Скобелев, или Есть только миг…
Шрифт:
– Спасаем душу заблудшую, – сказал Скобелев. – Готовь приказ о переводе подпоручика Узатиса в общий офицерский резерв. Будет добросовестно служить – слава Богу, не получится у него – так и вины нашей нет.
– Будет исполнено, Михаил Дмитриевич, – озабоченно вздохнул Баранов. – Только беспокоит меня что-то. Очень беспокоит.
4
В Россию Михаил Дмитриевич возвращался на пароходе «Великий князь Константин». Пароход старательно месил черноморскую воду, медленно продвигаясь к родным берегам, и Скобелева раздражало как вынужденное бездействие, так и замкнутое пространство, которое он – порывистый и непоседливый – всегда переносил с трудом. Конечно, можно было утопить время в привычных офицерских попойках, но перед отъездом он необдуманно дал матери слово, что не выпьет ни рюмки, пока не доберётся до места назначения. А таковым оказался Минск, поскольку там теперь находился штаб его корпуса и до него было мучительно далеко. И он метался как душевно, так и физически, пока капитан парохода не пригласил его на ужин в свою каюту. Капитана Михаил Дмитриевич приметил давно совсем не потому, что в петлице его форменного кителя поблёскивал Георгиевский крест. Капитан был краток и точен в распоряжениях, чрезвычайно энергичен в действиях, и экипаж «Великого князя Константина» от юнги до немолодого первого помощника исполнял его команды с энтузиазмом и удовольствием. При первой же возможности он представился Михаилу Дмитриевичу:
– Макаров Степан Осипович [54] .
С этого дружеского ужина наедине начались их ежевечерние встречи, и Скобелев сразу повеселел. Со Степаном Осиповичем было, о чем поговорить и поспорить не ради спора да разговора, а ради выяснения точек зрения. Макаров был весьма образован и, что всегда импонировало Михаилу Дмитриевичу, имел свою, личную, подчас оригинальную, но хорошо продуманную позицию.
– В сражениях вы всегда ориентируетесь на самую решительную часть, смело выдвинувшуюся вперёд без оглядки на более медлительных соседей, не так ли, Михаил Дмитриевич? Я уловил ваш боевой почерк, проанализировав ваши операции.
54
Макаров Степан Осипович (1848—49, 1904), русский флотоводец и океанограф, вице-адмирал, руководитель двух кругосветных плаваний (1886—1889 и 1894—1896). Выдвинул идею и руководил строительством ледокола «Ермак», на котором совершил два арктических плавания. Разработал тактику броненосного флота, исследовал проблему непотопляемости и живучести кораблей. В начале русско-японской войны командовал Тихоокеанской эскадрой в Порт-Артуре, погиб на броненосце «Петропавловск», подорвавшемся на мине.
– Только вперёд, безоглядно вперёд! Заставить оглядываться противника – таков мой принцип.
– Мой – тоже, но, правда, чисто теоретически, поскольку мне не случалось самостоятельно руководить морскими сражениями. Но твёрдо уверен, что старое морское правило подстраиваться под самое тихоходное судно, чтобы не потерять его в бою, порочно в основе своей. Оно лишает инициативы наиболее решительных и энергичных капитанов, сковывает их самостоятельность, лишает манёвра и в результате отдаёт простор противнику. Нет, нет, атака, атака и ещё раз атака, вы совершенно правы, Михаил Дмитриевич. Я подал Морскому ведомству обоснованную теорию морского сражения эскадр, в составе которых разноскоростные суда, но получил нагоняй.
– Не отчаивайтесь, Степан Осипович, – невесело улыбнулся Скобелев. – Я всю жизнь поступал точно так же, продолжайте и вы в этом духе. Вы наживёте множество врагов в лице своих же злословящих русских ура-патриотов и глубокое искреннее уважение противника, кем бы ни был этот противник.
Минск торжественно встретил героя Балканской войны. Толпы народа шумно и восторженно приветствовали его на улицах. Михаил Дмитриевич был растроган до слез, однако первый приказ, отданный им, вызвал некоторое удивление среди офицеров. Поздравив корпус с прибытием на зимние квартиры, Скобелев далее написал:
«…отчислить все моё жалованье в особую запасную сумму, которая будет расходоваться нуждающимся чинам, как солдатам, так и офицерам, и чтобы просящим пособие никогда отказа не было… Прошу господ офицеров посильно отчислять деньги в эту особую сумму и заранее благодарю их…»
В следующее воскресенье губернатор устроил приём, на котором произнёс проникновенную речь. Городские власти присвоили генералу звание Почётного гражданина города Минска, предприниматели и купцы наградили весьма ценным подарком, а интеллигенция преподнесла стихи в его честь. Стихи с искренним волнением прочитала милая скромная девушка, застенчиво вручившая Михаилу Дмитриевичу цветы уже лично от себя.
– Тронут, – с чувством сказал Скобелев, растерянно пожав ей руку вместо того, чтобы поцеловать. А когда она удалилась, поинтересовался:
– Кто такая?
– Екатерина Головкина, – пояснил подвернувшийся под руку чиновник для особых поручений. – Отменно образованна, отменно умна, но, увы, без приданого и связей.
– Она будет на обеде у губернатора?
– Если пожелаете, ваше превосходительство.
Его превосходительство пожелал, после чего начал встречаться с Екатериной Головкиной не только на званых обедах. Михаилу Дмитриевичу было интересно беседовать с нею, хотелось слушать её, видеть, ощущать рядом. Порою он чувствовал, что начинает увлекаться, радовался этому чувству, но…
– Я – несчастный человек, – жаловался он Верещагину, посетившему его проездом в Берлин. – Мне легко и просто в компании кокоток, актрис, шансонеток и мучительно трудно в обществе светских девиц. Это какой-то рок! Я все время настолько боюсь попасть под каблучок, что постоянно держусь в напряжении, глупею и злюсь. В этом основная причина, почему я в конце концов развёлся с очаровательной княжной Марией Гагариной.
– Дать тебе совет? – серьёзно сказал Василий Васильевич. – Женись на той женщине, с которой и утром легко да просто.
– Я дерзок, сам знаешь, но дерзить родителям не могу. Матушка сказала, что не знатная ей невестка нужна, но порядочная, и огорчать её я не собираюсь. Не могу и не буду. Извини мои ненужные откровения, только…
Скобелев неожиданно замолчал. Ему очень хотелось поведать другу, что после стольких лет появилось у него наконец-таки новое увлечение, но не очень-то он внутренне верил в это увлечение, а потому и побаивался сглазить его. Суеверен был чудовищно при всей своей бесшабашности и безумной отваге.
– Пригляди кого-нибудь из молоденьких в столице, – посоветовал Верещагин. – В Москве уверены, что тебя вот-вот Государь к себе востребует.
– Вроде повода я для этого не давал, – встревожился Михаил Дмитриевич.
– Повод текинцы дали. Они разгромили нашего знакомца генерала Ломакина возле Геок-Тепе. И в Москве считают, что, кроме тебя, с восставшими никто не управится. Ты и до этого в Туркестане с ними управлялся, а после европейского опыта тебе на сегодня просто нет равных. Нет, Миша, так что готовься к новой кампании. Предчувствие у меня. Предчувствие!..
Глава вторая
1
В результате многолетних, упорных и весьма удачных боевых действий русских войск большинство ханств и народов, населявших Туркестан, вослед за Бухарой, Хивой и Кокандом приняло российское подданство. Однако далеко не все мирно складывалось в этом наспех сметанном Россией лоскутном одеяле приобретённых земель. Наиболее многочисленное и сплочённое племя текинцев, о бесстрашии, воинском мастерстве и жестокости которых ходили легенды, неожиданно подняло восстание, увлекая за собою соседние кочевые племена. Повстанцы действовали дерзко и энергично, быстро захватили множество русских постов и опорных пунктов. Взятые в плен русские солдаты и офицеры продавались в рабство, раненые и больные беспощадно уничтожались на месте. Создалась реальная угроза русским гарнизонам на Каспийском море.