Скелеты в шкафу никогда не врут
Шрифт:
– Уж не собираетесь ли вы, ваше святейшество, жертвовать ради меня многим? – всё же возразил, хоть и в мягкой форме Рентан.
– Многим нет, – заверил его Цимон, улыбаясь. – Своими временем – пожалуй. Не переоценивайте этот жест, мой друг. Старость если чем и хороша, так это избытком времени, которое вечно не хватает сил потратить на благие дела. – Священник вдохнул запах цветов жасмина, ветки которого продолжал сжимать в исхудалой руке. – Вот и сегодня я что-то утомился. Пойду в келью. Подумаю наедине с собой о прекрасном.
– Что ж, как вам будет угодно, – сдался Рентан и учтиво поклонился. – Да даруют Двенадцать вам сил.
–
***
Покинув территорию храма Оруза и отойдя от него на несколько десятков метров, Рентан остановился и сделал вид, что очень заинтересовался лавкой булочника. Свежеиспеченный хлеб из муки помола этого года и вправду пах просто божественно, особенно на фоне отсутствия завтрака, но лекарь руководствовался в первую очередь совсем иным мотивом.
Он внимательно следил за главными воротами храма. Из обители Оруза, конечно же, имелось несколько выходов, но ленивые послушники предпочитали пользоваться самым легкодоступным. Долго их ждать не пришлось, минут десять, проведённых в компании с постепенно уменьшающейся булкой свежего хлеба, что вполне походило на завтрак. В это время из храма под чутким взором лекаря вышли, одна за другой, лавируя в вялом людском потоке, пять одинаковых ряс.
Рентан разочарованно вздохнул. То, что подопечные Цимона покинули храм в рясах, говорило о том, что отправились они не по тайным делам. Иначе бы переоделись. Лекарь в первую очередь рассчитывал увидеть того послушника, который окажется приставлен к нему, но ошибся. Видно, шпиона-надзирателя старый священник отправил иным путём, что вкупе с обычной одеждой легко позволило ему затеряться в толпе.
То, что просто так его не отпустят, Рентан нисколько не сомневался. Слишком уж хорошо он знал Цимона. Или просто долго. Разница была несущественной. Так или иначе, узнав о произошедшем в Вороново, священник проведёт своё собственное расследование и сделает всё, чтобы успеть до прибытия Охотников составить некое подобие официальной версии. Где-то с целью уточнить рассказ Рентана, а где-то обезопасить себя.
Размышляя над этим и грядущим, лекарь неторопливо побрёл по узким мощеным улочкам в лечебницу имени мученика Эвана или просто лечебницу Эвана. То, что этот Эван где-то там, когда-то там за что-то там страдал знали немногие. В оной лечебнице Рентан трудился и при ней же жил – в общежитии, расположенном неподалёку.
Лекарь шёл и безуспешно пытался не кривиться от раздражения. После уютного сада Цимона город выглядел слишком шумным, вонючим, с избытком до ленности медлительных людей. Рентан жил здесь двадцать лет и так и не сумел полюбить это место, пользуясь каждой возможностью его на время покинуть. Покинуть же его насовсем лекарю не хватало духа. Против своей воли он прирос к этому городу, к его оторванности от остального мира, неторопливости и спокойствию.
Власва была построена на одноимённой речке, за счёт которой и жила. С севера, вниз по течению сплавляли лес, на север, в свою очередь, плыли корабли с едой, одеждой и инструментами для лесорубов, туда же шли караваны примерно с тем же ассортиментом товаров.
Корабли те, будучи вёсельными, тоже в каком-то смысле кормили Власву. Летом, когда на них был пик спроса, большая часть городских мужиков уходила работать гребцами, а иногда и бурлаками. По городу даже ходила шутка, мол, если внезапно грянет война, то житель Власвы в первую очередь возьмёт с собой весло.
Впрочем, война-то как раз городу и не грозила. Последний раз она приходила в эти края ни много ни мало сто сорок лет назад, когда предок нынешнего барона решил расширить свои владения. Закончилось тогда всё не очень хорошо, но те события давно уже стали скучной историей и из памяти живущих стёрлись. С тех пор город несколько раз заливала разошедшаяся река, случались пожары, но это было сущей мелочью по сравнению с хаосом, царящим во всём остальном мире. У всех, кто вообще был осведомлён о существовании этого места, данный край считался мирным, пускай и немного дремучим.
Для Рентана же, появившегося однажды в окрестностях города вместе с караваном беженцев, шедших на север от свирепствовавшей чумы, Власва была до неприязни скучной: окружённая с одной стороны речкой, а с другой лесами и болотами, она являла собой отличный пример места, где дни шли бесконечной чередой, и ничего не менялось. Лекаря это злило, а вот большинству горожан, напротив, очень даже нравилось.
Лечебница мученика Эвана производила унылое впечатление. Первый этаж здания, сложенный из красного кирпича, утонул в зыбкой глине почти по самые окна. Два других, сделанные уже из более привычного для архитектуры Власвы дерева, покосились, да так сильно, что только слепой мог не заметить наклона. Не впечатлял и фасад: краска на нём если и появлялась, то только в виде надписей. Об ограде и говорить было нечего – живых свидетелей её установки и последнего ремонта, случившегося примерно в одно время, уже не осталось.
Но не только это вызывало уныние. Город словно отгородился от лечебницы невидимой чертой со всех сторон, отказываясь принимать строение за часть себя. Черту эту никто не спешил занимать, хотя здесь, почти в самом центре правобережной Власвы, районе, всегда считавшимся наилучшим для жизни, земля стоила баснословных денег. Другие здания вокруг жались друг к другу так тесно, что, наверное, уже было и нельзя понять, где заканчивается внешняя стена одного дома и начинается внутренняя другого.
Причина такого плачевного состояния крылась, как это ни странно, отнюдь не в недостатке средств или жадности. Напротив, Рентан ни разу не видел, чтобы почтенный Витиас – престарелый владелец лечебницы – потратил хоть грош на себя. Что уж говорить, если персонал жил в его собственном особняке, который превратили в общежитие. Тот располагался рядом, всего в паре кварталов. Сам Витиас, может, и хотел бы потратить своё немалое состояние на себя, но ему бы такое с рук не спустили.
Впрочем, за опоздания и праздношатания здесь карали ничуть не меньше эгоистичных растрат:
– Доброго утра, Рентан, – раздался властный, притворно вежливый голос, не успел лекарь толком войти.
«Ждала меня, значит, сейчас начнётся», – подумал Рентан с оторопью, а затем обернулся с вымученно-виноватой улыбкой и сказал заискивающе:
– И вам доброго утра, Миловида. Да благословят ваши труды Двенадцать.
С женщиной на деле управляющей лечебницей, в отличие от мужа, который просто распоряжался финансами и решал юридические проблемы, они не ладили. Миловида была хорошим человеком: трудолюбивым, с острым чувством справедливости, по своему добрым в конце концов. Только вот Рентана она не любила. С самой первой их встречи и на протяжении двадцати лет без каких-либо изменений. Даже терпела лишь с большой натяжкой – из-за таланта. За весь этот немалый срок разве что уважения стало несколько больше.