Скиф
Шрифт:
– Пусть лечится.
– У них денег таких нет!
– И у нас, – заверил твердо. – Варя, не будь глупой – Дим много, ты одна. Тебя разводят, как дурочку…
– Мы любим друг друга!!.. Я прошу тебя, слышишь? Я умоляю, – зашептала жарко, готовая встать на колени прямо посреди улицы. – Помоги. Мы отдадим потом, папа, копить будем, работать.
Виктор Николаевич жестко выдал:
– Медицина
– А лечение платное!
– А причем тут ты или я?
– Хочешь, чтобы я умерла? – прошипела угрожающе. – Если с Димочкой что случиться, я жить не буду, понял?! Я думала вы люди, а вы нелюди! Человек умирает, а вы на своих деньгах сидите!..
– Спасибо, дочь! – бросил рассерженно и отрубил связь. У Вари от обиды горло перехватило.
Это до какой степени нужно быть черствыми и жадными, чтобы человеческую жизнь ценить меньше, чем какие-то пятьсот тысяч? И это ее родители? Любимый папочка, любимая мамочка?
Шагу она больше домой не сделает! Ни на один звонок отца не ответит! Пусть поволнуются, может тогда одумаются!
И направилась к Зябликовой. Одна голова хорошо, две лучше. Может Люба что-то дельное присоветует, может сама успокоится и что-то сообразит. Не может быть, чтобы выхода не было, чтобы из – за каких-то паршивых денег вся жизнь в черту летела. Быть не может, чтобы не достать их и не спасти Диму. Он бы точно для Вари, какую хочешь сумму достал и она не хуже, и она достанет, спасет его.
Додавит на мать, получит деньги, а Димочка жизнь.
Но чем дальше от дома, тем тяжелей шаг от понимания: если мама уперлась, хоть кричи, хоть ногами топочи – не сдвинуть, бесполезно. Не даст.
А отец… Ну что отец? У него своя жизнь, другая, в другом городе, другой семье. Когда они последний раз виделись? Лет пять назад? Чужая она ему, чужая…
Что делать? Где денег взять? Она ведь Наине Федоровне обещала, та надеется, и Дима. Наверняка ему легче от мысли, что не один он, что Варя не отошла, а помогает, что ему, что его матери. И верит в нее, надеется. Не может она его подвести, их будущее по сути.
– Все будет, Димочка, все будет. Я найду, я придумаю, – прошептала, смахивая слезы с лица.
Так и явилась зареванная перед Любой. У той брови под челку уползли:
– Ты чего? Бросил да? – протянула, впуская подругу в квартиру. Одно у той на уме.
Варя головой отрицательно качнула:
– Хуже, – осела на пуф в прихожей, сумочку обняла с испугом и надеждой на Любу глядя. Зябликова умная, Зябликова рассудительная, опытная, подскажет.
– Чего „хуже“? – оторопела та.
– В больнице он, в реанимации. Пятьсот тысяч нужно на лечение, иначе конец. Где взять?
– Чего? – все больше терялась Люба.
– Деньги! Срочно надо. А сумма не маленькая. У моих есть, точно знаю, да уперлись, жлобы. Ненавижу! – разревелась вновь. Люба насупилась, соображая и рявкнула:
– Тихо! В ванну иди, умойся, успокойся и потолкуем. Варя притихла, лицо оттерла:
– Ничего не понимаю, туман в голове, – призналась, надеясь, что это послужит оправданием истерики.
– Вижу, – проворчала Зябликова, дверь в ванную открыла. – Прошу, только чур, не топиться.
– А я бы с удовольствием, – шмыгнула носом девушка. – Как подумаю… Почему так, а? Ведь все хорошо было! – скривилась, готовая опять разрыдаться.
– Глупые вопросы не задавай, – отмахнулась подруга, запихивая девушку в душевую. Пошла на кухню, кофе приготовила, хлопнула перед Варей чашку:
– Полегчало?
Та лишь вздохнула. В голове от холодной воды не прояснилось и глаза по – прежнему щипало от наворачивающихся слез. Безысходность одолевала.
– Где деньги взять?
– „Где, где“? Заклинание прямо.
– Да хоть криво! Диме плохо, если в клинику не поместить, врачи ни за что не ручаются. Спасать его надо. И всего какие-то пятьсот тысяч!
Люба присвистнула:
– „Всего“, – у виска крутанула. – Это тебе не пять рублей и не пятьсот. Треть квартиры считай или машина.
– Какая-то квартира и человеческая жизнь! Сравни!
– А я что? Что кричишь?
– Ничего. Делать, что не знаю, – сникла. – Мать уперлась – не дам. А у нее есть. Отец… трубку бросил.
Люба подумала и кивнула, ложку облизав:
– Правильно, что не даст. Кто такой Дима? У тебя этих Дим может сотня впереди…
– И ты туда же? Люблю я его, ясно, нет?! А он меня!
– На здоровье!
Девушки надулись друг на друга, посидели и смирили обиду. Люба к Варе подвинулась:
– Что с ним приключилось?
– Почки отказывают.
– О – о – о! Инвалид?
– Типун тебе на язык!.. Да.
– О – о – о, и оно тебе надо? Забей, а? – поморщилась. – Сдалось тебе из – за калеки на ладан дышащего нервы себе портить. Ты б на себя посмотрела, за ним что ли, на тот свет собралась?