Скитания души неприкаянной

Абрамова Юлия Александровна

Теперь меня никто не сторожил, я вольна была идти, куда вздумается. Само-собой, моя любопытная натура начала с изучения окрестностей. Я удалялась от костра кругами, разведывая порядок расположения строений и принципы разбивки жилищ, пусть даже и временных. Они располагались весьма, кстати, занятным образом - концентрическими, накладывающимися друг на друга кругами - словно лепестки не до конца раскрывшегося цветка. Весьма мудрено... и красиво. Общий костер находился чуть в стороне от центра - одинаково достижимый с любой точки стоянки. Лошади были вольны ходить, где вздумается, но, видимо, с детства приученные, явно не пересекали определенную черту -там, где ходила большая часть людей. Они курсировали вокруг лагеря, словно огибая лепестки, и в самой ближней точке соприкосновения с людской частью стояли неподалеку от костра - не мешая, но находясь в пределах досягаемости в случае острой необходимости. Как так можно выучить животинку - ума не приложу. Во время моих блужданий я наткнулась на место, где другие лошади уже решили потихоньку укладываться спать - не все они, оказывается, стремились быть поближе к человеку. Пока я к ним присматривалась, ко мне подошла лошадь и приветственно фыркнула. Яблок у меня с собой не было, поэтому я просто погладила ее по морде. А потом еще и по шее, и по туловищу... Снова вернулась к морде - хороша животина! А она молча млела под моими руками - видимо, я ей понравилась. Когда я уходила, она грустно фыркнула мне в спину...

Собственно, дальше потекла обычная, ничем не примечательная жизнь. Меня приняли в семью и учили жизни в новых для меня условиях. Действительно, они лишь ненадолго остановились тогда, когда случайно вместе с вечерней рыбой выловили меня. Уже на следующий день после описываемых событий, они снялись с места и пошли дальше. Дальше от скального обрыва, от истока реки, от места, где я осознала себя в новом теле. Всегда грустно прощаться с прошлым, даже если ему всего два дня. Передвигались довольно упорядоченно, но не в строгой дисциплине, меняясь с течением дня по группам, разделенным общими интересами. Вещей у

них было на удивление мало, несмотря на то, что поход был довольно длительным. Самое тяжелое несли лошади - те, что ночью раньше всех укладывались. Соответственно, те, что стояли неподалеку от костра, были верховыми и всадники частенько забегали далеко вперед, проверяя проход или уезжали назад, прикрывая идущих от неожиданностей. Вообще, с лошадями тут очень интересные отношения. Есть общие лошади, лелеемые всеми и есть лошади, которые выбрали себе хозяев. Далеко не у всех была своя собственная лошадь. И те счастливцы, которые обладали лошадью, лелеяли их просто сверх всякой меры и были особо уважаемы, думаю, в силу объективных причин - чуть что, на лошади быстрее можно среагировать. Сами лошади, впрочем, не хуже всякой собаки были привязаны к своим хозяевам - норовистые под чужаком, хозяина слушались беспрекословно. Когда у лошадиной пары появлялись жеребята, все безжеребые жители деревни приходили их смотреть - и если жеребенок к кому тыкался носом, а тыкнутый принимал жеребенка - считалось, что они нашли друг друга. Кстати, такое бывало далеко не всегда. Даже окруженные всемерной любовью, новорожденные жеребята частенько сторонились людей - кто знает, может, порода такая? Недоверчивая? Нашедших друг друга было очень мало, но это была связь до гроба. Такая вот взаимная любовь. Я было сначала подумала, что, не успевши появиться, уже обзавелась таким же другом, но меня ждало разочарование. Та лошадь, что доверчиво тыкалась в меня носом вечером, была лошадью-учителем для молодняка индейцев. На ней учились ездить все в деревне. Вот и подходила она ко мне знакомиться - новенькая же. Ведь вне зависимости от того, была ли у тебя своя личная лошадь или только общественная, а ездить верхом умели все поголовно. Кстати, колесо есть даже у индейцев и пусть мне не говорят, что они дикари - простенькое, совсем непривычное для моего современного глаза, но колесо - есть!!! На нем и катили типи, да еще вещи, что потяжелее. Остальное, весьма немногочисленное, несли в руках, ничуть не заморачиваясь весом и шли, кстати, весьма ходко. Кенайа теперь неотступно следовал за мной - учил языку, хозяйству, обычаям. С лошадью было легче - какие-то навыки у меня, как ни странно, остались после "Сказки". Я научилась готовить по-ихнему, научилась распознавать виды ветров, научилась узнавать что можно есть, а что не стоит. Узнала, как распознать скрытый в породе гор разлом, как не попасться на охотничьей тропе животных, как узнавать, что впереди есть водоем, распознавать своих и чужих - это вообще целая песня, но издалека хватает и пары признаков. Я все так сумбурно, потому что сама до сих пор не могу уложить все это в голове - меня обучали всему и сразу - плюя на языковой барьер, на разницу культур, на мою, хм, одержимость. Просто - жили рядом и учили, как свою. И это давало плоды - пусть связно я все вряд ли смогу сейчас описать, но на подкорке что-то явно откладывалось, потому что видеть вокруг я стала больше, распознавать знаки этих степей яснее, понимать окружающих людей лучше. И, знаете, они жили - гармонично. Непонятно и странно для взгляда со стороны, они жили, идеально вписываясь в среду обитания, и тем привлекли мое немое обожание. Я, вообще, очень уважаю такой, гармоничный образ жизни. До сих пор не могу понять, почему Кенайа со мной не расстается - то ли я ему понравилась, то ли ему было поручено меня воспитывать, если уж выловил, сам он захотел или его попросили?.... Почему-то в какой-то момент это стало для меня важно. Немного привыкнув к себе, к нему и к жизни, в которую попала, я поймала себя на мысли, что он-то мне очень нравится, но я опять-таки не знаю - мои это чувства или девушки, что потихоньку, под влиянием обычной размеренной жизни стала просыпаться, заставляя меня потесниться. А мне-то как раз начала надоедать такая жизнь. Поначалу мне все было интересно и я не понимала тех, кто говорил, что ему скучно. Но, оказывается, все дело было в новизне ощущений. Чем больше она притуплялась, тем скучнее становилось и мне. Знаете, самый лучший способ избежать одержимости - жить самой обычной жизнью. Я теперь в глаза плюну сценаристам фильмов про одержимых - ну скажите мне, нафиг занимать тело человека, если оно изо дня в день занимается одним и тем же? Ходит на одну работу, возвращается в одно место, делает одно и то же? Интересны те, чья жизнь кипит впечатлениями - вот у них есть реальный шанс стать одержимыми. Заявляю со всей ответственностью беса! Мне самой начало становиться скучно. Восемь дней - и ощущения притупились, мне хотелось приключений, куда-то нестись, что-то делать, что-то узнавать. Но я все равно оставалась - ну красиво тут у них, необычно, да и Кенайа... В-общем, как раз через две с половиной недели мы пришли туда, куда стремились. Тут и впрямь сразу было видно, что живут прочно и давно. Вроде те же типи, но куда основательнее и мощнее сделаны - выше, просторнее, прочнее. Домашняя живность, разделанные участки земли с посадками, хозяйственные пристройки. Очень непривычно для меня и интересно. Самое забавное было все же пока вычленять в речи индейцев знакомые слова - непонятная вязь слов и среди нее, как бриллиант, известное выражение. Таких день ото дня становилось больше. Поэтому я легко смогла понять, почему меня спокойно приняли оставшиеся здесь - те, что впервые меня увидели. Из-за шамана. Доверие к нему было почти безграничным. Таким, что впечатлило даже меня. Одно то, что он принял меня, хватило для того, чтобы никто меня не боялся. Даже вождь - внушительный дядя в летах, только осмотрел меня, подозвал шамана и что-то уточнил. По-моему, он тоже имел навыки шаманизма и увидел, что я - это не совсем я, по крайней мере, взгляд его прошелся по мне точно так же - сначала прямо, потом по бокам, потому вверх-вниз. Шаман что-то объяснил вождю и тот качнул головой, размышляя, снова оглядел меня, а потом просто развернулся и ушел. Оказалось, что так меня приняли. Вот, кстати, сейчас пишу и удивляюсь, как много всего мне удалось запомнить - казалось, я была там набегами, по схеме, отработанной еще в "Сказке" и, когда выходила, отмечала только сам факт моего там нахождения, а сейчас печатаю и удивляюсь, сколько подробностей всплывает, заставляя раз за разом возвращаться и смотреть, написала я это или пропустила.

Как бы то ни было - мы прибыли и началась оседлая жизнь. Потянулись дни, наполненные заботами, учебой и привыканием. Я потихоньку привыкала жить индейской жизнью, их слова все более осмысленно звучали для меня, я увидела, как рождается дружба между жеребенком и человеком. Из двух жеребят один-таки подошел, покинув мамкину защиту, и осторожно понюхал протянутую ладонь. Мамка, кстати, была общественной, отец - личным - может, потому так и потомство для себя определилось? Выбранный был мальчонкой лет тринадцати - шестнадцати, но никто не оспорил его право на лошадь ввиду его малолетства. Так принято. И я частенько наблюдала потом, как жеребенок, ровно привязанный, хвостиком волочился за хозяином, тыкаясь ему носом и требуя внимания. Он бы, мне даже казалось, и не кушал мамкино молочко, если бы хозяин рядом не стоял - это совершенно другая любовь, чем я наблюдала у своих домашних животинушек. Я стала полностью частью деревни - так же работала, так же веселилась. Шушукалась в меру своих возросших способностей с девушками, рассказывая им свои секреты красоты и узнавая их, подтрунивали над мужчинами, что перед нами хвосты свои распушали, внимала старшим бабушкам и дедушкам, научившись бежать к ним за советом если сама не знала, что делать. Я влилась и в эту среду почти тихо и незаметно. Тут помню, как один человек в реальности все постоянно пытался меня обвинить, что я отношусь с небрежением к другим народам, на грани презрения. А у меня невольно выскакивает мысль - какое же тут может быть небрежение, откуда - если я бог знает где еще могу оказаться, с кем еще вот так пожить? Или - уже пожила - я ведь не знаю, какой сейчас год от рождества христова здесь? А ведь они становятся мне почти родными и любимыми. Мне так скорее легче стать полностью толерантной, чем небрежной на грани презрения... Правда, это не обьяснишь тому, кто так не жил -- каждый сам выпячивает свои заморочки.

Я стала очень часто выходить оттуда и так же часто ненадолго возвращаться, мне оказалось очень сложно удерживать внимание при все более просыпающейся душе девушки. Без меня она по-прежнему застывала, но и меня так покорно уже не вмещала. Я загрустила, понимая, что осталась тут совсем ненадолго и увядшие было краски повседневности снова заиграли. Я все чаще замечала на себе взгляд шамана и думала, что недалек тот день, когда он попросит меня покинуть тело, как я и обещала ему тогда на земле. И еще я видела глаза Кенайи - он тоже понимал, что я тут ненадолго - и он не знал, что ему чувствовать - понравится ему настоящая обитательница тела или он будет скучать именно по мне? С какого-то момента он стал задумчивым и грустным...

Прости-прощай, мой милый край

В первый раз занырнув в "туда" - я увидела пустоту. Пустоту, где не было ни света, ни ориентира, ни хоть чего-то привычного для человеческих чувств. Я научилась избегать этой пугающей меня пустоты, перепрыгивая сразу туда, куда мне нужно -- это было легко -- ведь тело, куда я прыгала, принадлежало мне, оно словно ниточкой было связано именно со мной. Но когда я закончила сказку и впервые вошла "туда", не имея желания создать собственное тело -- я снова очутилась в пустоте. Потом появилось тело, готовое меня принять и я подумала, что опять смогу избегать этого пугающе непривычного места. Но когда я, вынырнув впервые, захотела вернуться в то же тело -- меня ждало удивительное открытие -- я понятия не имела, куда мне двигаться. В темноте теперь мерцало множество искорок, которых раньше там не было -- и какая из них вела к моей индийской девушке, я понятия не имела. Эти искорки, как звездочки мерцали и переливались, перемигивались и гасли, вспыхивали и меняли цвет -- нежно-перламутрово-голубые, нежно-салатовые, желтые, оранжевые и красные, они сияли и манили. Словно я смотрела на небо безлунной ночью в поле. Мне стало интересно и я решила посмотреть поближе. Я двинулась вперед и поймала себя на мысли, что я будто плыву в воде -- та же плавность передвижения и никакой гравитации. Может, потому я с детства замечательно плаваю, что умение у меня это принадлежит тоже душе, а не телу? Я как пловец, мягко и плавно перемещалась в пространстве и достигла первой ко мне звездочки -- и заглянула глазами кого-то в мир -- на поле залитое солнечным светом. Шарахнувшись от неожиданности, я "переплыла" к другой зездочке -- и снова "увидела" - мчашийся по рельсам поезд. Это души -- дошло до меня. Я смотрю глазами людей, к чьим душам прикасаюсь. Я огляделась -- меня окружали мириады душ -- разных -- мерцающих и горящих ровным светом, разноцветных, близких и далеких. Хм-м-м, занятно. А я как выгляжу? Осмотреть себя не получилось. В тот раз я смотрела от первого лица. И так и не найдя свою индианку, ушла - оказалось, прошло больше часа времени -- а я там словно пять минут побывала -- но я всегда говорю, что со временем у меня проблемы. Когда я зашла "туда" второй раз -- все же до индианки я хочу добраться, я заметила, что полнее чувствую это место -- появилось какое-то чувство, которое хрен опишешь, нету в моем словаре для него описания, только пространство это стало мне ближе и понятней. И в это раз я словно смотрела, как в играх от третьего лица. Так вот, я была чем-то таким непонятной формы, перламутрово-черным и непонятным. Испугавшись, я решила сделаться человеком -- все же этот облик мне привычен. Получилось на удивление легко, только вот плавательные способности резко уменьшились -- аэродинамика у тела другая. Я хмыкнула и решила вернуться, как было -- я больше ценю скорость и легкость передвижения, чем четко определенный внешний вид. К тому же, перед кем мне тут красоваться? Снова я зависла в этой мерцающей звездами пустоте. Но теперь на меня напала мания исследования. Я решила получше узнать, что собой представляет то, где я нахожусь. Первое я узнала -- тут я могу иметь любой облик. Второе... М-м-м, вспомнив свои приключения с видом от первого лица и от третьего, я решила узнать - а круговую панорму я себе могу устроить? В тот же момент я увидела все и сразу. Это было так страшно, что я поспешно себе вернула направленное зрение. Все же так привычнее, да и понятнее, куда, в случае чего двигаться -- прямо. Поди угадай, где прямо, если видишь во все стороны. Хм-м-м, а какое по протяженности пространство отведено под этот "резервуар" душ? Я устремилась взглядом в одну сторону, в другую, по кругу и вглубь -- везде была бесконечность. Казалось, где-то здесь должно оно закончится -- уже давно не было видно ни одной души, но пространство словно тянулось за моим взглядом. Куда проникал взгляд -- образовывалось новое пространство, продолжением того, что уже имелось. Так, ясненько, с этим закончили. Я снова вернулась к душам -- там как-то поспокойнее, все же не одна, знаете ли. Я -- человек -- общественное существо, мне в компании спокойнее. Угум, если нет пространств, есть ли материя? Посмотрим. В окрестностях не было ничего, напоминающего материю, души не в счет, они немного не подходят под это определение. Вспомнив, как я измывалась над собственным телом, я решила создать материю -- и сделала кувшин глиняный. Это на самом деле просто -- берешь такие маленькие фигулевинки, которых вокруг дофигища -- может, это атомы, может, эти, как их, кварки, а, может, что и еще помельче -- и уплотняешь их концентрацию. Мне хотелось чего-то материального -- а у меня это явно ассоциируется с чем то земляным, ну а к гончарному делу я всегда была неравнодушна, вот и получила. Кувшин висел в моей руке прямо посреди ничего. Я оглянулась, ища, куда бы его положить, не нашла, вздохнула, представила, что, если я его отпущу, он вечно будет плыть в пространстве -- один, единственное материальное тело здесь, а вдруг кого, через многие миллиарды лет зашибет еще -- и развеяла. Материю создать несложно, если знать, ЧТО ты хочешь создавать. Я знаю, что такое материя. А как было здесь до этого знания? Что здесь вообще -- было? Кстати, если здесь нет пространства, может, здесь нет и времени? Посмотрим сначала... Вот между прочим, времени здесь действительно, нет -- потому что заглянув в одну душу, я увидела Колизей с гладиаторами, заглянув в другую -- старенький чадящий пароход, заглянув в третью -- высоченные многоэтажки, в четвертую -- дымящиеся руины... Я заглядывала во многие-многие окна и видела множество жизней -- души, здесь находящиеся, были сразу все -- от сотворения и ... и до меня. То и дело во мраке вспыхивала очередная звездочка или гасла та, что раньше светила. Заинтересовавшись, я подплыла к только что погасшей -- она была, но не светилась, она темным комочком висела в пространстве -- как черная жемчужина. Занятно -- то есть, раз появившись, уже душу не сотрешь? Расслабтесь, мы живем не один раз. Слушайте, а ведь есть у людей поговорка, что как только рождается человек, на небе загорается звезда. Это что, тот, кто это сказал, тута был? Э-э-эй, люди, вы где? Вокруг меня не было никого, кто мог бы услышать мои вопли. Ну что они все попрятались? Мне тут одной скучно... И грустно... И некому лапу пожать... А ведь, действительно, похоже на ночное небо... А если посмотреть, что здесь было до душ? Я видела, как одна за одной исчезают звездочки -- не гаснут, а именно исчезают, стираются. Пространство вокруг меня пустело и становилось все страшнее. В какой-то момент не осталось ни одной звезды -- я снова висела в пустом непонятно чем, где не было ориентиров, не было ощущений, не было чего-то, за что можно зацепиться хоть одним человеческим чувством. И мне стало так страшно и так одиноко, что я не смогла вынести этого. Я закричала от ужаса одиночества и пустоты. Я не хочу быть одна! Не хочу! Звездочка, вернись! Мой крик растворился в пустоте... И спустя мгновение, словно услышав и ответив на просьбу, посреди пустоты засияла звезда -- перламутрово-голубая, такая, как если смотреть из-подо льда на солнце глубоко-глубоко подо льдом, яркая, невероятно теплая и родная. Душа. Уф, меня отпустило. Теперь я была не одна и страшно мне не было. Она сияла, как бриллиант, щедро раскидывая свои лучи в полнейшем мраке. Завороженная ее сиянием я подплыла ближе. Такая теплая, такая родная -- я нежно обняла ее, благодаря, что она есть. Счастье-то какое, она ЕСТЬ!!! Уф, нет, в самом деле, попустило... Это вам не на дне марианской впадины оказаться -- там хоть бактерии есть... Я отплыла подальше и снова увидела, как пространство заполняется звездами. Я снова была окружена людьми. Не-е-е, больше я такие эксперименты не проводун. Страшно. Так, я хотела найти мою индианку. Метнулась в одну сторону, в другую -- душ дофигища, а именно ее -- не видать. М-м-м, чем отличается душа? Наверное, именем. Ведь только то, чему дали определение -- может полноценно быть. Имени самой индианки я не знала, зато я знала, как назвала ее для себя. И я позвала в пространство - "Ранита". Раз позвала, другой. Отклик был, но настолько слабый, что уловить, откуда он, не представлялось возможным. Я слишком недолго называлась Ранитой, чтобы знать это тело. А найти-то охота! Тогда я закрыла глаза и сделала то, что делаю крайне редко -- я положилась не на логику и умения, а на чувства. И меня медленно понесло куда-то с закрытыми глазами...

Открыла глаза я уже внутри ставшего привычным типи. Я снова лежала - без моего надзора это тело по-прежнему не могло управляться слабой сейчас волей девушки. Откинула одеяло, оделась, вышла на улицу, привычно придержав полог. Был день и солнышко ярко ударило мне в глаза. Стало намного холоднее, чем когда я здесь только появилась - кажется, сюда шла зима, какой бы она здесь ни была. Я уловила давно такую особенность - когда сразу выходишь из пустоты запроса в тело - понятен любой язык, он потом, убежденный разумом, что языки на планете - разные - становится непонятным. Но первые десять- пятнадцать минут (приблизительно, со временем у меня всегда были аховые отношения) - безраздельно принадлежат выходцу. Поэтому сейчас я спокойно слушала журчание повседневной речи вокруг, вникала и старалась впитать ее очарование. И не заметила шамана, который сбоку подошел ко мне:

"Я давно за тобой наблюдаю, Ранита. Ты замечательно вписалась в нашу жизнь и теперь мне смешны мои сомнения в том, что ты - демон..."

Я улыбнулась:

"Ты только за правило это не принимай" - здесь не было обращения "вы" - "я - это все же я, и я не поручусь, что все остальные пришедшие - такие же. Сохрани свою осторожность, она может спасти вам жизнь"

Он помолчал, потом продолжил:

"Я вижу, тебе понравилось у нас?" - я кивнула - "в таком случае, могу я тебя попросить о помощи?"

Я удивленно на него посмотрела - о помощи? Интересно. И, не теряя времени, быстро сказала:

"Только ты говори побыстрее - а то я скоро снова начну понимать лишь то, что выучила, и это сильно усложнит тебе задачу. Пока, после выхода "оттуда" -я понимаю все"

Он кивнул, подтверждая, что знает эту особенность, потому, кстати, и подошел ко мне сразу после пробуждения и продолжил:

"Ты ведь помнишь, что мы встретились не здесь?" - я кивнула, улыбнувшись - "Мы искали новое место для жительства. Река, благодаря которой мы здесь можем жить, мелеет, уходит под землю, а нового места мы пока не нашли. Вокруг земли других племен, дальше мы продвинулись совсем ненамного, а времени остается все меньше. Если мы тебе нравимся, помоги нам?"

Мои брови взлетели до небес - а от меня-то он чего хочет? Э-э-э, кстати:

"А от меня ты чего ждешь? Я человек и не умею двигать воды"

Он улыбнулся:

"Люди так не путешествуют, как ты"

"Да счас! Я человек" - уперлась я - "Все люди путешествуют, просто не все это запоминают, а память у меня замечательная.

Он грустно покачал головой:

"Значит, ты не поможешь?"

"Почему же? Я очень хочу помочь, но я не знаю, как"

"Вот как раз с этим я могу тебе помочь. Помнишь, как мы впервые с тобой поговорили? Я могу снова отправить туда тебя - вдруг там ты поймешь, что делать?"

"М-м-м, а это интересно, пожалуй, я только "за""

Он прикоснулся благодарно ко мне и воодушевленно сказал:

"Селе ма катО подготовлю чухЕ. ТатО рас жентЕ людям нашей деревни, палИ ты сарЕмо нам помочь. Они с радостью ниатЕ лУэ, пе чУкато сАмо нАи.

Я улыбнулась - отведенное время закончилось и теперь я снова воспринимала его речь урывками, ловя знакомые слова. В самом деле, забавно. Он, поглядев на меня, уж не знаю, как, но понял, что я перестала его понимать полностью и поэтому просто благодарно сжал мою руку и отошел. Издалека на меня смотрел Кенайа, увидев, что я проснулась, но не решаясь сам подходить. Я подошла к нему сама и провела рукой по его жестким и упругим волосам. Он перехватил мою руку: