Скелеты из шкафа русской истории
Шрифт:
Это означало отказ от идеологии глобальной мировой революции в пользу построения социализма в одной отдельно взятой стране. Такая позиция требовала заменить призывы к интернациональной солидарности трудящихся призывами совсем иного порядка: к солидарности исторической, национальной, религиозной. Сейчас трудно представить себе, насколько глубоко И. В. Сталину удалось видоизменить прежнюю советскую идеологию, внести в нее качественно новые элементы.
В 1936–37 годах совершился громадный по значимости идеологический переворот.
До 1936 года даже имам Шамиль или какой-нибудь племенной вождь кыргызов Кеннесары Касымов, воевавший
До конца 1930-х годов «русский колониализм» рассматривался как абсолютное зло, однако постепенно он превращался в зло относительное, и со временем полагалось уже отмечать «положительные стороны» присоединения народов и стран к Российской империи (говорилось, разумеется — «к России»).
До конца 1930-х годов даже само слово «Русь» считалось контрреволюционным и было фактически запрещено. Придавать слишком большое значение русской истории, русскому языку, русской культуре, вообще всему русскому стало чем-то недостаточно идейным и очень подозрительным.
Русский народ объявлялся народом-завоевателем, который угнетал другие, завоеванные им народы. В книгах, выходивших в то время, обязательно подчеркивалось, скажем, что буряты были хорошие, а завоевавшие их казаки — преступники и убийцы.
В книге А. П. Окладникова, посвященной присоединению Бурятии к России, живописуются чудовищные зверства «карателей и колонизаторов». То же самое — в книгах того времени о присоединении Грузии, Средней Азии или Северного Кавказа.
«Русский народ с 1918 по самый конец 1930-х годов рассматривался как неполноценный, зараженный великодержавным шовинизмом и подлежащий перевоспитанию. А слова „русопят“ и „кондовая Русь“ стали очень обычными для обозначения всех, кому „интернационализм“ хоть немного не нравился» (Буровский А. М. Крах империи).
«Реабилитация» русских началась с 1936 года и завершилась в конце 1940-х рассказами о «великом русском народе». Происходила эта реабилитация в такой форме: стали объявлять «прогрессивными» не вождей национально-освободительных движений, а собирателей русских земель. Теперь и Александр Невский, и русские цари XVI–XVII веков, и царские военачальники императорского периода объявлялись «прогрессивными».
«Реабилитация» Петра I и Ивана Грозного началась с выхода ставших знаменитыми художественных произведений.
Кадр из фильма В. Пудовкина «Суворов».
Генералиссимус был одинаково эффективен: с турками, французами, восставшими поляками или пугачевцами.
А вспомните целую серию талантливых кинофильмов, «вдруг» вышедших на советский экран в 1930–1940-е годы: «Александр Невский», «Адмирал Нахимов», «Адмирал Ушаков», «Кутузов», «Суворов». Прекрасно скроенные талантливые (а в случае с «Александром Невским» — гениальные) произведения уверенно утверждали новые положительные мифы о выдающихся государственных и военных деятелях дореволюционной России.
На волне этой реабилитации начали появляться книги о тех, кого почти не замечали в царской России: о Лисянском и Крузенштерне, открывателях Антарктиды, об освоении русскими людьми Русской Америки, о Циолковском и Мичурине, о Пржевальском и Кулибине…
Впрочем, нет смысла даже пытаться перечислять все эти книги, ведь речь идет о десятках и сотнях.
Сейчас большая часть этих книг оказалась в спецхранах библиотек, как «морально устаревшие» и «невостребованные».
А жаль… Вот бы их достать, поправить, убрать из них набившие оскомину советские штампы и коммунистическую идеологию, осовременить, придать им динамику XXI века — то есть по хорошему переписать и — в массовую продажу, в школы — как внеклассное чтение! Думаю, была бы самая востребованная литература.
В СССР начал создаваться положительный миф о России. Создавали его непоследовательно, коряво, да и слишком откровенно он был привязан к коммунистической идеологии. Но результаты все равно были блестящими.
«Подкидыши» советской эпохи
В эпоху Хрущева и Брежнева «подкинутое сословие» чувствовало себя безопасно и уютно. На своих любимых кухнях оно привольно сочиняло мифы самого разного рода. Охватить многообразие этих мифов о самих себе невозможно и не нужно. Но отметить то, что это был период развития и интерпретаций черного мифа о России, необходимо.
А. С. Пушкин говорил, что государство в России — единственный европеец.
В СССР государство, получается, было единственным патриотом.
Для многих ругать Россию было своего рода способом реабилитироваться — а то ведь, чего доброго, бесталанность кухонного оракула могла стать чересчур уж заметной. Чаще всего критикан становился как бы антисоветчиком. Но не обязательно.
Нередко он становился и русофобом, а как же — «сгубила талант и ум проклятая Рассея».
«Темная, с красными пятнами держава лежала в яме Земного шара. Дымные облака с багровыми брюхами клубились над громадным ее телом. По дну ямы, заросшему древними папоротниками и хвойными породами, топали коваными сапогами, и медный гул брел по чугунному чреву Земли. По краям ямы густо стояли стражи, и зарево пожарищ кровавило железо, зажатое в их когтистых руках.
Облака дымного пара над державой пылали жадным пожаром.
Это жгли в усобицах друг друга подданные державы, а в перерывы между усобицами горячим огнем жгли охотников глазеть завидущими глазами за края ямы и соблазняться чужим поганым грехом».
Такой видел свою родину петербургский интеллигент Аркадий Викторович Белинков, автор книг про Юрия Олешу и Юрия Тынянова.
Это книга в стиле фэнтези? Нет, все конкретно: «С Восхода обваливались в яму татары, топтали копытами диких кобыл хлеб и мутили воды медленных рек. С Заката обрушивались… поляки, разбрызгивались по могучим просторам, жгли и рубили местных подданных, смеясь и ругаясь, учили изящным танцам и ошеломляющему вину Заката и мерзли в ночи, в снегу, на ветру и морозе… Ухали пушками с севера норманны».