Скобелев, или Есть только миг…

Васильев Борис Львович

Слуга доставил упакованную штуку луи-вельветина. Млынов неторопливо, искоса наблюдая за хозяином, распаковал продолговатый тючок, помедлил, резко развернул, и ярко-малиновый цвет отразился на лице сердара. Если бы не гость, он бы, вероятно, всплеснул бы от радости руками…

– Твой подарок подобен дружескому костру в холодную ночь, – тихо сказал туркменский военачальник, погладив нежный бархат загрубевшей в бесконечных кочевьях рукой. – А дружеский костёр – свет откровения, и я отброшу неискренность, Млынов. Текинцы перестали прислушиваться к моим советам с той поры, как из Персии вернулся Коджар-Топас-хан с семью тысячами воинов и двумя тысячами персидских рабов. В основном это строители, которых он захватил при своём бегстве в Туркестан. Его из уважения, как знатного вождя, бывалого человека и опытного воина пригласили на военный совет, когда стало известно, что генерал Ломакин собирается в поход,

чтобы наказать нас за восстание. И хан убедил восставших текинцев не встречать, как обычно, русских в степи, а отремонтировать старую крепость, чтобы встретить русские войска в обороне за её стенами. Напрасно я говорил, что степь да верный конь всегда дают возможность джигитам отойти, оставив женщин и детей, потому что русские не продают их в рабство. Отойти, а потом жалить русских в спины, засыпать колодцы и громить по частям. Меня уже не слушали, а после того, как персы отстроили Геок-Тепе и Ломакин вздумал штурмовать её с ходу и был разгромлен, Коджар-Топас-хан обвинил меня в измене. Текинцы в это не поверили, потому что мои воины сражались отважно, и это все видели. Но они перестали меня слушать. Они больше не делятся со мною добычей и не пускают меня в набеги. Посмотри, я донашиваю ватный халат и дотаптываю грубые юфтовые сапоги. Если бы со мной были только мои воины, я бы давно увёл их. Но со мною пошёл простой народ, женщины и дети, несколько сот кибиток. Знаешь, что они едят, Млынов? Раз в день – жидкую кашу из джугары [58] или свёклу с кунжутным маслом да дикие травы. Они начали продавать девочек, чтобы спасти от голодной смерти свои семьи, и я вынужден был закрыть на это глаза.

58

Джугара – однолетнее травянистое растение рода сорго, семейства злаковых. Используется на силос и как продовольственная культура для изготовления крупы и муки.

– А разве ты не можешь откочевать на север, сердар? – осторожно спросил Млынов: увести десять тысяч опытных воинов из-под Геок-Тепе было бы весьма и весьма кстати. – Мы откроем тебе все свои дороги, которые сразу же закроем для текинцев.

– Текинцам не нужны дороги, – вздохнул Тыкма-сердар. – Текинцы обойдут пустыней ваши заставы и вырежут весь мой народ. Я обещал тебе тысячу верблюдов, и я исполню своё обещание, если ты заплатишь за них мукой.

– Я расплачусь мукой, – тотчас же сказал капитан, подумав, правда, что такая сделка может не понравиться Скобелеву, поскольку муку придётся взять с армейских складов.

– Когда прибудет Гез-каглы? – вдруг спросил сердар, и Млынову показалось, что он читает его мысли.

– Турки называли Скобелева Ак-пашой…

– Здесь он должен стать кровавым! – выкрикнул Тыкма-сердар. – Текинцы вырезают всех русских, не щадя женщин и детей, обрекают на голодную смерть и рабство простых туркмен. Так когда же приедет наш спаситель?

– Генерал прибудет зимой.

– Зимой, – вздохнул сердар. – Текинцы успеют неплохо укрепить Денгиль-Тепе. У них много персидских строителей-рабов.

– Что такое Денгиль-Тепе?

– Форт, на который опирается вся оборона Геок-Тепе. Скажи генералу, что снарядами стен ему не разрушить. Нужно взрывать минными подкопами.

– Много ли в крепости воинов?

– Всадников – тысяч двадцать пять, а может, и все тридцать, не считая моих джигитов. Если мне не удастся увести своих женщин и детей, я буду вынужден помогать текинцам. Вынужден, ты должен меня понять, Млынов.

– Я понял тебя, сердар.

– И объяснить генералу Скобелеву.

Последнее Тыкма-сердар произнёс, выделив каждое слово, и капитан понял, что их свидание состоялось только ради этой фразы. Тысяча верблюдов и впрямь оказалась всего-навсего бакшишем, о котором тут же вспомнил сердар.

– Верблюдов тебе отгонят сегодня, но не на рынок. Знаешь три сухих колодца?

– Я найду их.

– Не позабудь заодно найти обещанную муку.

– Я исполню своё обещание, сердар. Если у тебя нет возражений, я доложу о нашей встрече Скобелеву, как только он сюда прибудет. И все ему объясню.

– Постарайся, чтобы при этом не оказалось лишней пары ушей, Млынов. Это может стоить мне головы, но я и тогда не пожалею о встрече с тобой. Особенно если генерал всем сердцем поймёт твои объяснения. Мой народ заблудился в зыбучих песках, засыпавших его колодцы, и я поклялся на Коране вывести его к жизни даже обрывистой тропою неверности.

– Ты правильно выбрал свою тропу, сердар. Не тревожь понапрасну совесть.

– Ты все понял, и ты все объяснишь генералу, – сказал Тыкма-сердар, поднимаясь с ковра. – А сейчас тебе пора в обратный

путь. Скоро начнёт светать…

Глава третья

1

Михаил Дмитриевич и впрямь намеревался прибыть в Закаспийский округ в начале зимы и прибыл бы непременно, если бы не был корпусным командиром. Требовалось не столько разместить подчинённые ему части – это была ещё половина хлопот, – требовалось устроить солдат на зимние квартиры, но казарм не хватало, а те, что были, нуждались в ремонте. Скобелев всегда доверял подчинённым ему офицерам как в ученьях, так и в сражениях, давно взяв это за правило, но определить именно на эту, первую послевоенную зиму солдат, большинство из которых он доселе не знал, поскольку на войне никогда с ними не встречался, решил все же сам. Лично, никому ничего не передоверяя. Он считал, что солдаты должны были перезимовать в тепле и в удобствах, – особенно в отсутствии командира корпуса, которого они пока ещё знали только по слухам да по звонкому имени. Генерал Скобелев обязан был и в мирное время остаться тем же генералом Скобелевым, что и на войне.

Он сам нашёл подрядчиков, сам, вникая в детали, обсудил с ними не только здания новых казарм, но и ремонт старых зданий, ежедневно заезжал на работы, выделил по первой же просьбе строителей полуроту нестроевых солдат для земляных работ и вывоза мусора. Он очень спешил, понимая, что его присутствие в южном Туркестане куда важнее, нежели эти тыловые заботы и… И никуда не выезжал.

– Кажется, впервые генерал Скобелев не торопится на театр военных действий.

– Может быть, наш главный актёр вообще решил никуда не ездить, намереваясь отделаться финальной фразой в Зимнем дворце: «Победа подана, Ваше Императорское Величество».

Эту фразу привезли из Петербурга, а шепнули в Минске. Скобелев очень обиделся, но промолчал. Строительство казарм видели все, а что скрывало это строительство, замечали весьма немногие, и Михаила Дмитриевича такое положение дел вполне устраивало.

В Красноводск уже выехали топографы и путейские инженеры. Железная дорога от берегов Каспийского моря в глубь пустыни уже проектировалась, просчитывалась и прокладывалась на топографических картах. Заказы на рельсы, стрелки, шпалы, костыли и прочее оборудование уже шли тернистой казённой тропой. То же касалось паровозов и подвижного состава, и капитан Макаров Степан Осипович уже готовился принять под своё начальствование Каспийскую флотилию и все грузовые суда, выделенные для перевозок.

А ведь никуда не делись и болгарские дела. Наоборот, после Берлинского конгресса [59] , поставившего жирную дипломатическую кляксу на все русские победы, жертвы и надежды, Болгария оказалась разделённой на независимое Болгарское княжество на севере и турецкую зону на юге, названную Румелией. Именно там претворялась в жизнь Скобелевская идея военно-спортивных организаций, сведения о которых регулярно шли по Минскому адресу. По тому же адресу приходили и частые письма от Ольги Николаевны, оставшейся продолжать дело сына мирным путём забот о последствиях жестокой войны. Забот о сиротах и беженцах, о больных и раненых.

59

Берлинский конгресс был созван в 1878 году по инициативе Великобритании и Австро-Венгрии, выступавших против усиления позиций России на Балканах, для пересмотра условий Сан-Стефанского мира, по которому к России отходили Южная Бессарабия и крепости Ардаган, Каре, Батум и Баязет; Болгария, Босния и Герцеговина получали автономию, а Сербия, Черногория и Румыния – независимость. Русское правительство пошло на уступки, оказавшись в изоляции, и подписало Берлинский трактат, по которому подтверждалась независимость Черногории, Сербии и Румынии, при этом Северная Болгария стала автономным государством, а Южная Болгария (Восточная Румелия) осталась под властью турецкого султана, получив административную автономию. К России отошли устье Дуная, крепости Каре, Ардаган, Батум с округами, а Австро-Венгрия оккупировала Боснию и Герцеговину.

«Я тоже влюбилась в Болгарию, в её народ, который чтит моего сына как национального героя. Я сделаю для неё все, чтобы она поскорее залечила свои кровоточащие раны…»

Наконец, существовал ещё один, минский, якорёк, о котором не знал никто, даже горячо любимая матушка. Им оказалась Екатерина Александровна Головкина.

– Если некоторые женщины грешны по собственной воле, то все мужчины греховны изначально, Михаил Дмитриевич. Этого, надеюсь, вы не отрицаете.

– Отрицаю решительно. Ева соблазнила Адама, протянув ему надкушенное яблочко.