Сказочные повести. Выпуск четвертый

Шел дождь. А может быть, светило солнце. Нет, все-таки шел дождь. И светило солнце. Хоть чуточку, но светило. Из-за облаков. Они такие бугристые, облака, как горы, только не на земле, а на небе.

А дождь шел упрямый и косой, настырный и мокрый, и очень, очень скользкий. Нет, не шел дождь, а бежал. Да, сильно-сильно бежал. И он забежал за наш дом. Вы же знаете наш дом на Большой Почтовой? Он такой серенький и немножко розовенький, такой высокий и немножко низкий — ведь все зависит от того, как на него посмотреть.

И не то чтобы я хотел посмотреть на свой дом с пустыря, где течет речка Яуза, нет и нет. Я просто побежал вслед за дождем. Мне интересно было узнать, что он собирается делать на пустыре. Вот я забежал за дом, на пустырь и увидел — ого! И еще — эге! И сразу понял, зачем туда прибежал дождь. Ого! Эге! Там была великолепно-прекрасная и очень пузыристая, очень старая лужа, даже можно сказать, маленькое озерцо, с зелеными и желтыми водорослями.

Когда дождик догадался, что я знаю про лужу-озерцо, он не то чтоб остановился, а стал тихонько топотать на месте, как солдаты, когда они готовятся к боевому походу.

«Хорошо, — сказал я себе, — ты будешь топотать, а я все же загляну, что там, в глубине заросшего озера».

Пока дождик топал, я осторожно подобрался к самому краю озера и… ой-ёй-ёй! Что я увидел: там пузырился очень толстенький малюсенький мальчишка. Я сказал «пузырился», потому что он только что родился из дождевой капли, прямо у меня на глазах.

— Эй! — крикнул я ему.

— Эгей, — ответил мальчишка.

Между прочим, у него были широкий рот и красноватые уши, будто подрумяненные солнцем.

— Ты чего там делаешь? — спросил я.

— Еще не знаю, я ведь только родился.

— А не видно, что там, в глубине озерца?

— Давай вместе посмотрим. Прыгай ко мне.

Я схватился за струйку дождя и съехал по ней прямо в лужу-озерцо. Хлоп! И я мягко опустился на облако. А мог бы на солнце, которое выглянуло из-за облака. В воде ведь все отражается: облака, солнце, небо.

— Эй, где ты?!

— Туточки, — улыбнулся пузыристый мальчишка и предложил: — Давай пойдем туда, поглубже. Здесь, среди облаков, есть тоненькая солнечная тропинка.

Мы стали спускаться вниз по солнечной тропинке, едва различая друг друга в облачном тумане.

— Как тебя зовут? — спросил я. — Нельзя же называть тебя «Эй» или «Эгей».

— А если Эгейка?

— Эгейка? Можно, — сказал я. — А меня зовут Леша.

Эгейка подскочил ко мне и горячо схватил мою руку. Его собственные маленькие ладошки были очень теплые. Может, он успел их нагреть на солнечной тропинке?

— Я так рад… Так рад… Я ведь только родился и сразу встретил такого храброго мальчика. Спасибо, что ты согласился со мной идти в озерную глубину.

— Да брось, ничего особенного, — отвечал я.

Но если честно, то мне было приятно, что он обо мне так сказал.

Между тем, тропинка спускалась в долину, где среди водорослей плавало множество малюсеньких рыбешек. Как только они нас увидели, тотчас собрались вокруг, зашептали:

— Куда вы, мальчики?

— Мы еще сами не знаем. Нам интересно, что там на дне.

— Интересно?! Да вы не можете вообразить, какая тут беспокойная жизнь.

Рыбешки окружили нас плотным кольцом и начали рассказывать самые глубинные тайны, о которых наверху никто ничего не знал.

Оказывается, когда-то, с незапамятных времен в озерцо при неизвестных обстоятельствах попала старая, рваная Калоша. Сначала Калоша, может, сотню лет пролежала на дне тихо-спокойно. Вдруг ее кто-то: тюк! — стукнул, нет, даже уколол. Это оказалась Спица от велосипедного колеса. Калоша обиделась и сразу решила, что она — аристократка, род ее древнейший, начался с мирового потопа, когда без калош шагу нельзя было шагнуть, и она объявила себя правительницей этой лужи-озерца.

Велосипедная Спица тоже загордилась. Пусть род ее не такой древний, зато она очень современна, и также объявила себя правительницей… А две правительницы в одной луже… представляете, что тут началось?!

— Война? — выдохнул я.

— Да, да, да! — твердили рыбешки. — Непримиримая.

— Война? Из-за чего? — удивился Эгейка.

Ему никто не ответил: рыбешки исчезли. А мы оказались на дне, в подводном городе.

Рыбешки исчезли, а мы оказались в подводном городе. Не подумайте, что тот подводный город похож на наши города — ничего подобного. Его дома были удивительны: и круглые, и длинные, как карандаш, и как пирамидки из разноцветных колец, и как стеклянные горки. Стекляшки и глина — вот из чего были сделаны дома. Но самое замечательное, что люди были тоже глиняные, а их просторные плащи украшали стеклышки. И ходили они по улицам в широченных глиняных шляпах, на которых раскачивались целые заросли водорослей. У меня от сверкания стеклышек, от качающихся водорослей в первые минуты закружилась голова.

— Хочу, хочу шляпу! — закричал Эгейка. Он остановил глиняного человечка.

— Скажите, пожалуйста, где бы достать такую шляпу?

— Где всегда, — бросил на ходу человечек.

— А где всегда можно достать такую шляпу? — кинулся Эгейка к другому человечку.

— Там, где продают.

Человечки проходили, я бы сказал, обтекали, оплывали нас… Растерянный Эгейка еще кого-то останавливал, спрашивал, но у него ничего не получалось. Тогда я схватил Эгейку за руку и устремился вслед за спешащими человечками. Идти было не очень просто, — ноги вязли в иле и песке, который здесь никто не убирал. Приходилось не только перелезать через горки песка, вязкого ила, но даже переплывать…

И вот мы вырвались, выплыли на широкую торговую площадь. Вся площадь буквально кипела от множества человечков, которые подпрыгивали, размахивали шляпами. Из одной боковой улицы выбежали двадцать семь трубачей и с другой стороны площади — двадцать семь трубачей с тростниковыми дудками. Вода в луже-озерце закачалась от трубных звуков.

Два самых высоких человечка вынесли глиняный плакат, на котором цветными камешками было написано: «ЯРМАРКА».

Площадь забурлила еще сильней. Человечки запели и стали плавно раскачиваться, и водоросли на их шляпах тоже стали плавно раскачиваться.