Сказочная жизнь несказочного Ивана
Шрифт:
– Нет-нет, – испугался Иван, – я в завязке.
«Сейчас скажет, что я неправильно живу», – предположил про себя Иван.
– Неправильно ты живешь, Ваня, – томно протянула Средняя Башка, – без размаха. Жизнь свою унылостью прожигаешь.
С этими словами все три прототипа Алексея Николаевича замахнули по порции зеленой жижи. Она зашипела в огромном животе Огнеблюя. Все три головы одновременно рыгнули так, что земля затряслась под ногами слесаря, и выпустили с противоположной стороны облако дурнопахнущего дыма. Последовали долгие уговоры Ивана отведать животворящего зелья. После нудных и тщетных объяснений, он согласился. Во-первых, соблазн
Трясущейся рукой Скукин поднес стакан ко рту. Ему померещилась, что кто-то оттуда подмигнул, но постепенно Иван уже перестал удивляться происходящему, поэтому просто замахнул жидкость. Сначала последовало легкое жжение пищевода, затем нестерпимое головокружение, и, наконец, что бы там ни было в стакане достигло своей цели, постепенно успокаиваясь в бушующем нутре слесаря. Он хотел было выругаться, но окружение никак не способствовало этому: огромные красивые бабочки пролетали мимо, обдувая мягким бризом его пылающее лицо. Самки саранчи создавали в воздухе причудливые гимнастические фигуры, словно синхронистки в бассейне. Небо небывалой голубизны заливалось солнечным светом. Откуда ни возьмись, на нем вырисовалась сияющая радуга, и Иван готов был поклясться, что она состояла из более, чем семи цветов. Открыв рот от изумления, он принялся считать:
– Каждый Охотник Желает Знать, Где Сидит Фламинго – Черная Грудка – Розовая Спинка… Как красиво!
Грудная клетка Ивана вздымалась, вдыхая свежайший горный воздух, ноги сорвались с места, не в силах сопротивляться одолевшим чувствам.
– Эге-гей-го! Хорошо-то как!
Полный неведомых доселе сил, он помчался по ромашковому полю, срывая по пути пушистые цветы с желтыми серединками и белыми лапками.
– Любит – не любит, – загадочно размышлял он, отрывая на бегу лепесточки и игриво покусывая стебельки. В голове его при этом вставал образ жены Марьи – тонкой, словно тростиночка, в купальнике с двумя веревочками вместо метрового куска ткани, с непристойным сиянием в некогда оленьих, а ныне свинячьих глазках. Внезапно он чувствовал себя таким влюбленным! Ведь была же она когда-то красавицей, да еще и такой сексапильной! И так, размышляя о внезапно свалившемся на него счастье, Иван на полном ходу врезался лбом в дуб. Скукин упал, повертел головой, потер ладонью шишку. Двойное изображение в глазах начало понемногу сходиться, и многовековой сказочный дуб с цепью и ученым котом трансформировался в толстую плохо пахнущую ногу Огнеблюя. Сложив руки, Змей наблюдал за гостем с любопытством, поочередно склоняя то одну, то другую голову. Стайка карликов – оглоедов, раскрыв рот от изумления, уставилась на Ивана. Женщины прикрывали руками глаза детей, но те вставали на цыпочки и выглядывали через крохотные оглоедовые ладошки.
Слесарь осмотрел себя. Из ладоней на него с непередаваемым ужасом взирали уродливые серые колючки, которые лишь молчаливо моргали, пока Иван вытаскивал изо рта одну из них, больно отдирая ее из неба. Вряд ли кто-то трогал этих «красавиц» за всю их злобную цветочную жизнь. С отвращением он выбросил «букетик» на землю, но одна колючка прочно впилась в ладонь, все еще отказываясь верить, что все-таки гадалка окончилась на «не любит».
– Што шдешь проишходит?! – то ли от зелья, то ли от укола ядовитых колючек язык Ивана распух и упорно сопротивлялся четкой артикуляции.
– Мда, нельзя тебе пить, – покачалась Правая Голова, задумчиво жуя хворостинку, которая, если присмотреться, была не хворостинкой вовсе, а молодой березкой. Ну совсем как Алексей Николаевич с зубочисткой.
– Дело не во мне, а в шелье, – возмутился Иван, – говорил ше нельшя мне пить.
– Бегал тут два часа, как ошпаренный, рвал колючки, откусывал их головки и орал «любит – не любит», – неодобрительно фыркнула Центральная Голова и тут же добавила в сторону хихикающих оглоедов, – а ну брысь!
– Два чаша?! – не поверил своим ушам Иван, ведь по его ощущениям эйфория длилась не более пяти минут. – Огнеблюй, а не поделишья решептом?
***
Час спустя Иван уютно расположился под деревом и вел мирную беседу сразу с тремя головами Огнеблюя, каждой из которой уже успел составить психологический портрет. Все они наглядно демонстрировали двуличную натуру его начальника плюс одна скрытая, самая мрачная сущность, известная далеко не всем. Первая, Правая Голова оказалась редкостной тупицей и поклонницей всякого рода веселья. Из тех, что заманит тебя в душевную беседу, а потом попросит объяснить своей подруге, что этот бюстгальтер принадлежит твоей жене и совершенно случайно оказался в ящике начальника. А дальше все по одной схеме:
«Как попал? Неизвестно. Ну да каюсь, приводил горячо любимую супругу… Размер маловат? Ну может и не супругу… Что значит, позвонишь супруге?! Алексей Николаевич, выручай!»
«Ага, набедокурил, а я его выручай!» – и, взяв возлюбленную под руку, такой тип отправится прочь, громко перефыркиваясь с ней, мол, как можно быть столь бездушной тварью? Жена ему двух детей родила, да молодость отдала, а он с молодухой в его, начальника, кабинете резвится! Хорошо, что он, Алексей Николаевич, совсем не такой.
Средняя (Центральная) Голова постоянно включала режим «начальника»: я главная и знаю все лучше всех. Не прекращая, развешивала оплеухи то Правой, то Левой башке и ратовала за справедливость. Хотя эта самая пресловутая справедливость была в ее понимании весьма специфической и абсолютно ненужной, если не приносила пользу самому Огнеблюю.
Левая Голова была просто подлой и вредной: она не хотела работать и оставаться крайней левой головой. И все-таки оставалась, за что, не переставая, получала по той самой голове от «начальника» – Центральной Башки.
– Ну и что там у вас, Иван, с экономикой? – головы уже порядочно подвыпили и многие слова растягивали нараспев.
– Плохо с экономикой. Цены на нефть растут, а вместе с ними и на продукты, и на недвижимость, и на носки, – сокрушался слесарь.
– Иди ты? – искренне изумился Правый. – А как же обратно пропорциональный закон «нефть – носки»? Каждый дурак у нас в школе проходит. Вторая глава после закона «Сброс рождает извержение».
– Ты хотел сказать, «спрос рождает предложение»? – тактично поправил Иван.
– И откуда вы, умники такие, беретесь? – раздраженно зашипел Центральный. – И ежу понятно: сбросит ведьма в кратер мусор, и вулкан сразу извергается. Самоочищается, так сказать. Чтобы свалку не разводили, и баланс экологический сохранялся.
– А у меня все страна – большая свалка, – вздохнул Иван, – у нас такой закон не действует. У нас вообще никакие законы не действуют.
– Мракобесие какое, – сочувственно выдавила Центральная Голова, – нельзя тебе обратно. Оставайся здесь, где царит закон и порядок. А кто у вас там главный?