Сказки
Шрифт:
Медведь одного только рыжего быка и боялся на свете, сейчас же лег на бок и морду в кусты засунул – спрятался.
А великан с крыши слез и к озеру побежал. Озеро было длинное – не перейти, а на той стороне на ветке птичка сидит. Великан был догадливый, сейчас же лег на берег и стал озеро пить. Пил, пил, пил, пил, пил, пил, пил, пил, пил, пил, пил и выпил все озеро вместе с лягушками. Встал на четвереньки и побежал за птичкой пе сухому дну.
А птичка дальше в темный лес улетела. Неудобно великану по лесу идти,
По вечерам лягушки квакать привыкли, и принялись они в животе у великана громко квакать.
Великан испугался, стал аиста звать. Проснулся белый аист; стоял он на одной ноге на сухом пеньке; глаза протер, подождал, пока луна взойдет, чтобы виднее было, подлетел к великану и говорит: – Раскрой рот.
Великан раскрыл рот, аист туда голову сунул, поймал лягушонка и проглотил. Тогда кричит из живота лягушиный царь:
– Прогони белого аиста, я тебе сундучок подарю, без него птички не поймаешь. Великан знал, что лягушиный царь – честный, рот закрыл и говорит: – Уходи, белый аист, чай, уж наелся.
А лягушиный царь вылез в великанов рот, лапой подал хрустальный сундучок и объяснил:
– В сундуке туча, в туче с одного краю молния, с другого – дождик, сначала погрозись, потом открывай, птица сама поймается.
Обрадовался великан, взял сундучок и дальше побежал за кенареечной птичкой.
А птичка через темный овраг летит и через высокую гору, и великан через овраг лезет, и на гору бежит, пыхтит, до того устал – и язык высунул, и птичка язык высунула. Великан и кричит птичке:
– Царевна Марьяна приказала тебя поймать, остановись, а то сундучок открою… Не послушалась птичка великана, только ногой по ветке топнула.
Тогда великан открыл сундучок. Вылетела из сундучка сизая туча, кинулась к птичке и заворчала. Испугалась птичка, закричала жалобно и мотнулась в кусты. И туча в кусты полезла. Птичка под корень, и туча под корень. Взвилась птичка в небо, а туча еще выше, да как раскатилась громом и ударила в птичку молнией – трах!
Перевернулась птичка, посыпались с нее кенареечные перья, и вдруг выросли у птицы шесть золотых крыльев и павлиний хвост.
Пошел от птицы яркий свет по всему лесу. Зашумели деревья, проснулись птицы.
Ночные русалки с берега в воду попрыгали. И закричали звери на разные голоса: – Жар-птица, Жар-птица!!! А туча напыжилась и облила Жар-птицу мокрым дождем.
Замочил дождик золотые крылья Жар-птице и павлиний хвост, сложила она мокрые крылья и упала в густую траву.
И стало темно, ничего не видно. Великан в траве пошарил, схватил Жар-птицу, сунул за пазуху и побежал к царевне Марьяне. Царевна Марьяна привередничала, губы надула сковородником, пальцы растопырила и хныкала: – Я, нянька, без кенареечной птички спать не хочу. Вдруг прибежал великан и на окно посадил Жарптицу.
И в комнате светло, как днем. Жар-птица за пазухой у великана пообсохла, теперь крылья расправила и запела: Я медведя не боюсь, От лисы я схоронюсь, Улечу и от орла, Не догонит в два крыла, А боюсь я только слез, Ночью дождика и рос, И от них умчуся я За леса и за моря. Свету-Солнцу я сестрица, И зовут меня Жар-птица. Спела Жар-птица, потом сделала страшные глаза и говорит:
– Вот что, никогда, Марьяна, не хныкай, слушайся няньку Дарью, тогда я каждую ночь буду к тебе прилетать, петь песни, рассказывать сказки и во сне показывать раскрашенные картинки.
Затрещала крыльями Жар-птица и улетела. Кинулась Дарья опять за великаном, а великан стал в саду – одна нога в пруду, другая на крыше, и в животе лягушки квакали. Царевна же Марьяна больше плакать не стала, глазки закрыла и заснула. Знала Марьяна, что каждую ночь будет прилетать к ней Жар-птица, садиться на кровать и рассказывать сказки.
ПРОЖОРЛИВЫЙ БАШМАК
В детской за сундуком лежал медведюшка, – его туда закинули, он и жил. В столе стояли оловянные солдаты с ружьями наперевес.
В углу в ящике жили куклы, старый паровоз, пожарный с бочкой, дикая лошадь без головы, собачка резиновая да собачка, которая потерялась, – полон ящик. А под кроватью валялся старый нянькин башмак и просил каши.
Когда нянька зажигала ночник на стене, говорила «ох, грехи» и валилась на сундук, слетал тогда с карниза зазимовавший комар и трубил в трубу, которая у него приделана к носу: – На войну, на войну!
И тотчас выпрыгивали из стола солдаты, солдатский генерал на белом коне и две пушки. Из-за сундука лез медведюшка, расправлял четыре лапы.
С ящика в углу соскакивала крышка, выезжал оттуда паровоз и на нем две куклы – Танька и Манька, пожарный катил бочку, собачка резиновая нажимала живот и лаяла, собачка, которая потерялась, нюхала пол и скребла задними лапами, лошадь без головы ржала, что ничего не видит, и вместо головы у нее торчал чулок. А после всех вылезал из-под кровати нянькин башмак и клянчил: – Каши, каши, каши!
Но его никто не слушал, потому что все бежали к солдатам, которые, как самые храбрые, бросались вперед к пузатому комоду.
А под комодом лежала страшная картинка. На картинке была нарисована рожа с одними руками.
Все смотрели под комод, куклы трусили, но под комодом никто не шевелился, и куклы сказали: – Только напрасно нас напугали, мы пойдем чай пить.
И вдруг все заметили, что на картинке рожи нет, а рожа притаилась за ножкой комода.
Куклы тотчас упали без чувств, и паровоз увез их под кровать, лошадь встала на дыбы, потом на передние ноги, и из шеи у нее вывалился чулок, собачки притворились, что ищут блох, а генерал отвернулся – так ему стало страшно, и скомандовал остаткам войска: – В штыки!