Сказки
Шрифт:
— Почтенный отец! Что возможно выше счастья быть твоим сыном, что благороднее богатства твоей милости?
Я выбираю ящичек, на который указывает надпись: «счастье и богатство»!
— Мы после узнаем, правильно ли ты выбрал. Пока сядь там на подушку к мединскому паше! — сказал султан и дал знак своим рабам.
Ввели Омара. Его взгляд был мрачен, выражение лица печально, и его вид возбуждал среди присутствовавших всеобщее участие. Он бросился перед троном ниц и спросил о воле султана.
Султан объявил ему, что он должен выбрать один из ящичков. Омар встал и подошел к столу.
Он внимательно прочел обе надписи и сказал:
— Последние дни научили меня, как ненадежно счастье, как преходяще богатство; но они меня научили также, что в груди храброго живет несокрушимое благо, честь и что светлая звезда славы не заходит вместе со счастьем. Хотя бы мне суждено было отказаться от короны, жребий брошен — «честь и слава», я выбираю вас!
Он положил руку на выбранный им ящичек, а султан велел ему остановиться и дал знак Лабакану подойти к своему столу. Лабакан тоже положил руку на свой ящичек.
Султан велел принести сосуд с водой из священного колодца Земзем в Мекке, вымыл руки для молитвы, обратил лицо к востоку, бросился ниц и стал молиться:
— Бог моих отцов! Ты уже веками хранил наш род чистым и незапятнанным! Не допусти недостойного опозорить имя абассидов, [19] в этот час испытания не оставь своей помощью моего истинного сына!
Султан поднялся и опять взошел на трон. Всеобщее ожидание сковало присутствовавших, они едва смели дышать. Было бы слышно, как идет по залу мышка, в таком безмолвном напряжении были все; самые задние вытягивали шеи, чтобы через передних посмотреть на ящички.
19
Абасс — дядя Мухаммеда.
Теперь султан сказал:
— Откройте ящички! — И ящички, которые прежде не могла открыть никакая сила, открылись сами.
В ящичке, выбранном Омаром, на бархатной подушечке лежала маленькая золотая корона и скипетр; в ящичке Лабакана — большая игла и немного ниток. Султан велел обоим поднести свои ящички к нему. Он взял коронку из ящика в руку, и удивительно было смотреть: когда он взял ее, она стала делаться больше и больше, пока не достигла величины настоящей короны. Он возложил корону на голову своему сыну Омару, который стал перед ним на колени, поцеловал его в лоб и велел ему сесть по правую руку. Обратившись к Лабакану, он сказал:
— Старая пословица говорит, что сапожник должен оставаться при своей колодке! Очевидно, и тебе суждено оставаться при своей игле. Хотя ты не заслужил моей милости, но за тебя просил один человек, которому я сегодня ни в чем не могу отказать. Поэтому дарю тебе твою жалкую жизнь, но если хочешь от меня доброго совета, то поспеши уйти из моей страны!
Пристыженный, уничтоженный на месте, бедный портной-подмастерье не мог ничего возразить. Он бросился ниц перед принцем, и слезы выступили у него из глаз.
— Сможете ли вы когда-нибудь простить меня, принц? — сказал он.
— Верность к другу, великодушие к врагу — гордость абассида! — отвечал принц, поднимая его. — Ступай с миром!
— О, ты мой истинный сын! — воскликнул растроганный старый султан и упал на грудь сына.
Эмиры, паши и все вельможи государства встали со своих мест и воскликнули:
— Да здравствует новый царский сын!
Среди всеобщего ликования Лабакан, со своим ящичком под мышкой, выскользнул из зала.
Он пошел вниз, в конюшни султана, взнуздал своего коня Мурву и выехал за ворота по направлению к Александрии. Вся его жизнь принцем показалась ему сном, и только великолепный ящичек, богато украшенный жемчугом и алмазами, напоминал ему, что это был не сон.
Когда он наконец опять прибыл в Александрию, он подъехал к дому своего старого мастера, слез, привязал конька у двери и вошел в мастерскую. Мастер, не сразу узнавший его, засуетился и спросил, чем может служить ему. Посмотрев же на гостя ближе и узнав своего старого Лабакана, он позвал подмастерьев и учеников, и все как бешеные бросились на бедного Лабакана, не ожидавшего такой встречи, стали бить и толкать его утюгом и аршином, колоть иголками и щипать острыми ножницами, пока он в изнеможении не упал на кучу старого платья.
Когда он так лежал, мастер стал делать ему выговор за украденную одежду. Напрасно Лабакан уверял, что он только для того и вернулся, чтобы все возместить ему, напрасно предлагал тройное вознаграждение за убытки, — мастер и подмастерья опять накинулись на него, порядком поколотили и вышвырнули за дверь. Избитый и в лохмотьях, Лабакан сел на коня Мурву и поехал в караван-сарай. Там он приклонил свою усталую, разбитую голову и предался размышлениям о земных страданиях, о заслуге, так часто не признаваемой, и о ничтожестве и непрочности всех благ. Он заснул с решением отказаться от всякого величия и сделаться честным гражданином.
На другой день он не раскаялся в своем решении, потому что, по-видимому, тяжелые руки мастера и его подмастерьев выбили из него всякое величие.
Он продал свой ящичек за высокую цену торговцу драгоценными камнями, купил себе дом и устроил мастерскую для своего ремесла. Когда он все хорошо устроил и даже повесил перед своим окном вывеску с надписью «Портной Лабакан», он сел и найденными в ящичке иглой и нитками стал чинить кафтан, который ему так ужасно изорвал его мастер. Его отозвали от этого занятия, а когда он опять хотел сесть за работу — какое странное явление представилось ему! Игла, никем не направляемая, усердно продолжала шить; она делала столь тонкие, красивые стежки, каких не делал даже Лабакан в свои самые вдохновенные минуты.
Право, даже ничтожнейший подарок доброй феи полезен и имеет большую цену! Но этот подарок имел еще другую цену: кусочек ниток никогда не выходил, как бы прилежна ни была игла.
Лабакан приобрел много заказчиков и скоро стал самым известным портным в окружности. Он кроил одежду, делал на ней своей иглой первый стежок, и игла тотчас же безостановочно работала дальше, пока одежда не была готова. Скоро мастер Лабакан имел заказчиком весь город, потому что работал прекрасно и необыкновенно дешево. Только над одним жители Александрии покачивали головой, — что он работает совсем без подмастерьев и при запертых дверях.