Склеп, который мы должны взорвать
Шрифт:
Ведь зла не хотела принцесса, нет-нет…
А принц вспоминал, где лежит пистолет.
Сестра упорхнула, прошло полчаса,
И выстрел раздался под сводом дворца.
Ты, конечно, скажешь, что в наших родных краях даже сейчас огнестрельного оружия нет. А в прежние времена и подавно не водилось. Но здесь мне выстрел нужен для общего эффекта. Кинжал или арбалет — не так впечатляюще. Так что пускай останется.
— Пускай, — соглашаюсь я, мне не жалко. — А что за тайный порок, кстати?
— Хроники об этом умалчивают. Я сам терялся
Под ногами поэта весело шуршат разноцветные листья. Мы проходим то ли по маленькому парку, то ли по большому скверу. Лысоватый бронзовый господин с длинной бородой, который восседает на бронзовом кресле неподалеку от входа, приветливо взирает на нас.
— Может, присядем ненадолго? — предлагает поэт.
— Давай.
Миновав липовую аллею, оказываемся на круглой площадке, со скамейками по краям. Рядом почти никого нет, только расположившаяся на противоположной скамейке старушка кормит голубей, да вдоль кованой ограды прохаживается дама с коляской. Посреди площадки — еще одна бронзовая скульптура. На сей раз миниатюрная и изящная. Русалочка на витой ракушке мечтательно смотрит в небо. Фонтан не работает, но все равно впечатление приятное и умиротворяющее.
— Помнишь, закаты и восходы на Дальнем море? — вздыхает поэт (тоже мечтательно). — Как давно это было…
— Я отлично помню бухту Сбывшихся желаний.
— Да, классное местечко.
Поэт достает из рюкзака и открывает упаковку с чипсами, начинает угощаться.
— Нравится мне здешняя еда. Такой яркий вкус. На нашей родине до всяких усилителей вкуса и ароматизаторов еще не додумались. Жаль, что ты не можешь попробовать… Вернемся к нашим наследникам престола. Главная героиня моей поэмы была самой младшей в семье, имелось еще целых три сестры.
— Их она тоже убила?
— Не совсем. Зато отстранила от очереди на трон…
Глава 29
Чтобы попасть на главную пешеходную улицу, мы спускаемся в подземный переход. Туда-сюда снуют прохожие, по обе стороны длинного коридора — киоски с какой-то мелочью. Потом справа начинается череда стеклянных киосков. За прозрачными стенами сотни уже раскрывшихся цветов и бутонов, тускло-зеленые и яркие листья, поникшие тонкие и упрямо торчащие мощные стебли… Часть цветов заключена в роскошные букеты, обернутые пестрой или прозрачной оболочкой, украшенные всяческой мишурой. Часть просто стоит в огромных белых вазах, поддерживая друг друга. Остальные покоятся на прилавках. От всего этого цветочного царства почему-то веет холодом.
— Они такие прекрасные, — шепчет поэт, приблизив лицо к стеклу, — и мертвые…
Действительно, цветы не кажутся живыми, наоборот… Всего лишь имитация нежных и милых созданий, ожидающих осторожного прикосновения. У некоторых лепестки зачем-то покрыты позолотой. К чему это? Будто грим на лицах покойников… Мы быстро проходим мимо красочного кладбища и наконец-то выныриваем на поверхность.
Здесь обстановка совсем другая, оживленная и в то же время расслабленная. Навстречу попадается в основном молодежь, отовсюду слышатся музыка и смех. Тут можно хоть в голос кричать о проблемах в королевской семье Граасчирба. Никто даже не услышит, столько вокруг беспричинного веселья. Хотя почему — беспричинного? Молодость и отсутствие забот — замечательный повод для радости…
Из сквера нам пришлось убраться, потому что туда заявился не особо приятный мужчина с отвратительным псом на поводке. Пес уставился в мою сторону и принялся выразительно облаивать. К чему привлекать к себе излишнее внимание? Мы с поэтом благоразумно удалились.
Разнообразных звуков вокруг много, они наполняют воздух, а вскоре моим вниманием овладевает чарующая музыка. Уличных музыкантов здесь хватает, но эти сразу выделяются своим экзотическим обликом. Смуглая кожа заметно темней, чем у большинства горожан, длинные черные волосы распущены или заплетены в косы. Вызывающе яркие пестрые одежды, перья, бахрома, амулеты. Музыканты ритмично приплясывают в такт музыке, один кружится на тесном пятачке пространства, пряди волос мечутся по плечам, за спиной развевается веером хвост из синих, оранжевых и желтых перьев. Будто огромная птица танцует брачный танец на лесной поляне. Любопытно, эти вроде бы на первый взгляд, дети природы используют некие технические приспособления, благодаря которым громкость явно усиливается. Рядом лежит раскрытый футляр, на дне которого — монеты и бумажные деньги. Не знаю, в чем кроется секрет, однако протяжная мелодия настолько увлекает и порабощает, что я готов задержаться тут надолго. Возможно, до конца дня.
Музыкантов окружила небольшая толпа, люди вовсю снимают происходящее на телефоны, улыбаются, некоторые кладут деньги в футляр.
— Немного похоже на праздник пестрых букетов, который проходит у стен старой крепости… Как уж называется та местность… Кармель-Син… Да, именно так, — тихо произносит поэт.
— Пожалуй, ты прав.
— Кстати, нас прервали на самом интересном месте. Я имею в виду поэму.
— Да-да, слушаю тебя.
Лучше отвлечься на его сочинение, иначе зависну тут до глубокого вечера, когда музыканты соберут выручку, инструменты и отправятся на ночлег. Впрочем, если они намерены музицировать всю ночь напролет, я бы тоже остался с ними. Хотя это было бы просто глупо.
Поэт ссыпает в футляр ставшие ненужными монеты, которых ему не хватило на автобусный билет, и мы выбираемся из толпы слушателей, неспешно движемся вдоль улицы, замощенной серыми брусками. Поэт продолжает рассказ:
— Так вот, оставались еще три старшие сестры, у каждой из которых было гораздо больше шансов оказаться на троне, чем у нашей героини.
Да, траур двойной страну ожидает,
И старшие сестры по брату рыдают.
Сестренка несчастных утешить зашла
И некий флакончик с собой принесла.
Сушеный рафшан, бутоны лавманна,
Зеленые корни янгиробаргана.
Рецепт ей поведал ученый монах,
Который выращивал травы в садах.
Принцесса выбрала подходящий момент и украдкой плеснула веселящее зелье в чай. Вскоре с сестрами начали твориться странные вещи.
Безумным весельем глаза их зажглись,
И в танце по залу они понеслись.
Здесь я потом подправлю, а то, если придираться, можно подумать, что в пляс пустились не принцессы, а их глаза. Но это все исправимо.