Сколько нужно мужчин, чтобы…
Шрифт:
– Из аэропорта сразу топай на автобус, ни в какие машины, такси не садись! – напутствовал Сударушкин.
Но мы прилетели поздней ночью: наш самолет неожиданно посадили на дозаправку в Ростове-на-Дону, где часа через три-таки отыскался необходимый керосин.
По прибытии, игнорируя окрики из авто, я направилась к автобусной остановке. Но увидела там только мужчин. Обратилась к самому молодому приятной наружности парню. Как объяснил студент Нико, автобус скоро подойдет, правда, чтобы добраться до «Аджарии», надо будет сделать пересадку, и мне очень повезло – он едет в том же направлении. Однако, вопреки словам Сударушкина о том, что гостиница находится в центре города, наше такси заколесило по окраинному микрорайону с многоэтажками.
Выйдя из машины, Нико предложил зайти в гости к его сестре. «Конечно, жаль, что ваш прославленный актер Давид Чантурия сейчас на съемках и не смог меня встретить. Но Давиду, точно, не понравится, что его гостью завезли не туда, куда обещали! Ты ведь не хочешь его огорчить?» – строго выговорила я.
Слегка изменившись в лице, Нико велел таксисту разворачиваться. И уже у самой гостиницы аккуратно переспросил: «А ты, правда, знакома с Давидом, как его…?»
– Чантурией? Да, мы встречались в Москве! – небрежно бросила я. – Он и забронировал для меня номер в «Аджарии».
Нико поднес мою сумку к стойке администратора. И поднимаясь в лифте, я подумала: «Какое счастье, что грузины знают и чтят своих актеров!»
Утром, поглядев в окно на разноцветный многоуровневый город, я радостно отправилась знакомиться с ним. Но на улице мое приподнятое настроение быстро растрепалось, как неуместно нарядная прическа. Какие-то типы беспрестанно дергали меня за пальто. Это дутое финское пальто 52-го размера тетя Катя, лужская мамина подружка, приобрела на полученные за макулатуру талоны. На меня оно было огромным. Но я купила размахайку, прельстившись ее воздушной легкостью и необычной салатной расцветкой. И шапочку с кисточкой потом нашла – в тон.
Но даже если в Тбилиси подобного не носили, это ведь не повод – бесцеремонно задирать незнакомую даму – не правда ли? И когда очередной встречный парень намеренно налетел на меня (и я едва успела отпихнуть его угрюмую щербатую рожу!), поняла, что нужно срочно разыскать ребят, с которыми училась в ВКШ: армянина Лешу Гаспаряна, работавшего в республиканской «Молодежке», и Кетеван – с нею мы жили в одной комнате вместе с азербайджанкой Раминой.
То есть, на самом деле, мы с Дэмом и Глашкой обитали у станции метро «Кировская» (теперь – «Чистые пруды»). Здесь мужу, подрабатывавшему дворником, выделили убитую служебную квартиру на первом этаже, где нас считали своим долгом навестить все родственники-друзья-знакомые. А комплекс ВКШ располагался в конце линии метро – на Ждановской, впоследствии переименованной в «Выхино». Перед экзаменами я иногда оставалась там ночевать. Корпя над билетами, мы с девчонками еще успевали поговорить «за жизнь», и по утрам от переизбытка чувств пели, взявшись за руки, пугачевскую «Без меня тебе, любимый мой…»
В первой же попавшейся в Доме печати шумной компании – на мой вопрос «Не подскажете, как найти Алексея Гаспаряна?» – обернулся незнакомый бородач. «Вы меня ищете?» – спросил зачем-то отрастивший бороду Леша. В нашей группе он был одним из заводил – наряду с Левоном Арутюняном из Еревана и Валерой Мардарем из Кишинева. Съездив домой на новогодние праздники, Валерка вернулся с новеньким портфелем-дипломатом, заполненным бутылками «Букета Молдавии». И в зимнюю сессию, выскочив утром из спального корпуса, парни рассовывали по сугробам опорожненные за ночь бутылки «Букета», которым по весне предстояло расцвети пышным цветом.
Мы вспоминали об этом и хохотали в подвальчике, где подавали много вина и мясо, и где совсем не было женщин, и грузные грузины сурово взирали на меня. Потом поехали к Лешиному другу. Опять пили вино и смотрели фотографии. И худой светловолосый фотокор козырял новым словечком «эксклюзив», потрясая фотосвидетельствами нараставшего грузино-абхазского противостояния. А Леша жаловался, что у него начало болеть сердце.
Я сидела на кровати с металлическими шишечками. Заиграло танго. И когда фотограф излишне нервно прижал меня к своему штативу, Леша прокричал от окна: «Слушай, а как поживает твой муж Дэм?»
Школяры, как называл их муж, пару раз собирались у нас на Чистых прудах, и тогда все, что можно было съесть и выпить, мгновенно сметалось подчистую. После чего какой-нибудь подвыпивший школяр, вспомнив о собственных детишках, что ожидали его на просторах необъятной родины, вязался к Глашке с дурацкими сказками. И та снисходительно пережидала сей сентиментальный порыв.
Глашуля спала за перегородкой во второй комнате. Там стоял найденный Волькой на свалке огромный шкаф – с дырой на дверце. Мы смеялись, мол, это даже удобно: пришел муж домой и сразу заглянул в смотровое отверстие – не прячется ли там любовник жены?
Перед командировкой я случайно нашла свои старые письма, которые писала Дэму еще до замужества. Я вышла за него не по любви – просто боялась остаться одна. Но очень надеялась жизнь наладить и стать счастливой. И детишек еще хотела нарожать! Возможно, если б я не приехала в Москву, где соперниками Вольки оказались мужики совсем другого калибра, со временем все как-то и сладилось бы? Хотя, если муж, засыпая, пристраивает свою голову на твоем плече, а ты вовсе не относишься к типажу жены-матери, поневоле начинаешь раздражаться.
А тут еще он забредил отъездом. Один из его дядек на западной Украине совсем сбрендил, мечтая выбраться на «настоящий Запад». И все затевал какие-то невероятные проекты, и даже плот построил. И, вроде, попытался на нем переправиться, но бдительные советские пограничники задержали беглеца. И когда все вокруг стало рушиться, а точнее, когда возникло предчувствие грядущей разрухи, Дэм тоже засобирался. Возобновил переписку с одноклассницей Агатой, выехавшей пару лет назад в Германию. Куда-то бегал, хлопотал. Но вдруг сообразил, что в этом деле мы с Глашкой для него обуза. И начал ссориться из-за пустяков, а по ночам засыпал на моем плече.
Кажется, башню у меня снесло в метро. Вино закончилось, и мы решили сгонять в «Аджарию» за оставшейся в моей дорожной сумке бутылкой молдавского коньяка. Это последнее, что я четко запомнила. А в подземке все в голове перемешалось: какие-то вагоны и потом перрон, и бледный Волька с синюшными губами – сначала оттолкнул нас и, было, рванул прочь, но вдруг вернулся и стал тянуть меня из-за решетки, а Глашка, с другой стороны, вцепилась в мою руку и заревела, и я зарыдала, и Дэм. И Лешино плечо промокло от моих соплей и слез.