Сказочник
Шрифт:
– Хранитель Таинств, – насмешливо констатировал Делкош, – я получил от тебя чистый лист бумаги. Полагаю, это означало…
– Ты правильно понял, – Хофру освободился от капюшона и с наслаждением подставил лицо свежему ветерку, – я предложил встретиться и кое-что обговорить.
– Тебе больше не кажется, что состояние божественной Териклес изменится? – ухмыльнулся нобель. Его огромные ручищи лежали на коленях, и Хофру почему-то представил, что эти звериные лапы могут с легкостью свернуть ему шею.
– Я провел кое-какие исследования, – сдержанно произнес
Атласная, будто нарисованная углем бровь нобеля изогнулась.
– Совет жрецов со мной не согласен, – весомо закончил Хофру, – мне придется провести ритуал одному… При этом мне не обойтись без помощников.
– Странно, что они так слепы, – задумчиво пробормотал Делкош, – а в чем заключается ритуал? Я слыхал… про вырезание сердца, еще живого и трепещущего.
Нобель выжидающе поглядел на Хофру.
– Нет, на самом деле все не так. Эти ужасы – они для кумушек, благородный Делкош… Все еще хуже на самом деле.
И Хофру с наслаждением углубился в описание процесса получения нового золотого яйца. Во-первых, количество ритуальных ножей. Шесть – на запястья, лодыжки, горло и сердце.
– Так ее держать нужно? – Делкош не стал скрывать изумления.
– Разумеется, – Хофру скривился, – всегда так было и всегда так будет. Кровь Царицы должна оросить землю этого мира, и в ее теле почти не должно остаться крови. Только после этого я смогу извлечь сердце, обращаясь к матери нашей Селкирет, но Царица, отдающая свою жизнь для народа, должна увидеть черное покрывало жреца лишь в последние мгновения до того, как потухнет ее взор…
Нобель смерил Хофру недоверчивым хмурым взглядом.
– То есть ритуал начинается без жреца?
– Не мне менять вековые традиции, – проворчал Хофру, – жрец в это время находится на расстоянии десяти шагов и предается медитации, пребывая с Селкирет.
– И это все?
– Да, все.
Воцарилось молчание. Делкош сидел, почесывая за ухом и думал, а Хофру тихо ждал и наблюдал за выражением красивого лица этого нобеля.
– Имеет ли значение день? – наконец поинтересовался Делкош.
– Имеет, – беззаботно отозвался жрец, – второй день полной луны.
– Так ведь это же завтра!
Хофру только руками развел – что же тут поделаешь?
– Можно подождать до следующего… – начал было он, но Делкош оборвал.
– Нет. Ждать нет смысла. Начнут умирать серкт, ведь сейчас время – наш главный враг.
Делкош поднялся, чуть поклонился.
– Я должен многое обдумать, Хранитель Таинств.
– Я не буду тебе препятствовать, – улыбнулся Хофру.
– Позволь… мне известить тебя, когда решение будет принято, – в глазах Делкоша метались нерешительность и тревога.
– Я буду ждать, – твердо сказал Хофру.
Потом нобель ушел, быстро и бесшумно, что казалось странным для такого большого серкт, а Хофру остался сидеть в беседке. Делкош, красавец и умница, проглотил наживку – оставалось только набраться терпения.
Нобелей набралось чуть больше десятка. Их всех представил Делкош, но Хофру не стал даже запоминать их имена. К чему напрягать память, если все эти серкт в кипенно-белых одеждах могут и не дожить до рассвета?
Хофру прекрасно понимал, что он и сам может не пережить грядущую ночь, но – хвала Селкирет! – он был жрецом, причем жрецом далеко не глупым… А потому уже придумал, что будет делать, если попытка убить Царицу не увенчается успехом.
Делкош возглавил процессию. Они шли к Царице якобы по делам Носящего Рубиновую корону, делам столь неотложным, что дожидаться утра было равносильно самоубийству. Хофру плелся в хвосте, по привычке спрятав руки в широкие рукава одеяния, а лицо – в тени клобука. Немногочисленные стражи, попадающиеся на пути, низко кланялись Делкошу и едва ли не бормотали проклятия вслед Говорящему-с-Царицей. Впрочем, ничего в этом удивительного не было – огромные тугодумы в доспехах никогда не питали теплых чувств к жрецам Селкирет.
… Вот и последний поворот, за которым переливались перламутровыми инкрустациями двери в покои Царицы.
Делкош остановился, повернулся к нобелям.
– Кинжалы?
– Вот они, – Хофру со всей возможной почтительностью отогнул тряпицу, в которую были завернуты шесть ритуальных кинжалов, тонких, словно спицы, с ликом Селкирет на серебряных рукоятях.
По правде говоря, ему пришлось изрядно постараться, чтобы разыскать все шесть имеющихся кинжалов – ведь одного всегда хватало, а прочие держали про запас в пыльных кладовых…
– Разбирайте, – свистящим шепотом скомандовал Делкош, – ты берешь, ты, ты…
Затем надвинулся на Хофру, грозя раздавить.
– Повтори еще раз, жрец, что мы должны сделать.
– Вы пройдете в опочивальню Царицы, схватите ее и перережете ей вены на руках, лодыжках… И шейную артерию. Я все это время буду медитировать рядом, и войду тогда, когда кровь Царицы в достаточной мере оросит принесенный в жертву мир. После этого все будет зависеть от того, насколько точно удастся вырезать ее сердце, – Хофру, произнося это, не спускал глаз с Делкоша. И на миг – всего лишь на миг – жрецу показалось, что породистое лицо Нобеля покрыла смертельная бледность.
«А ведь ты не привык резать живых», – усмехнулся про себя Хофру, – «и тебе страшно оттого, что вы впятером будете убивать молодую и беззащитную женщину. Но ведь еще есть время повернуть обратно… Или уже нет?»
– Да будет так, – выдохнул Делкош и судорожно сжал плечо жреца, – но я постараюсь не отходить далеко от тебя, Говорящий… Так, на всякий случай.
– Твоя воля, благородный Делкош, – Хофру кивнул, – идемте же. Время настало.
… Стоящие на часах серкт бессловесно пропустили нобелей, покосившись на черную фигуру жреца. Но Делкош и здесь не оплошал: указал на Хофру и мелодичным голосом возмутился – мол, как смеете столь непочтительно смотреть на Говорящего-с-Царицей?