Скиталец
Шрифт:
Из темноты выплыла голова размером с дом – половину одутловатого лица занимала черная беззубая дыра рта. Выпученные глаза, с крошечными точками зрачков, бешено вращались. Слева кто-то захрипел, но скоро хрип сменился мощным хищным ревом. Огромная голова нырнула вниз – на мгновение мелькнул белесый костистый хребет – и исчезла.
Все звуки стихли. Алина, ощущая себя безвольной куклой, снова шагала в тишине. До леса было уже рукой подать. Она видела, как тропа тянется среди деревьев, корявые ветви шевелились, словно змеи, и сплетались над тропой в подобие арки.
– Не оглядывайся…
Но она ни на секунду не забывала. Бесшумное, но ощутимое на уровне подсознания дыхание того, кто шел сзади, не давало забыть.
Алина ступила в пределы леса и тут же увидела среди кряжистых мощных стволов множество серебристых рыбьих глаз. Зеленое свечение над лесом пробивалось сквозь густые кроны, размытые блики плясали по листве и корням.
Глаза наблюдали за Алиной, сотни холодных бесстрастных глаз.
На тропу выскочил отвратительный жирный карлик с одутловатым лицом и тонкими костистыми руками. Он зыркнул на Алину, зашипел, разинув зубастую пасть, и скрылся среди толстых узловатых корней.
Неподалеку с треском и грохотом рухнуло дерево, после чего лес наполнили звуки, похожие на карканье ворон и хохот одновременно.
Карлики больше не прятались и все чаще появлялись у тропы. Они скалили пасти, морщили приплюснутые носы, скулили и выли, как псы. А ноги, будто существуя сами по себе, несли и несли Алину сквозь чудовищный лес. Ветви ворочались над ее головой, листва срывалась и, кружась в воздухе, падала на мерцающую тропу.
Но вот впереди показалось что-то белое. Алина вгляделась и поняла: это человек, который будто бы светился изнутри. Но нечто странное было в его фигуре, непропорциональное. Лишь достаточно приблизившись, разглядела сложенные крылья, ангел – о да, настоящий ангел, а никакой не человек – прикрывался ими точно щитом. Он был безликим – ни глаз, ни рта, ни носа, яйцеобразная голова с острым подбородком медленно поворачивалась на тонкой изящной шее то вправо, то влево.
За спиной ангела виднелись руины города – зеленые отблески играли на каменных остовах домов, изгрызенных временем башнях и мостовых, полуразрушенных стенах храмов. Похожие на лабиринт живописные, но пугающие развалины, насколько хватало взгляда.
Алина остановилась. Ангел перестал крутить головой и стоял теперь как мраморное изваяние. Ветви деревьев тянулись к нему, белесые карлики притихли. Но вот он резко расправил крылья, и ветви отпрянули, роняя листву, карлики взвизгнули и попрятались…
И Алина увидела, что скрывал ангел за щитом своих крыльев, и пожалела, что у нее есть глаза…
Это была девочка лет пяти с огромным синим бантом в светлых волосах, в белом платьице и в одной красной сандалии. Она отступила от ангела, глядя на Алину исподлобья, вытянула руку и указала на руины.
– Он там, – ее голос был тихим, но его отзвуки, как эхо, прозвучали многократно. – Скиталец ждет. Он заберет всех нас… всех нас… всех…
Глаза девочки начали выцветать, становясь блеклыми, бессмысленными. По волосам поползла седина. Малышка усыхала, превращаясь в скелет, обтянутый похожей на пергамент кожей.
– Заберет всех нас… – вновь услышала Алина. – Всех…
Ноги девочки надломились. Она упала и рассыпалась в прах. После нее на мерцающей тропе остались лишь платье, бант и красная сандалия.
Алине хотелось зажмуриться, не видеть, но законы сна были безжалостны: смотри и ужасайся. «Но зачем?! – восстал разум. – Зачем?! В этом нет никакого смысла…»
– Зачем, – прошептала она, пробуждаясь, будто выплывая из глубин темного омута. Заставляя сознание выплыть. Ей не хватало воздуха, не хватало сил…
Образы из кошмара закружились в голове. Алина, тяжело дыша, распахнула глаза: «Я здесь! Я уже не там! Спокойно! Спокойно!»
Она долго лежала, глядя в потолок. Подумала с досадой: «Приснится же такое!» Перед внутренним взором все еще стояла девочка-мумия с глазами как у древней старухи – образ, достойный горячечного бреда. Алине нередко снились кошмары, но этот… она его даже анализировать не желала, и уж тем более вспоминать подробности. Пускай скорее забудется к чертям собачьим. Пускай забудется!
Алина села на диван, вытерла ладонью испарину со лба и взглянула на настенные часы: 12.05. «Время ведьм» – как сказал однажды отец. Он произнес это всего лишь раз, во время похода с ночевкой на реку, но Алине эти слова почему-то запомнились.
Она надела тапочки, проведала безмятежно спящего Максимку и вышла из дома на крыльцо.
Воздух пах травами, в звездном небе светил месяц. Тишина и покой, лишь кузнечики ненавязчиво стрекотали да где-то далеко печально кричала ночная птица.
Алина смотрела на черную полосу леса за деревней и думала: «Туда не ведет никакая мерцающая тропа, и там нет безликих ангелов и мертвых девочек. Самый обычный лес. Самый обычный».
Она постояла еще минут пять и отправилась спать, очень надеясь, что кошмары больше не приснятся.
Глава вторая
В то время, когда Алина, стоя на крыльце, слушала сверчков и наслаждалась ночным воздухом, двое мужчин вошли на территорию кладбища. Один освещал путь керосиновой лампой «Летучая мышь», другой – нес лопаты.
Того, что постарше, звали Василий, и он, как и его спутник Леха, был сейчас безмерно счастлив. Еще бы, ведь сегодня вечером случилось настоящее чудо: его, простого грузчика с конфетной фабрики, похабника и законченного грешника, посетил самый настоящий ангел. Ангел, мать вашу! Сияющий и прекрасный!
Это произошло два часа назад, когда Василий только-только закончил свой ужин, состоящий из макарон с ливерной колбасой и чашки чая. Настроение было паршивое – еще с утра разнылась печень, и к вечеру лучше не стало. Он из-за этого даже на поминки Лира не пошел, боялся, что сорвется, нажрется, как свинья, а печень ведь не железная, верно? Его родной брат помер от цирроза, и у него все начиналось так же, с ноющей боли. Василий еще месяц назад собирался сходить к врачу, но все откладывал, боялся. А вдруг и правда цирроз? Нет ничего страшнее, чем выслушивать приговор. Он был из тех, кто тянет до последнего, надеясь, что само собой пройдет. И в конце-то концов, эта чертова печень болела ведь не каждый день, вот вчера, к примеру, и позавчера все было в порядке. Ну, почти в порядке.