Скифская чаша
Шрифт:
Где еще откопаешь таких людей? Эти уже подкормлены, знают таксу за услуги, а к другим еще надо было бы искать подход, и неизвестно, найдешь ли...
Леонид Павлович сел напротив Президента, белоснежной салфеткой вытер вспотевшее лицо и потянулся к фужеру, наполненному Валерой.
«Хамье, — неприязненно подумал Президент, — разве так ведут себя в изысканном обществе?»
Но Гудзию, вероятно, было наплевать на все изысканные общества мира — осушил фужер и заявил:
— Голоден как черт. Уже начало девятого, а я не ужинал. И домой не зашел, задержался в главке.
— Несут, — не без торжества промолвил Президент, — уже несут, и сейчас все будет.
Увидев «Арарат», Леонид Павлович с уважением посмотрел на Президента, однако сразу же забыл о нем и стал накладывать в тарелку салат. Подцепил вилкой кусок жирного балыка, намазал маслом ломоть белого хлеба и лишь тогда выжидательно посмотрел на Президента. Тот взял рюмку.
— Будем, — сказал коротко. Не любил долгих тостов. Тосты нужны для девушек, слушают и раскисают, а «деловые» люди потому и называются «деловыми», что умеют делать дела, а не болтают.
— Будем, — повторил Леонид Павлович, и они выпили. Гудзий сразу жадно набросился на еду, а Президент поковырял вилкой салат, пососал маслину и налил по второй.
— Куда гонишь? — запротестовал Леонид Павлович, но Президент отмахнулся: не хочешь, не пей, а сам сделал маленький глоток. — Ты уже заказал горячее? — спросил, жуя, Леонид Павлович. — Я бы не возражал против вырезки.
Президент кивнул и повернулся к дверям, где стоял официант. Тот сразу заметил это движение и скользнул к их столику. Наклонился к плечу Президента и слушал внимательно.
— Кто сегодня на кухне, Вася? — спросил Президент.
— Шеф?
— Я бы на твоем месте не задавал глупых вопросов.
— Извините. Платон Кондратьевич.
— Передай Платоше бутылку шампанского, — приказал Президент. — И скажи: мы не против вырезки.
— Сейчас обязательно передам... — буквально расцвел в улыбке официант.
Он поспешил на кухню, а Президент поучительно сказал Леониду Павловичу:
— Что официант? Пешка, от него почти ничего не зависит. Ему на поднос поставят — принесет. А ты шефу угоди — он тебе в вырезку душу вложит, не говоря уже о приправах. Вот увидишь, Платоша нам сегодня такой соус выдаст, пальчики оближешь.
К вырезке официант принес вторую бутылку коньяка, и Президент решил, что Леонид Павлович созрел для разговора. Потому, когда Гудзий потянулся к «Арарату», Президент перехватил его руку.
— Подожди, Леня, — сказал, — ешь это Платошино творенье и слушай меня как следует.
Гудзий положил вилку. Знал: в ресторан позвали недаром, вот и начинается настоящая беседа. И нужно взвешивать каждое слово, иначе этот тип обведет вокруг пальца — главное, мера риска и плата, важно не продешевить.
— Ешь, Леня, — продолжал Президент чуть ли не нежно, будто имел дело с капризным ребенком, но Гудзий решительно покачал головой:
— Говорите, что надо. — Глаза у него напряглись.
— Ничего особенного. Во-первых, дела с металлом пока что прекращаем. До лучших времен.
— Что-то случилось? — Леонид Павлович испугался.
— Ничего особенного, Манжула наследил... — не хотел Президент сообщать об этом, но в последний момент решил, что нужно: немного постращать этого министерского гуся не мешает — станет осторожнее и будет знать, что именно ждет его в случае отступничества. Потому и добавил угрожающе: — Наследил Манжула и погиб. На тот свет унес все тайны.
— Михаил Никитович? — не поверил Гудзий.
— Да, Манжула, — подтвердил Президент и продолжал, зная, что делает ошибку, однако не в силах остановиться, все же коньяк ударил ему в голову и развязал язык: — Слишком умным оказался Михаил, деньги за последний вагон себе в карман положил, к тому же милиция на него вышла, сам в этом признался, вот и пришлось убрать.
— Убить? — ужаснулся Гудзий.
— Называй это как хочешь, Леня, но нет больше Михаила Манжулы. И не будет никогда.
Леонид Павлович невольно отшатнулся от стола и спросил испуганно:
— Вы?
— Ну что ты, дорогуша, есть разные способы. — Вдруг врожденная осторожность взяла в нем верх и он объяснил: — Я к этому не имею отношения. Нет Михаила, так и нет, и пусть земля будет ему пухом.
— Как он погиб?
— Не все ли равно? Шел по берегу моря, оступился, не удержался, упал с высоты на камни. Несчастный случай.
— Так я и поверил...
— Говорю: несчастный случай, и должен верить. Но сам понимаешь — с металлом теперь опасно. Что милиции известно, за что уцепились — мы не знаем. Еще один вагон — и должны переждать. До конца года.
Леонид Павлович разгладил на столе смятую салфетку. Сказал, глядя на Президента исподлобья:
— Все это правильно, береженого и бог бережет, но я рассчитывал... И жена договорилась насчет нового гарнитура...
— Сколько? — спросил, будто гавкнул, Президент.
Гудзий хотел сказать: три, однако вовремя запнулся и с трудом выдавил из себя:
— Пять тысяч. Знаете, мебель подорожала.
— Получишь.
— Благодарю. — Леонид Павлович вздохнул с облегчением и наполнил рюмки. Но Президент помахал указательным пальцем.
— Погоди, — остановил, — эти пять кусков надо заработать.
— Считаю, что мой вклад... Я уже не говорю о Гавриле Климентиевиче! Что вы без нас?
— А что ты без меня? — рассвирепел Президент.
— Хорошо, — попятился Гудзий, — что нужно?
— Мелочь... Подпись товарища... — назвал фамилию начальника главка. — Это из вашего же министерства, и должен найти ход.
Гудзий покачал головой:
— Но в том главке у меня никого нет.