Сказочная Академия

Халимендис Тори

– Ну и как по стене лезть собираешься? – скептически поинтересовалась Васюша.

– Как-как, да вот так!

И Машка лихо подвернула и закрутила подол сарафана, заправив его за верхний край кокетливых кружевных трусиков. Ноги у нее, кстати сказать, были что надо: ровные, стройные, в меру мускулистые.

– М-да, – протянула Прекрасная, созерцая подругу. – Если тебя Милослав в таком виде вылезающую из окна увидит, то точно решит, что навестила его лесная подруга.

– Что за лесная подруга? – не поняла я. – Кикимора

какая?

– Кикиморы на болоте живут, – вздохнула Васька. – А в лесу – белочки, вот!

– А-а-а, – глубокомысленно заметила я.

Лучший ответ все равно мне в голову не пришел.

Первой из окна, чертыхаясь, полезла Машка. Вскоре мы услышали громкое "плюх!" и особо заковыристое ругательство, в котором поминались все предки Несмеяны до седьмого колена в самых нелестных выражениях.

– Ну что там? – страшным шепотом спросила Васька, высунувшись из окна и вглядываясь в темень внизу.

– Да сарафан, зараза, размотался, – проскулила Искусница. – Вот я и грохнулась. Хорошо еще, что почти слезла, невысоко было.

– Ясно. Ну, отойди подальше, сейчас следующая пойдет.

И лихо перекинула ногу через подоконник.

– Ты за ней, – подтолкнула меня в спину Васюша.

Слезла я довольно быстро, Премудрая спустилась следом, и вскоре мы вчетвером под оханье Машки двинулись в лес.

– Где сидеть-то будем? – спросила Искусница. – У пруда?

– Да ты что?! – возмутилась Васька. – Чтобы русалки опять всю сливовицу выдули? Ну нет, больше мы с ними не празднуем. Мальчики с лешим договорились, он нам полянку обустроить обещал.

– А что, русалки пьют? – поинтересовалась я.

– Все пьют. Особенно на халяву, – отрезала Васька. – А русалки потом еще и песни поют. Про утопленников, чтоб им неладно было.

– Кому неладно – мертвецам или русалкам?

– Слушай, Лиска, тебя действительно этот вопрос интересует?

– Нет, – растерянно ответила я. – А что?

– А то, что зачем тогда спросила?

– Да просто, для поддержания разговора.

Васюша тронула меня за плечо.

– Ты лучше у нее про русалок не спрашивай, – шепотом посоветовала мне она. – Лорелея, как напилась в прошлый раз, взялась к Елисею приставать, чуть под воду его не затащила. Вот Васька и злится.

– Я все слышу, – деланно равнодушным голосом произнесла соседка. – А Лорелея ваша – дамочка поведения облегченного, даром, что с хвостом. Ее и остальные русалки из-за этого недолюбливают. Они, между прочим, мировые девки, Лиска, сама увидишь.

Переговариваясь таким образом, мы подошли к поляне, посреди которой был накрыт самый удивительный стол, который мне доводилось когда-либо видеть. На большом пеньке лежала свернутая в несколько раз изрядно потрепанная скатерть, а рядом гордо высились пять припыленных бутылок.

– Скатерть-самобранка! – ахнула за моей спиной Васюша. – Леший, колись, где раздобыл?

– Из царского музея позаимствовал, – ответил невысокий сухощавый мужичок с лицом, изрезанным глубокими морщинами, и длинной седой бородой, отливавшей зеленью.

– Позаимствовал, – фыркнула Машка. – Хранителя музея хоть в известность поставил?

– А зачем? – натурально удивился леший. – Многие знания – многие печали, меньше знаешь – крепче спишь, да и вообще…

– Ясно все с тобой, кладезь народной мудрости, – дружески похлопала его по плечу Искусница.

– А кого это вы с собой привели? – спросил леший, уставившись на меня пронзительно-зелеными глазами. – Новенькая, что ли?

– Новенькая, – охотно подтвердила Васька. – Лиска, она же Василиса Противная.

Мужичок неодобрительно покачал головой.

– Говорил я Милославу, что нет у него чувства юмора. Так нет же, уперся, гусак надутый, да заладил: ничего, мол, ты, леший, не понимаешь, есть у меня юмор, только черный. А какой он черный, коли плоский?

Озадаченные вопросом, мы примолкли, пытаясь нащупать связь между черным и плоским. Выходило плохо, точнее – никак не выходило. Я взглянула на лешего с уважением: силен мужик, кого угодно запутает.

– Работа у меня такая – людей путать, – сказал леший, будто прочитал мои мысли, и подмигнул мне лукавым глазом.

– Девчонки! – донеслось до нас из темноты. – Чего застряли, сюда идите!

– Идем! – весело откликнулась Машка и ринулась к пеньку.

Мы последовали за ней.

Где-то рядом чиркнула спичка, и тут же весело заплясал небольшой костерок, в свете которого я смогла разглядеть лица обступивших нас парней.

– О, новенькая! Знакомиться давай!

– Лиска, – представилась я.

– Василиса, значит, – определил рыжий веснушчатый парень. – А я Кузьма.

– Елисей, – кивнул предмет Васькиного обожания, невысокий широкоплечий паренек с носом-картошкой.

–Емельян, – чинно произнес смазливый шатен, чем-то неуловимо смахивавший на Орландо Блума.

– Светозар.

Я обернулась, чтобы взглянуть на Машкину симпатию, и у меня перехватило дыхание. Светозара вполне можно было без проб брать в любой кинофильм на роль рокового красавца. Он был настолько хорош собой, что я даже кивнуть на его приветствие не сразу догадалась. А затем поймала Машкин ревнивый взгляд и немного пришла в себя.

– Так, рассаживаемся, – объявил Кузьма. – Глядите, какие нам леший чудные сиденья подогнал.

И точно, вокруг пня располагались на удивление мягкие кочки, покрытые травой.

– Так, у нас четыре бутылки – по половине на брата, – объявил Елисей.

– И на сестру, – уточнила ревнивая Искусница.

– А почему четыре? – удивилась я. – Вроде бы Васька о пяти говорила.

– Одной пришлось лешего задобрить, – пояснил Кузьма. – За просто так этакую поляну не организуешь.

И, взяв с пенька клетчатую видавшую виды скатерку, как следует встряхнул ее.