Сказочник
Шрифт:
Никао смущается. Да, я это вижу. Актёр из него никакой.
– Нет, ну понимаешь… – мямлит он. – Иногда надоедают большие проекты. Ты… это… ты вспомни Полемос. Она обожает бои с применением танков и авиации, десятки тысяч мертвецов на тротуарах и лопающихся от обжорства бродячих собак. Но иногда и рыжую захлёстывает романтика, она бросает все дела, направляется в Африку или Азию… в очаровательную мелкую республичку с нефтью и богатыми людьми. Где не то что войн – квартирных краж не было со времён царя Соломона. Озорница сидит в шезлонге, пьёт коктейль и наслаждается: вдруг, непонятно с чего, взрываются фугасы, повстанцы берут заложников, с кораблей летят ракеты НАТО. Сестра Полемос, понимаешь
Самое странное – не поспешное, сбивчивое объяснение Никао. А то, что он не умеет говорить в таком стиле. Словно ему подготовили речь, а он её всю ночь зубрил. Ладно, не моё это дело. Нужно быстрее разобраться с неграми.
– Я страшно рад твоему пристрастию к арт-хаусу, Никао, – говорю я. – Глядишь, влечение к штучным, с любовью сделанным вирусам приведёт тебя в элиту интеллектуальных эстетов, обсуждающих свои достижения в Лондоне за бокалом вина.
– Что? – в ужасе отшатывается он.
– Да ничего, – отвечаю я, утверждаясь в своих подозрениях. – Я тебя понял. Давай закончим с деревней и рванём в Питер к Мастеру. Ты же этого хочешь, верно?
Мы возвращаемся к вождю. Мужчины с костями в носу, женщины с открытой грудью и младенцами на руках молчаливо ждут своей очереди. Если вирус продолжит шествие, теней будет больше, но ненамного – деревенька изолирована в глубине джунглей. Я трясу копьём и завываю. Воины племени подхватывают боевой клич.
– Да пребудет с вами сила седой гориллы! Сейчас мы пройдём в Озеро Счастья, где вас ждут рыба, мясо и много бананов со сладким картофелем! Боги приглашают на пир!
Воины во главе с вождём, открыв рты, восторженно ревут.
О, с ними предельно просто. Как раньше с викингами. Образование – это зло. Провожая современных призраков в Бездну, язык в узел завяжешь, объясняя – почему именно туда. А тут махнёшь рукой, скажешь: «Там бананы!», и всё, народ ломанулся к волнам.
Я с умилением смотрю на них. Они – с восторгом на меня. Разве не прелесть?
…«Мустанг» летит сквозь облака быстрее «конкорда». Элвис сосредоточен на дороге, а я стараюсь не смотреть вниз. Я не знаю, что меня ждёт. Но вдруг всё же вывернусь?
Ох, как же я ошибался.
Глава 4
Тигр и аист
(Дом Страданий на «Выборгской», дневное время)
…Естественно, Илья сразу что-то заподозрил. У детей столь развито чутьё и инстинкты… Удивительно, почему младенцами не комплектуют спецотделы ЦРУ и ФСБ. Стивен Кинг не перебрал с ужасами, написав антиутопию «Дети кукурузы». А если приплюсовать кровавые зверства детишек-боевиков в Сьерра-Леоне [31] (опять Африка!), так остаётся радоваться, что взрослое человечество откупается от этих монстров конфетами, иначе власть на Земле давно принадлежала бы ребятне. Установив диктатуру коротких штанишек и бантиков, они покажут родителям, где раки зимуют. Отомстят за попытки уложить спать, не дав досмотреть мультик, и запрет на сладкое за мелкие провинности.
31
В 1992–1997 гг. повстанцы Объединённого революционного фронта Сьерра-Леоне мобилизовали в свои отряды десять тысяч детей от 8 до 14 лет. Детские боевые группы под кличкой «вестсайдские мальчики» прославились жестокостью в отношении мирных жителей и пленных: чаще всего они отрубали жертвам руки.
Нет сомнений, планета содрогнётся.
– Почему ты пришёл днём?
– Опять душу соседнюю принимал,
– Не смогу, – капризно говорит Илья. – Да будет тебе известно, – вздох, – я умираю.
О, заезженная пластинка. Мне, к его сведению, лучше остальных это известно. Однако у меня для Ильи сюрприз… и… Короче, я в полном восторге. Особенно после ночных фарфоровых приключений. Честно, с моим пофигизмом я удивлён, что могу ТАК радоваться.
– Мне жаль тебя разочаровывать, – произношу я с напускным безразличием. – Но я только что случайно подслушал разговор твоих врачей. Это началось не вчера, и можно считать чудом, но… с каждым днём у тебя в крови всё меньше раковых клеток. Доктора испытывают «осторожный оптимизм». Они считают, что наступила ремиссия.
Он смотрит в потолок. Сперва я думаю, Илье не знакомо слово «ремиссия», но тут…
– Это значит – я НЕ умру?
Фраза произносится с такой грустью и разочарованием, что мне смешно. Отняли у ребёнка любимую игрушку. Хотя, с другой стороны, я его понимаю. Он уже свыкся с мыслью о призрачном мире, а теперь – что ждёт мальчика? Детский дом либо приёмная семья. Так и хочется сказать Илье: «Не отчаивайся, вдруг получится!» Но нет, не буду.
– Да, именно так, – губы сами собой расползаются в улыбке. – Ты не умрёшь.
Он тяжело вздыхает – словно узнал новость о полном запрете шоколада.
– Знаешь, это может означать одно. Ты больше НИКОГДА не придёшь.
Признаться, я даже растерялся. Он считывает мысли, как сканер.
– Как ты мог такое подумать? – трепещу я, оправдываясь. – Я же прихожу каждый вечер!
– Да, но тебе незачем станет у меня гостить, – мрачно говорит Илья. – Я думал, когда умру, попаду в призрачный мир и стану работать косарём, собирать души. Я даже форму себе придумал, в стиле Гарри Поттера. А теперь, получается, мне там не бывать?
Подумайте только, он ещё и недоволен! Конечно, для детей смерть – это игра. И если существование продолжается, значит, ты вовсе не умер. Могу с вами поспорить, Илья наверняка словил бы кайф от гуляний по Питеру в образе привидения.
– Тебе там не понравится, – спешно объясняю я, созерцая его недовольное личико. – Знай правду: никаких чипсов. Отсутствуют гамбургеры. И самое страшное – пепси тоже нет. В наличии только перец. Ты хочешь сказать, что готов к таким адовым мукам?
Илья приподнимается на локте. В это мгновение он сильно похож на святого страстотерпца (а я, поверьте, навидался их выше крыши – и в Египте, и в Палестине, и в Риме, – кстати, римляне особенно высокомерны в период мученичества). Покрасневшие глаза, тёмные круги, обтянутый кожей череп, впавшие щёки… Истерзанная болезнью куколка. Нет, я всё же страшно рад: скоро он будет выглядеть по-другому. Я помог ему победить болезнь. В груди разливается странное тепло. Вот как оно бывает.
Вот что такое – счастье.
– Я согласен на перец, – заявляет Илья, подавляя своей твёрдостью жертв римских арен. – Лишь бы стать реальным косарём. У тебя же на службе есть другие дети?
– Нет. – Это честное признание. – И не потому, что ООН запрещает детский труд. Просто – незачем. Ребёнок-косарь скорее испугает новоприбывшую тень, чем обрадует. Да, бывали случаи, когда я позволял детям из Освенцима встречать души убитых эсэсовцев, те едва не сходили с ума. Маленькое эстетическое удовольствие, не более того. В целом я не желаю пускать детей в призрачный мир. Это место не для вас.