Сказочные повести. Выпуск пятый
Шрифт:
Он еще раз оглядел офицера и сказал:
— Прямо скажем, положение, как с таблицей умножения! За такую стойку — офицеру двойку!
Пешкин имел дело со школьником Колей Пыжиковым, поэтому солдатские поговорки у него часто чередовались со школьными.
Сказав это, Пешкин легко перемахнул через забор. Тут он обнаружил все остальные части офицера.
— Ну что ж, пора выяснить, зачем он сюда пришел. — И Пешкин шлепнул его по самому широкому месту.
— Караул! Спасите! — послышалось с той стороны забора.
— Живой,
Офицер увидел солдата и от страха так завертел головой, что она чуть не отвинтилась. Меньше всего он ожидал здесь встретить своего противника. Он хотел снова заорать, но передумал и попытался сделать вид, что очень обрадовался старому знакомому.
— К-какая приятная встреча! — заикаясь, проговорила голова.
— Весьма возможно, — ответил Пешкин, приложив руку к пилотке. — Чем изволите заниматься?
— М-м-м-м, отдыхаю, — ответила голова. — Приятно здесь… знаете, воздух, цветы…
— Что верно, то верно, — подтвердил Пешкин. — Ну, и как — удобно устроились?
— Ничего, — неуверенно сказала голова.
— Тогда не буду мешать. Желаю приятно отдохнуть! — Пешкин откозырнул и повернулся кругом.
— Эй, эй, не торопись, приятель! — закричал офицер.
— А я как раз тороплюсь, — на ходу бросил Пешкин.
— Всего одну минуточку, одну минуточку!
— Ну, если минуточку, тогда можно.
— Видишь ли, я уже отдохнул и хотел бы… ну, это… отсюда выбраться.
— Желаю удачи.
— Спасибо… Но я, видишь ли, сам не могу… застрял немножко. Ты помог бы, а уж я в долгу не останусь.
— Зачем же, я и так помогу. — И Пешкин направился к голове.
— А ты меня не прихлопнешь? — спросила голова.
Пешкин и не думал убивать офицера. Он был честным солдатом и уважал правила игры, как и Коля Пыжиков. Колю можно было обвинить во многих легкомысленных поступках (он же был живым мальчиком!), но обвинить в нечестности или обмане никто не мог. Таким же был и Пешкин.
— Не прихлопну, не бойся, — сказал он. — Я уважаю шахматные правила. Ведь мы с тобой не на доске, мы в саду встретились.
— Конечно, конечно… Тяни, пожалуйста, за голову, не жалей!
— Не беспокойся, не пожалею! — сказал Пешкин и начал изо всех сил тянуть голову к себе. — Ну как? — через некоторое время спросил он.
— Ох, ничего… ничего не выходит… Ты бы лучше с той стороны протолкнуть попробовал.
— Можно и с той.
Пешкин и с места толкал, и с разгону, и ногой вышибал. Забор шатался, трещал, офицер кряхтел, стонал, но по-прежнему торчал в заборе.
— Эх, уж больно широковата у тебя нижняя часть! — утирая пот, сказал Пешкин. — Один выход остался…
— Ой, какой? — спросил офицер.
— Развинтить да по частям и перекатить на ту сторону.
— Я согласен, — вздохнул офицер. — Разбирай!
Пешкин засучил рукава, поплевал на руки и принялся за работу. Сначала отвинтил зад, потом голову. Голова скатилась вниз, туловище Пешкин вытолкнул из щели рукой, а потом, сказав: «Валяй на последнюю парту!», прокатил нижнюю часть.
— Ну, вот и все в порядке, так сказать, в лучшем виде! — любуясь своей работой, произнес Пешкин.
— То есть, как это — в лучшем виде? — сердито спросил офицер, пересчитывая свои разрозненные части.
— А чего же больше желать? Теперь ты на свободе и можешь продолжать отдых, хоть вместе, хоть по частям: как пожелаешь.
— Но я требую, чтобы ты меня собрал! Я приказываю! — заорала офицерская голова.
— Нет уж, от приказов уволь, у меня свои командиры есть, — сказал Пешкин. — Когда просил — помог, а раз приказываешь — ухожу.
Офицер уже не мог сдержать своего гнева, голова его орала и каталась по траве.
— Посажу! Убью! Вот погоди, встретимся еще на доске!
— Обязательно встретимся, и не раз, — спокойно ответил Пешкин. — А пока — до свидания. У меня дела поважней: живую душу выручать надо! Вот выполню приказ, а потом и за тебя возьмусь. Так что потерпи малость. До скорой встречи! — И Пешкин пошел к своим солдатам, оставив на траве разобранного офицера.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
О чем думал Новичок в разведке, о веселой красавице Маше-Ромаше и целебных каплях «выпьюс-окрепнус»
Новичок хоть не участвовал еще в боевых шахматных операциях, трусом не был. Да и откуда ему было знать, что такое страх? Все свое детство провел он в дремучем лесу, на стволе своей матери-сосны. Жил под открытом небом и не боялся ни темной ночи, ни ухающих криков совы, ни грома, ни молний. Ветры трепали его упругие колючие вихры, ливни окатывали с головы до ног, а солнце немилосердно жгло, закаляя молодое тело. Вот и сейчас, идя в разведку, он чувствовал себя здесь как дома, среди родных и друзей. А может быть, ему казалось, что он в пионерском лагере, который раскинул свои палатки в сосновом лесу. Идет пионерская игра, он, разведчик отряда, ищет противника и незаметно пробирается в густой траве. Эти мысли могли ему передаться от Коли, которому вспомнился пионерский лагерь, когда он вырезал Новичка из пахучей сосновой ветки. Все могло быть, ведь в мысли другого не заглянешь.
День удался на славу, и все живое ликовало. В воздухе над сосновым солдатом, как вертолеты, замирали стрекозы, кузнечики прыгали прямо к его ногам, и ленивые жуки не спешили уйти с его дороги.
Новичок в душе был поэтом и мечтал писать стихи о солнце, о ветре, и об отважных и добрых лесных жителях. Но сейчас он старался об этом забыть, потому что был солдатом и хотел добросовестно выполнить приказ командира.
Вдруг невдалеке от него послышался поющий веселый, звонкий голос. Песенка приблизилась, и Новичок расслышал ее слова: