или идеалистом?
Квентин Тарантино: Хороший вопрос… Вообще-то, как личность я – настоящий оптимист, цинизма во мне совсем чуть-чуть. Но вот как художник я выпускаю наружу весь мой цинизм. Но не в последнем фильме! Поэтому многим он так по душе.
– Это, возможно, возраст? «Однажды в… Голливуде» в принципе – картина о том, что значит взрослеть. Мрачные стороны старения показаны там довольно красочно. А есть у возраста преимущества?
Квентин Тарантино: Безусловно! Особенно если ты ремесленник, профессионал своего дела. С годами твое мастерство только растет. Именно это держит на плаву. В молодости тебе всегда не хватает опыта, ты сам этого не замечаешь. А потом начинаешь чувствовать свои возможности и способности, учишься использовать их на сто процентов. К слову, это одна из главных причин, по которым я так высоко ценю «Омерзительную восьмерку». Ведь режиссура – не только способность создать потрясающий эффектный кадр: на такое способны многие. Главное и самое сложное мастерство – в работе с актерами. Дать им свободу делать то, в чем они особенно хороши, направить их талант в нужное тебе русло, чтобы именно актеры двигали сюжет фильма и держали внимание зрителя. Теперь для меня это режиссерское умение – вторая натура, самая естественная вещь на свете. Но десять лет назад так еще не было.
– Андрей Тарковский сказал, что кинематограф – это «запечатленное время», что время – главный материал кино. Вы согласны с этим? Ведь так или иначе все ваши картины касаются времени, работают с ним.
Квентин Тарантино: Полагаю, так и есть. Если я правильно понял мысль… Каждый фильм, снятый когда-либо, является продуктом своего времени. Некоторым удается преодолеть границы своей эпохи, но все равно невозможно отделить их от нее. Время – часть природы фильма. А еще в кино время не бесконечно. Художник может выбрать размер холста – маленький или гигантский, книга может быть новеллой или «Войной и миром». А фильм? Да, можно снять четырехчасовой фильм, но многие ли на это отважатся? И многие ли зрители пойдут в кино такое смотреть? Время ограниченно, и тебе необходимо встроиться в установленные рамки, таковы правила. С этими правилами я и сражаюсь всю жизнь. Особенно в последние десять лет. Не могу сказать, что всегда это получается с одинаковым успехом!