Сказкотерапия и метафора. Искусство трансформации

Почему в названии книги рядом появились слова «сказкотерапия» и «метафора»? Такой вопрос может возникнуть у пытливого читателя, прежде чем он начнет знакомиться с текстом. Поскольку вопрос не праздный, следует на него сразу и ответить. Потому что сказкотерапия немыслима без метафоры, потому что метафора составляет сердцевину сказки, ее ядро, потому, наконец, что сама сказка – это, по сути, развернутая метафора.

Практическим психологам и психотерапевтам (а уж писателям, живописцам, композиторам – художникам, занимающимся любым видом искусства – тем более) давно и хорошо известно, что именно метафора обладает свойством удивительно мягкого и в то же время потрясающе мощного воздействия на человека. А если речь заходит о сказкотерапии, то надо признаться, что без пристального внимания к метафоре это увлекательное психологическое направление превращается либо в банальное и слабо осмысленное развлечение, сводящееся к бездумному чтению сказок, либо в псевдодидактическое извлечение из сказок самоочевидных «уроков», вызывающих оскомину в силу своей тривиальности.

Кто-то может возразить: изучение метафоры в текстах – это прерогатива филологов. При чем здесь психологи? Еще как при чем! Одним из главных (заметим, впрочем, не единственным) инструментов психолога является речь. Метафора в речи позволяет не только украсить высказывание, но и придать новые смыслы тому, что утверждается. А это очень важно при взаимодействии психолога и клиента. Психолог-сказкотерапевт имеет дело со сказкой (мифом, притчей, легендой, былиной, басней и проч.). Ему неизбежно приходится обращаться к материалу, в котором представлена сказка, – то есть к текстам. Следовательно, он вынужден тоже становиться немного филологом. И тут уж без понимания и интерпретации метафоры – никуда!

Часто говорят, что практическая психология сродни искусству. Это действительно так – при условии, что психолог имеет в своем багаже и приличные научные знания. Общение с другим человеком, который нуждается в помощи и поддержке, оказывается для психолога каждый раз процессом отнюдь не конвейерного типа, а уникальным событием. Сказкотерапевт, словно художник мазком, пользуется той или иной метафорой, которая нужна «здесь и теперь» – для этого, а не иного события. Только красками для его «сказочной кисти» выступают различные смыслы, которыми наполняется метафора. И красок этих много. При переносе же зачерпнутых смыслов с палитры на мольберт смыслы эти могут меняться, трансформироваться, приобретать новые оттенки и отблески. Тогда сказкотерапевтическая работа и превращается в искусство трансформации смыслов, которое помогает человеку увидеть свой образ в зеркале сказки и найти себя в мире отношений с другими людьми. И все это происходит благодаря метафоре.

В книге три раздела. В первом раскрываются особенности сказкотерапии как особого практико-психологического направления. Сначала анализируются разнообразные подходы к сказке, существующие в культуре и науке. Затем рассматриваются разработанные к настоящему времени типологии сказок и способы их анализа. Завершает раздел глава, в которой содержатся практические советы о том, как читать сказки детям. Второй раздел полностью посвящен метафоре в различных ее аспектах: ее пониманию и интерпретации, анализу исследований, нацеленных на изучение метафоры, и методам ее практического применения. Особое внимание уделяется психотерапевтической функции метафоры. Третий раздел будет особенно полезен практикам, уже в достаточной степени освоившим теоретические основы сказкотерапии и психологии метафоры. Здесь заинтересованный читатель найдет достаточно богатый набор авторских игр, упражнений, психотехник, созданных при использовании разнообразных видов метафор и сказкотерапевтических приемов.

На Руси после принятия христианства враждебное отношение к сказкам было у духовенства, которое не могло примирить их языческий характер с церковными требованиями. Сказки обличались и преследовались наравне с бесовскими игрищами, заговорами, колдовством. Даже в России XVI–XVII веков сказка оставалась неугодной не только священникам, но и литераторам, и ученым. Считалось, что народные сказки распространяют предрассудки и ложные понятия, сказки сравнивались с лепетом младенца, к ним часто относились с пренебрежительностью и насмешкой. Таково же было и отношение к «странным людям», которые в том числе рассказывали эти сказки. Такая позиция была иронично описана В. Ф. Одоевским, современником А. С. Пушкина: «Этих странных людей сначала боялись и уважали, потом жгли и уважали, потом перестали бояться, но все-таки уважали. Нам одним пришло в голову и не бояться, и не уважать их» [1] .

В. Ф. Одоевский пытается объяснить происходящее следующим образом. Происходит это потому, что наше мышление и воображение ограничились «мышиным горизонтом» в связи со стремлением установить во всем пределы: составить системы, таблицы, схемы для того, чтобы понять, чем нужно заниматься, а на что не стоит тратить время. Гораздо более важными делами, например, согласно распространенному мнению, является создание систем и моделей «правильного» общественного обустройства. Однако с помощью такого обустройства целое общество становится благополучно, но каждый из его членов страдает. Далее В. Ф. Одоевский с сарказмом пишет: «Мы составляем статистические таблицы, посредством которых находим, что в одной стороне с увеличением просвещения уменьшаются преступления, а в другой – увеличиваются, и в недоумении ломаем голову над сим очень трудным вопросом; составляем рамку нравственной философии для особенного рода существ, которые называются образами без лица с маленькими, средними и большими носами; мы отыскиваем средства, как бы провести целый день, не пропустив себе ни одной мысли в голову, ни одного чувства в сердце – как бы обойтись без любви, без веры, без думанья, не двигаясь с места, словом, без всей этой фланели, от которой неловко, шерстит, беспокоит; мы ищем способа обделать так нашу жизнь, чтобы ее историю приняли на том свете за расходную книгу церковного старосты. И должно признаться, что во всем этом мы довольно успели».

Прекрасные рассуждения, которые, к сожалению, полностью соответствуют современному состоянию нашего общества. А ведь были они написаны почти двести лет назад. Как видим, ничего не изменилось. В. Ф. Одоевский продолжает: «А странные люди, которые занимались странными науками и писали сказки, когда-то искали для тела такое лекарство, которое бы исцеляло болезни. А для общества такое состояние, в котором каждому было бы хорошо; для природы – такой язык, которого слушался бы камень и птица. Поле воображения этих людей охватывало и землю и небо, и жизнь и смерть, и таинство творения и таинство разрушения. Оно залетало за тридевять земель в тридесятое царство, и из этого путешествия приносило вещи, которые меняли человечество» [2] .

Таким образом, как подметил автор, некоторые наши далекие предки обладали более широким воображением, мысли их охватывали большее пространство в мире бесконечного, им было свойственно открывать то, что нам теперь недоступно, потому что мы сами себя ограничиваем тем самым «мышиным горизонтом».

Спустя 75 лет М. Горький, размышляя о разрушении личности, напишет: «Народ не только сила, создающая все материальные ценности, он – единственный и неиссякаемый источник ценностей духовных, первый по времени, красоте и гениальности творчества философ и поэт, создавший все великие поэмы, все трагедии земли и величайшую из них – историю всемирной культуры» [3] .

Все идеи, мысли, переживания, вся психология человека уже давно были отражены в произведениях, созданных народом (мифах, былинах, сказках), а впоследствии повторялись и продолжают повторяться нами уже в несколько ином исполнении.

Традиционно сказки рассматриваются как один из основных жанров фольклора наряду с былинами и мифами. Однако стоит отметить, что, несмотря на безусловные сходства, между ними существуют и различия.

Рассмотрим прежде всего различия между сказкой и мифом.