Скобелев, или Есть только миг…

Васильев Борис Львович

– Точных сведений нет, Михаил Дмитриевич. Если полагаете необходимым узнать…

– Ну, с этим ещё время терпит, Николай Иванович, – сказал Скобелев. – Помощь с Кавказа начнёт поступать в наше распоряжение к осени, не ранее. В первую голову я распорядился о переброске продовольствия, боевых запасов и оборудования для поэтапного строительства железной дороги.

– Первый этап, я полагаю, уже намечен?

– Красноводск – Кизыл-Арват. Для обеспечения безопасности работ нам следует занять вершины треугольника Красноводск – Кизыл-Арват – Чикишляр.

– Я

уже занял эти узловые точки, – улыбнулся Гродеков. – Но когда сил мало, наш брат-русак зовёт на помощь отвагу. Иного выхода у нас пока нет, Михаил Дмитриевич.

– Отвага – не такой уж плохой выход, Николай Иванович, – серьёзно сказал Скобелев. – А особенно здесь, в Средней Азии, где удар по воображению противника зачастую решает дело. Имея это в виду, я и выпросил списанные орудия с кавказских армейских складов. Четырех и девятифунтовых и зарядов к ним. О том, что они давно утратили прицельную точность, сохранив лишь устрашающий грохот, не следует никому знать, но батарейцев к этому хламу надо готовить буквально с завтрашнего дня.

– Будет исполнено, Михаил Дмитриевич. – Гродеков подумал. – Кстати, относительно роли воображения. О вашем приезде текинцы узнают уже завтра. Учитывая это, полагаю целесообразным неожиданно для противника атаковать и захватить Ходжа-Кала по прямому пути на Геок-Тепе.

– Очень хорошая мысль, – одобрил Скобелев. – Готовьте отряд немедля. И если у вас более нет вопросов, скажите Баранову, что я жду известного ему человека.

3

– Здравствуйте, дорогой Михаил Дмитриевич, – тихо сказал Млынов, шагнув в комнату и плотно прикрыв за собою дверь.

Скобелев порывисто обнял его:

– Здравствуй, друг мой, здравствуй, русский купец. Ну, каковы успехи?

– Четыре с половиной тысячи верблюдов ожидают под Красноводском.

– Мало.

– Обещают ещё. Я виделся с Тыкма-сердаром и с той поры поддерживаю с ним постоянную связь.

– Вот как? – оживился Скобелев. – Кому же сегодня служит этот корсар пустыни?

– Сегодня – текинцам, но его мечта служить вам, Михаил Дмитриевич.

– Предлагаешь опять ему поверить? Знаешь, единожды предавший входит во вкус.

– Его очень обидели текинцы, Михаил Дмитриевич. Кроме того, он поклялся на Коране, что спасёт увязавшихся за ним женщин и детей. А это – много кибиток.

Млынов подробно рассказал о встрече в пастушьей хижине. А заодно и о голоде среди туркмен и маленькой девочке, которую он вынужден был купить.

– Её зовут Кенжегюль.

– Кенжегюль, – повторил почему-то Скобелев. – Запоминающееся имя, хотя и весьма странное. Куда ты её определил?

– Хотел сделать лучше, но… – Млынов развёл руками. – Ребёнок вместе с матерью – в Геок-Тепе. Текинцы согнали туда всех мирных туркмен, полагая, что, узнав об этом, вы воздержитесь от артиллерийского огня.

– А как же мне взять эту крепость? – недовольно спросил Скобелев. – Солдат в чистом поле на штурм бросать, как то сделал генерал Ломакин?

– По

словам Тыкма-сердара, основой обороны Геок-Тепе является хорошо укреплённый форт в юго-западной части крепости, Михаил Дмитриевич. Текинцы называют его Денгиль-Тепе. Холм господствует над местностью, поэтому именно в нем они и расположили всю свою артиллерию. Шесть пушек.

– Откуда они набрали к ним прислугу?

Млынов вздохнул:

– Русский офицер, два русских же фейерверкера, остальные – туркмены, когда-то служившие в нашей армии. Терять им нечего, а стрелять они умеют.

– И стрелять будут, – Скобелев тоже вздохнул. – У тебя есть какое-либо предложение?

– Не у меня – у Тыкма-сердара. Он предлагает взорвать стену Денгиль-Тепе минным подкопом и сразу же атаковать, пока текинцы не опомнились.

– На этот форт я должен поглядеть сам, – задумчиво сказал Скобелев.

– Очень опасная затея, Михаил Дмитриевич, прямо вам скажу, – Млынов неодобрительно покачал головой. – Вокруг крепости на добрых десять вёрст – открытое пространство. Исключение – сады неподалёку от крепостных стен, но в них всегда прячутся сильные кавалерийские отряды. А уж в чем текинцы мастера, так это в конных атаках и кавалерийской рубке.

– Кони их приучены к артиллерийской пальбе? – сразу же спросил Скобелев.

– Полагаю, что нет, – сказал Млынов, подумав. – Большинство текинцев не имеют опыта боев с нашими регулярными частями, а учений они проводить не любят и не умеют.

– Это значит, что против их джигитов надо ставить нашу пехоту, Млынов, – убеждённо сказал Скобелев. – Причём хорошо вымуштрованную и дисциплинированную. И за каждой ротой – по два орудия. Одно – просто для грохота, чтобы лошадей пугать, второе – на картечи. Как на манёврах в высочайшем присутствии, понимаешь? Отсюда следует, что придётся заняться парадной шагистикой, иного выхода не вижу. А заодно и противника в заблуждение введём, у него ведь соглядатаев тут предостаточно.

Генерал вдруг достал записную книжку в сафьяновом переплёте и золотым карандашом принялся что-то торопливо записывать.

– Спасибо, Млынов, ты мне отличную идею подсказал, бормотал он, продолжая записи. – Удивить – значит победить. Пришёл – удивил – победил, вот какой афоризм нам бы оставил Юлий Цезарь, если бы ему довелось воевать в этих краях.

– Какие там идеи, – вздохнул бывший адъютант, невесело усмехнувшись. – Я – соглядатай, а не офицер. Не гожусь я для этих дел, Михаил Дмитриевич. Не гожусь.

– Ещё как годишься, – не отрываясь от записей, сказал Скобелев. – Цены ты себе не знаешь…

– Знаю, – упрямо продолжал бывший капитан. – Врать да придирчивого купца изображать – вот и вся теперь моя цена.

Скобелев ничего не сказал, продолжая что-то лихорадочно записывать. Млынов посмотрел на него, спросил неожиданно:

– Пьёте много?

– Что было, то было, – генерал захлопнул книжку, спрятал во внутренний карман мундира. – Батюшка мой помер.

Млынов медленно поднялся, перекрестился.