Скиф-Эллин
Шрифт:
Я стою на склоне горного отрога у старого дуба, толстого, в три обхвата, и раскидистого. Под его кроной разместилась бы на отдых целый лох, но все гоплиты сейчас в долине между горными отрогами, примерно в километре от нас. Слева от меня стоит Скилур. Он теперь всегда рядом со мной в бою, готовый умереть ради спасения своего названного старшего брата. Никого не смущает, что скиф будет воевать против скифов. Кочевники иногда воюют между собой, не поделив водопой во время засухи или потеряв скот из-за мора и решив восполнить за счет соседей. Да и среди черноволосых и темноглазых тавров попадаются голубоглазые блондины, скорее всего, попавшие в плен скифские дети и ставшие членами таврской семьи. У тавров рабство патриархальное, становишься младшим членом семьи с ограниченными правами. Справа от меня стоит носатый тавр по имени Бутунатос, изредка бьет пальцем, словно по струне лиры, по тетиве составного лука среднего размера и средней упругости. Мой лук тавр натянул с трудом. Предполагаю, что убойная сила таврского лука где-то
Влево и вправо от нашей группы, прячась за другими деревьями, как и на противоположном отроге, стоят таврские лучники и пращники, готовые к бою. Ждем скифов. Кочевники были заранее предупреждены, что отряд херсонесцев идет с ними воевать, мстить за Керкинитиду. В городе, кроме рабов, живет небольшое количество свободных скифов, решивших завязать с кочевой жизнью, приобщиться к греческой культуре. Кто-то из них отрекся от прошлого и зачислил себя в эллины, хотя, кроме него, никто так не считает, кто-то остался кочевником и решил помочь своим соплеменникам. Короче, скифы знали о готовящемся походе задолго до того, как мы миновали городские ворота, и имели возможность подготовиться к встрече с нами. Их лагерь километрах в пяти от места засады. Скифы пришли туда вчера вечером. Сейчас они наплывали несколькими большими лавами на выстроенную, короткую и неглубокую, в четыре шеренги, фалангу гоплитов, на флангах которой расположились две группы всадников, человек по тридцать в каждой. Кочевников было тысяч пять, то есть примерно на порядок больше, чем херсонесцев. Это вроде бы не показалось скифам подозрительным. По крайней мере, тактически грамотно заходят фаланге во фланги, на ходу осыпая стрелами по навесной траектории. Победа над македонцами вскружила им головы.
Херсонесцы своим поведением показывают, что не ожидали, что врагов будет так много. Фаланга, прикрывшись щитами спереди, с боков и сверху, способом «черепаха», как я научил, пятится в сторону гор. Мол, извините, ребята, зайдем в следующий раз, когда вас будет поменьше! Херсонесские всадники и вовсе перебрались с флангов в тыл. У них щиты маленькие, трудно закрываться от стрел, летящих в большом количестве и непрерывным потоком. Время от времени из фаланги выпадает раненый или убитый гоплит. Раненый, если хватает сил, закрывает щитом тело и голову. Тоже, как я учил. Конь, если видит, никогда не наступит на человека. Да и любое другое препятствие обойдет или перепрыгнет. Скифский всадник своим коротким мечом-акинаком теоретически может дотянуться до лежащего на земле человека и добить, но вряд ли будет делать это. У него есть задача поважнее, а раненый никуда не денется, после победы в сражении заберут его в плен. Если ранен легко, продадут в рабство, если тяжело, еще с живого сдерут скальп и только потом прикончат. Скифы, как и американские индейцы, скальпируют убитых врагов. Гоплиты знали, что им уготована роль наживки и что их ждет в случае попадания в плен. Никто не струсил, не закосил под благовидным предлогом. Херсонесцы, конечно, не спартанцы, но готовы пожертвовать жизнью во благо своего полиса. Что ожидаемо, потому что осваивать новые земли отправляются пассионарии, для которых цель, идея важнее жизни.
Фаланга, оставив дорожку из раненых и убитых, заходит в узкое место долины. Тут у херсонесских всадников сдают нервы, они подгоняют коней и, бросив соратников-пехотинцев, быстро скачут по дороге к лесу, чтобы спрятаться за деревьями от стрел. Гоплиты тоже бросают свои длинные и тяжелые копья, закидывают щиты за спину и бегут плотной толпой. Завидев это, скифы, обстреливающие с дистанции метров сто-сто пятьдесят, прячут луки в гориты, достают акинаки и все вместе скачут за удирающими врагами. Они решили, что наступила самая приятная стадия сражения — уничтожение трусов, не оказывающих сопротивление. Сейчас они узнают, что на самом деле началась самая приятная стадия операции «Убегающий заяц» — уничтожение лохов, не оказывающих сопротивление.
Я оборачиваюсь к трубачу, который с приоткрытым ртом наблюдает, как скифы догоняют его удирающих сограждан, и приказываю:
— Труби.
— Да, — быстро произносит он, сглатывает слюну, нервно вытирает губы, после чего прикладывает к ним мундштук и издает громкий протяжный звук, который, как пластиковый шарик во время игры в пинг-понг, начинает метаться между горными отрогами, удаляясь в сторону степи и затихая.
Моя первая стрела прошивает скифского воина в явно захваченном при разгроме македонцев шлеме беотийского типа, чешуйчатом доспехе и с горитом, украшенным золотыми пластинками. Следующая находит другого обладателя беотийского шлема, а третья — дырявит еще один чешуйчатый доспех. Дальше бью, не выцеливая. Осыпанные стрелами и камнями с двух сторон, скифы начали сбиваться в кучу в середине долины. Инерция движения вперед уже погасла, а задний ход еще не включился или включился, но не набрал обороты, потому что мешают задние. Кстати, в скифском языке нет слова «назад», а надо развернуться и продолжить
Отступавшие гоплиты, бросив ненужные тяжелые щиты, вернулись к месту бойни и принялись добивать раненых врагов короткими мечами и кинжалами. Наверное, вымещали злость за все, что натерпелись, отступая, за убитых и раненых товарищей.
— Оставьте одного скифа живым! — крикнул я со склона и начал спускаться в долину, потому что не был уверен, что приказ выполнят.
Вся долина была заполнена по большей части живыми лошадьми и мертвыми людьми. Животные, переступая осторожно, удалялись от трупов к склонам отрогов, чтобы пощипать начавшую желтеть траву. Утром их не покормили, чтобы были злее. У скифов лучшим боевым конем считается тот, который кусается. То, что такой конь кусает всех подряд и в первую очередь хозяина, выдается за продолжение его достоинств. С обоих склонов спускаются воины и начинают собирать и сортировать трофеи. Часть сгоняет в табун лошадей, а остальные складывают в одну кучу шлемы, в другую доспехи, в третью щиты, в четвертую гориты с луками и стрелами, в пятую акинаки… Потом это все будет поделено на глазок напополам, кинем жребий, и одну половину заберут и разделят тавры, вторую — херсонессцы. Мне и полемарху Харисию, который командовал фалангой и отделался легким ранением в ногу, достанется десятая часть на двоих, командирам лохов и отряда всадников — по три доли, командирам эномотий и рядовым всадникам — по две, урагам — по полторы, рядовым гоплитам и двум десяткам лучников-греков — по одной.
Как поделят добычу тавры, не знаю, это их проблема. Они сейчас не только собирают трофеи, но еще и отрезают головы у мертвых врагов. Наверное, пришло время обновить украшения на шестах на башне. Говорят, такие же шесты стоят в каждой деревне и в каждом храме богини Девы, которая, как и положено женщине, обожает высасывать мозги из мужских голов. Несколько шестов воткнут возле могил погибших в бою. Скифы таки успели ответить и застрелить шестерых тавров. Как мне рассказал Харисий, покойников отвезут в родные селения и положат в родовые каменные ящики. Это выдолбленная в твердом грунте яма полтора метра в длину, метр в ширину и глубину, у которой боковые стенки — обтесанные, каменные плиты, а пятая плита, по словам полемарха, весом сто талантов (более двух с половиной тонн) служит крышкой. Покойника кладут скрюченным на кости похороненных раньше родственников. Если останков слишком много и новенький не влезает, часть костей выбрасывают, оставляя только черепа.
Я успеваю отстоять молодого скифа, которого ранило в правую руку выше локтя и придавило убитой лошадью. У него на щеках и подбородке редкий светлый пушок. Скифы не бреются. Отсутствие растительности на лице считают привилегией баб и скопцов.
— Найди и приведи раненую лошадь, на которой он сможет доскакать до своих, — приказываю я Скилуру, после чего поворачиваюсь к пленнику, ровеснику моего «младшего брата», и говорю: — Передай своим соплеменникам, что, если они еще раз надумают напасть на Херсонесс, мы вместе с нашими друзьями таврами дадим вам достойный отпор, после чего новые черепа погибших скифов будут украшать жилища тавров.
По скифским верованиям тело без головы не попадет в их загробный мир, где в бескрайней степи пасутся неисчислимые табуны лошадей, а будет шляться по этому миру, разыскивая ее. Поэтому кочевники, убив знаменитого воина, тоже отрезали у него голову и делали из черепа чашу, из которой пили вино на пирах. Даже не сомневаюсь, что скифы не раз еще припомнят таврам осквернение тел погибших соплеменников. Живя в разных экосистемах, они никогда не воевали между собой, если не считать мелкие стычки во время попыток тавров угнать скот. Теперь между ними кровь, отягощенная осквернением трупов — и это главный результат сегодняшнего сражения. Должно пройти очень много лет, прежде чем скифы простят и захотят вместе с таврами напасть на Херсонесс или любого другого общего врага. Так что фэн-шуй на оба ваших дома!
51
«Альбатрос» острым носом разрезает невысокие волны цвета бирюзы, приближаясь к африканскому берегу возле нового города Александрия. Пока что нет знаменитого маяка, даже не начали строить, так что ориентируемся на высокие городские башни. Они еще не закончены и не соединены стенами, и складывается впечатление, что Александрию недавно захватили и разрушили. На самом деле она уже три года строится по жесткому плану архитектора Денократа. Как мне рассказали купцы, посещавшие Александрию, улицы в ней пересекаются под прямым углом, разделяя город на прямоугольные кварталы одного размера и на площади, кратные этим прямоугольникам. Единственное исключение — царский дворец, которому отведена квадратная площадь в центре. На строительстве трудятся тысячи рабов, пригнанные сюда из Азии. Царь Александр все еще воюет, захватывает новых рабов и часть их посылает сюда, чтобы пополнить убыль. Тяжелая работа в испепеляющую жару при плохой кормежке быстро сводит в могилу. Говорят, что редко какой раб выдерживает больше года.