Сказочка
Шрифт:
— Не понимаю, что тебя здесь столь удивляет, — пожала плечами Анфиса. — Это всего-навсего игра. Которая, кстати, начинает мне приедаться. Когда с вами играешь, вы становитесь слишком примитивными. Скажи, как можно так быстро принимать чужие правила?! Неужели в вас нет ничего своего, что вы любили бы и за что бы боролись? Вы никогда не умели играть и всегда довольствовались тем, что у вас есть, считая это золотой серединой: «звезд с неба не хватаю», но «у других бывает и хуже». Так почему же вас удивляет, что мне
Король уже в начале ее объяснений перестал понимать хоть что-то и теперь только растерянно моргал:
— Какие игры, Матильда? О чем ты говоришь? Мы живем в реальном мире!
— Вы, может, и живете, — буркнула Анфиса. — А я играюсь.
— И чем же, по-твоему, наша жизнь отличается от твоей игры? — раздраженно спросил Филипп.
— В игре можно все делать по-своему. В ней можно не только менять, но и вообще исключать то, что тебе не нравится. Не понимаешь? Ну хорошо, давай на примере: у меня есть одиннадцать братьев.
— Тринадцать, — поправил Филипп.
— Не важно. Последние два не в счет: один — придурок, другой — слишком много себе позволял. Так вот — одиннадцать братьев. Прежде чем их встретить, я должна была их сначала найти. Как бы в данном случае поступили вы? Стали бы действовать по плану: «Искали. Искали. Искали. Нашли». Достаточно глупо, не говоря о пустой трате времени. Я в подобной ситуации опускаю все ненужное. Мой план гениально прост: «Нашла».
— Да-а? — Король давно уже не слушал ее и только с наслаждением наблюдал, как она с привычной жестикуляцией что-то увлеченно объясняет.
— Матильда, — обратился он к жене. — I want you.
— А я нет, — отозвалась королева, отталкивая от себя его жаждущие губы. — Филя, вот я все думаю, не завести ли тебе любовницу?
— Чего? — не понял Филипп, находясь еще во власти желания.
— Подружку, говорю, тебе надо завести. Изливал бы на нее свой любовный пыл.
— Ты не любишь меня? — прошептал Филипп, глядя в ее безжалостные глаза. — Я тебе противен?
— Когда ты вот так себя ведешь, скажу честно, в тебе мало приятного.
— Но ведь я люблю тебя! — с жаром возразил Филипп.
— Опять любовь! — фыркнула Анфиса. — Что может быть глупее!
— Не говори так! Что ты знаешь о ней! Любовь — это самое сильное в мире чувство. Она может лишить человека разума. Любовь прекрасна. Даже тогда, когда она безответна. Она способна преобразить самую искалеченную душу, вселив в нее силу и благородство. Нет в мире прекраснее страсти, чем та, что вызвана искренней любовью. Она настолько всепоглощающа, что потеря любимого человека равносильна смерти.
— Да-да-да, — встряла Анфиса, — теперь и я припоминаю. В пубертатном периоде я читала что-то подобное у одноклассниц в песенниках. «Любовь до гроба — дураки оба» — так это, кажется, формулировалось?
— Почти, — процедил сквозь зубы Филипп, поняв, что не прошиб это каменное сердце.
Но он заблуждался.
Королева казалась какой-то растерянной.
— Любовь, — повторила она задумчиво. — Я могла и недооценить ее. Вполне возможно, это достаточно увлекательная игра.
Спрыгнув с подоконника, она медленно пошла прочь. Король ринулся следом:
— Мы не договорили! — резко сказал он, разворачивая жену за плечи.
— Про что? — устало спросила королева.
— Раньше я разговаривал с тобой как муж, — Филипп старался, чтобы его голос звучал как можно тверже. — Но теперь я вынужден говорить с тобой как король. Ты избегаешь близости со мной. Я тебе противен. Но это не отменяет твоих обязанностей.
— Каких это еще? — нахмурилась королева.
Король сделал многозначительную паузу и произнес:
— Ты должна родить мне наследника!
— Хрен тебе, а не наследника! — огрызнулась Анфиса. — Какого-нибудь сиротку для этой роли подыщешь.
И, резко развернувшись, королева пошла дальше. Филипп растерянно глядел ей вслед и вдруг ни с того ни с сего жалобно произнес:
— Но ты же обещала…
Королева остановилась.
Расхрабрившись, Филипп решил довести дело до конца:
— А ведь ты всегда исполняешь свои обещания!
Она повернулась. На ее бесстрастном лице не было ни тени смятения. Казалось, вот сейчас она произнесет свое жестокое «с чего ты взял?». Но вместо этого король, не веря своим ушам, услышал:
— Обещала так обещала. Какой может быть разговор.
Через два дня королева была схвачена и заточена в подземелье. Ее обвиняли в вызывании града, побившего посевы, и насылании порчи на людей, в частности на короля. Вследствие всего этого она была лишена королевского покровительства и отдана в руки инквизиции. После короткого суда с несколькими свидетелями, видевшими, как она варила колдовское зелье, королева была приговорена к смертной казни через сожжение.
Отец Симон спускался в подземелье, всем сердцем предвкушая долгожданный триумф. Вот сейчас отопрут засов, и он увидит ее — жалкую, с распухшим от слез лицом. Она будет ползать перед ним на коленях, целовать ему ноги и умолять о пощаде.
Так ведут себя перед смертью все.
Вот лестница кончилась. Здесь было настолько сыро, что факелы почти не горели, а лишь чадили, бросая тени на поросшие мхом стены. Гремя ключами, стражник повозился с замками и, отодвинув засов, впустил архиепископа в подземелье.
Сперва отец Симон не увидел ничего, но постепенно глаза привыкли к тусклому мерцанию ядовитых лишайников, и он рассмотрел в углу крохотную съежившуюся фигурку. Это была королева.
За один этот миг архиепископ не пожалел бы отдать и полжизни.