Скидамаринк
Шрифт:
– Что за список?
– Это один из неофициальных списков, существующих в крупных компаниях. Туда вносят сотрудников, допустивших серьезные ошибки или не проявивших лояльности по отношению к компании.
– Потом трудно найти работы? спросил священник.
– Конечно.
Барбара взяла стакан обеими руками и, молча, склонив голову, стала смотреть на него. В тот момент она казалась очень одинокой, и было сложно не проникнуться к ней симпатией.
– Вы жалеете, что поступили подобным образом? спросил я.
– Разумеется,
– Но что побудило вас поступить именно так?
– Не знаю. Может быть, юношеское бунтарство вкупе с феминистскими идеями и здоровой дозой наивности.
– Сегодня Вы бы так не поступили?
Она покачала головой.
– Нет. В моей нынешней должности я не хочу, чтобы мне задавали вопросы. Это закон конкуренции, нормального функционирования экономики. Я получаю деньги и все. У меня есть возможность много зарабатывать, делая то, что меня просят, и если я этого не сделаю, это сделает кто-то другой.
Магнус не мог сдержать улыбки, потому что не был введен в заблуждение такого рода аргументами. Витторио поднялся с дивана, давая всем понять, что настало время снять напряжение.
– Пора попробовать настоящую итальянскую пасту.
Все молча отправились на кухню.
Магнус еще раз тщательно помешал соус, Барбара стряхнула макароны и положила их в тарелку, Витторио натер сыр, я предложил накрыть на стол.
Недалеко от часовни росли три красивых дерева. У Магнуса возникла отличная идея перенести туда стол из кухни. Иногда, когда он был общительным и в хорошем настроении, в своей нелепой соломенной шляпе, он производил впечатление простого парня в отпуске, и было трудно представить, что он является одним из величайших генетиков в мире.
Витторио открыл бутылку Кьянти урожая 1988, его «персональное» церковное вино, как он любил говорить. Джемерек поразил нас тем, что разбирался в винах: немного пригубив нектар, он сообщил нам о его фруктовом аромате и послевкусии цветов и ванили. Барбара сначала отказывалась пробовать спагетти, она достала из своей сумки пачку пшеничных хлебцев и небольшую упаковку хлопьев.
Без лишних разговоров Магнус выбросил все это в мусорное ведро. Немного повозмущавшись для вида, Барбара, все-таки, попробовала спагетти. Тем не менее, она твердо отказалась от вина и пила только воду. Она не понимала, что потеряла, Кьянти оказалось превосходным.
Уже давно стемнело. Витторио зажег старую лампу, в то время как Барбара упорно жаловалась на комаров. Джемерек рассказывал нам о Советском Союзе. Я же смотрел и слушал молча. Уже три года, как принимаю пищу в полном одиночестве. Нет, я не жалуюсь, это мой осознанный выбор. Однако мне было хорошо в компании этих людей, которые еще несколько часов назад были для меня просто незнакомцами.
В церкви я и Магнус сидели на разных скамьях. Мы заняли свои места во второй половине дня. Витторио устроился на маленьком стуле возле исповедальни. На коленях у него была пепельница, он закурил сигару. Барбара ходила вокруг и прикасалась ко всему, что попадалось под руку.
– Чем ты ежедневно тут занимаешься, Витторио? спросил Магнус, – Это конечно милое здание, но хватает ли здесь овечек, которых нужно наставлять на путь истинный?
– Я сам попросил направить меня сюда, – ответил священник, – Это один из способов поразмышлять и обновиться духовно.
По его тону, которые впервые за день потерял свою спокойную уверенность, я догадался, что сейчас он переживает период сомнения в своем призвании. Мое впечатление подтвердилось, когда мы все задались вопросом, верил ли мы в Бога.
По данному вопросу я был очень категоричен. Каждый раз, когда мне задавали этот вопрос, я отвечал красивой фразой Симоны де Бовуар: «Легче вообразить мир без Творца, чем Творца, соединяющего в себе мир».
Казалось, Магнус почти извиняется за свое неверие. В качестве оправдания он апеллировал к культурно-социальным переменам:
– Как ученый из бывшего советского Союза, я не могу позволить себе верить в Творца.
Все с интересом ждали ответа Барбары.
– Я верю и в Бога, и в Будду.
Витторио улыбнулся. Я не мог критиковать ее за такой ответ.
Мадемуазель из того вида людей, которые берут из каждой религии, то что их устраивает, и затем создают свою собственную из этих частей.
– И не вижу в этом ничего плохого, – начала защищаться она.
– Вы хотите пользоваться преимуществами разных религия, не принимая их ограничений. Сегодня вы верите в буддизм, потому что это можно, а завтра вы вступите в секту египетских богов, и начнете делать подношения богу Ра.
– Я не представляла, что вы так консервативны.
– Я не консерватор, парировал я, – просто я представлял вас не как бизнес-леди, а скорее как манекен, девушку по вызову.
– Я выпускница Беркли!
– Возможно, но тем не менее, вы не знаете в какую эпоху жил Леонардо да Винчи, и я уверен, что вы не отличите Моне от Мане. В Беркли вам, видимо, забыли рассказать, как нужно одеваться, когда едешь в церковь.
– Я выгляжу достойно!
– Ладно, все, проехали.
Барбара двинулась к выходу, крича на ходу:
– Вы чертов мудак!
Магнус бросил на меня суровый взгляд, как будто я был провинившимся ребенком.
– Полегче, МакКоул, она все еще в шоке после взрыва машины, а вы были очень грубы.
Я только развел руками. Барбара была прекрасным манипулятором, и мои два друга попались на ее удочку.
– В то время, как вы сводите счета с друг другом, Стейнер медленно умирает, – заметил Витторио с упреком.
– Ну и что! вспылил я, – мы не ответственны за жизнь этого человека, которого каждый из нас считает настоящим ублюдком!