Скобелев, или Есть только миг…
Шрифт:
Он сказал это только потому, что с детства привык жаловаться матушке. Покойный отец сурово и упорно воспитывал в единственном сыне прежде всего солдата, а мать просто любила. Как могла и умела. Но она многое могла и многое умела.
– Это знают в России, в Болгарии, в Турции, да и во всей Европе, сын. Ты похож на своего безрукого деда Ивана Никитича, геройство которого привело в восхищение императора Александра Павловича. Бывают времена, когда талантами искренне восхищаются, а бывают, когда им столь же искренне и завидуют. Как времена, когда собирают камни, сменяются временами, когда разбрасывают их. И мне порою кажется, что Россия
– Но Болгария их собирает.
– Болгария собирает! – Ольга Николаевна впервые чуть улыбнулась, но тут же убрала улыбку и вздохнула. – И этого, Мишенька, многие в России тоже не могут тебе простить.
– Простят, – вдруг очень уверенно сказал Скобелев. – Я разгромлю текинцев быстро и с минимальными потерями. Ты это очень скоро увидишь, и мы порадуемся вместе.
– Обещай мне, что ты больше не станешь надевать в сражения белую форму, – робко попросила она, помолчав.
– Увы, матушка, но это невозможно.
– Но почему же, почему? Ты, как магнит, притягиваешь к себе пули.
– История – самый величественный и самый священный гимн народа. В него нельзя вламываться с топором.
– Боже мой, как я боюсь за тебя, Мишенька, как боюсь… – Ольга Николаевна прижала к глазам скомканный, промокший от слез платочек. – Я тоже страшно одинока сейчас. Ты опять отправишься на войну под пули и картечь, дочери живут своими семьями и своими интересами, а Дмитрий Иванович… – Она подавила вздох. – Нету у нас более Дмитрия Ивановича, нету. Побереги себя, сын, умоляю тебя.
– Я родился в Петропавловской крепости, маменька, – улыбнулся Михаил Дмитриевич. – А это значит, что по всем народным приметам мне обеспечена долгая и счастливая жизнь…
Глава четвёртая
1
Незадолго до отъезда в Туркестан Михаил Дмитриевич ещё раз посетил Санкт-Петербург. Особых служебных дел у него не было, все приказы и повеления были подписаны, чемоданы уложены, и, казалось, следовало уже садиться в поезд. Но Скобелев все же решил навестить своего прежнего преподавателя, некогда профессора Академии Генерального штаба, а ныне управляющего делами Военно-Учебного комитета генерала от инфантерии Николая Николаевича Обручева [61] .
61
Обручев Николай Николаевич (1830—1904), генерал от инфантерии, почётный член Петербургской Академии наук, профессор Академии Генерального штаба. Был членом организации «Земля и воля». В 1867—1881 годах был управляющим делами Военно-Учебного комитета. Участвовал в проведении военных реформ 60—70 годов. С 1881-го по 1891-й год был начальником Генерального штаба.
Михаил Дмитриевич относился к генералу Обручеву с огромным уважением не только потому, что слушал в Академии его блестящие лекции по общей стратегии и военной географии. Скобелев прекрасно знал, что в основе смелых и чрезвычайно активных боевых действий русских войск в последней войне с Турцией – стремительный бросок кавалерийских групп за горный хребет Стара Планина по расходящимся направлениям – лежал стратегический замысел генерала от инфантерии Николая
– Я выпросил у топографов схему района вашей предстоящей деятельности, Михаил Дмитриевич, – сказал генерал Обручев, расстилая на столе выполненный от руки план местности. – Обратите внимание на треугольник Красноводск – Чикишляр – Кизыл-Арват. Мне кажется стратегически чрезвычайно важным занять и прочно удерживать вершины этого треугольника. Это свяжет действия конных отрядов противника и обеспечит вам надёжный тыл.
– Сил до обидного мало, Николай Николаевич, – вздохнул Скобелев. – А успех возможен лишь в результате полного фактического доверия.
– Надеются на ваш дерзкий талант, Михаил Дмитриевич, – улыбнулся Обручев. – Правда, у нас любой талант ценится дешевле любой заштатной батареи.
– Но нельзя же ставить начальника в положение, затрудняющее развитие всех его способностей.
– А вы возместите явную нехватку людского состава устаревшей артиллерией, – неожиданно предложил Николай Николаевич. – Той, которая уже списана и без дела валяется на кавказских складах. Вам с радостью тотчас же её и отдадут, поскольку в боевых частях она более не числится.
– Не числится, потому что прицельно более не стреляет, – с неудовольствием отметил Скобелев.
– Но текинцы-то об этом не знают! – с улыбкой сказал Обручев. – А грохоту да дыму будет предостаточно.
– Что верно, то верно, – рассмеялся Михаил Дмитриевич. – И кони их к грохоту не особо приучены.
– Да и всадники тоже. Не говорите об этом никому, кроме вашего начальника штаба. Полагаю, что им вновь окажется ваш друг полковник Куропаткин?
– Мой друг взмолился о командной должности, и я ему её необдуманно пообещал, – вздохнул Скобелев. – Может быть, вы порекомендуете мне толкового офицера на эту вакансию, Николай Николаевич? Кого-либо из ваших бывших учеников, умеющего без кряхтенья вставать в четыре часа утра.
– Присмотритесь к полковнику Гродекову, – подумав, сказал генерал Обручев. – Он дотошно готовит операции и весьма пунктуален в их исполнении.
– Вы имеете в виду Николая Ивановича? – обрадованно спросил Скобелев. – Господи, как же я умудрился забыть о нем, мы же отлично знаем друг друга! Примите мою сердечную благодарность за своевременную подсказку, Николай Николаевич, о лучшем начальнике штаба я и мечтать не смел.
– Ну, если и этот вопрос решён, то прошу к столу. Отужинаем, чем Бог послал.
Отужинали с добрым вином и приятными разговорами. Хозяин с искренней заинтересованностью расспрашивал Скобелева о зимнем переходе через Балканский хребет, разгроме Весселя-паши и последовавшем за этим стремительным броском на юг.
– Манёвр, – несколько раз повторил он, для вящей убедительности поднимая указательный палец. – Стремительные рейды без оглядки на фланги и без страха перед возможным окружением куда эффективнее, нежели медлительный натиск пехоты. Уверяю вас, именно эта тактика станет доминировать в войнах грядущего двадцатого века. К сожалению, косность стратегического мышления – хроническая болезнь русского генералитета.