Сколько стоит любовь
Шрифт:
Я вздохнула. Толика жалости шевельнулась в глубине сердца. Но не к Харбору. Я жалела его ребенка и женщину, которая, по всей видимости, любила темного мага.
Надо же, таких тоже любят, хотя тут не мне судить. Он был некрасив, но, наверное, обладал многими качествами и, возможно, остался бы хорошим человеком, не случись в его семье такое большое горе.
« Да будет вам известно, что бедная леди Харбор была майнер. В имении сэра Джеймса мы обнаружили редкие книги по темной магии и книги, которые рассказывали нам о майнерах и особенностях их магии. Так вот, причина, по которой лорд Харбор так желал
Я невольно вздрогнула и сглотнула.
А ведь я ждала ребенка! Что было бы, узнай он об этом?
По телу прошла дрожь и стало жутко до темноты в глазах.
Слава всем богам, что Харбор теперь предстанет перед судом и будет лишен магии и закрыт в темнице.
«В имении под названием Рендгрив нами были обнаружены тела леди Харбор и маленькой леди Харбор. Судя по состоянию тел, темному магу приходилось поддерживать в них жизнь для того, чтобы души, заключенные в телах, оставались там. Он намеревался поменять вас со своей супругой телами, а затем вы бы умерли, а леди Харбор вернулась бы назад и ни одна душа не заподозрила бы подвох. Ведь, полагаю, вы знаете, что души, возвращаясь посредством темной магии, не помнят ничего из своей прошлой жизни. Мы предполагаем, что он объяснил бы все потерей памяти. Предполагаем, потому что на все вопросы лорд Харбор отвечает молчанием, и мы пока не прибегли к пыткам за отсутствием причины, поскольку вина его доказана. К слову, тела леди Харбор и младенца были уничтожены, поскольку умерли, едва тот, кто поддерживал в них жизнь, лишился своих сил».
Я отложила письмо, не став перечитывать слова о том, что леди Аурелия желает мне всех благ, и вздохнула, когда дверь в комнату отворилась и зашел Бенедикт, держа в руках письмо.
– Аврора, это от Флегга, - сказал он. – Харбора осудили. Его лишили магии и посадили в подземелье до конца его дней, - сообщил он.
– Не думаю, что он проживет там долго, - сказала я с грустью. – Здесь не осталось ничего, что могло бы удерживать его.
– Я тоже так думаю. Но не могу сказать, что мне его жаль.
Я улыбнулась в ответ, и муж присел рядом, бросив быстрый взгляд на корреспонденцию, лежавшую на моих коленях.
– Что пишет матушка Роттенгейн? – спросил он важно.
– Что завтра прибудет с визитом и очень соскучилась по вам, лорд Кэшем, - пошутила я.
Он притворно закатил глаза и произнес:
– Боги, Аврора, ты умеешь задеть за живое.
– Главное, меньше плачь, когда она будет уезжать в следующий раз, иначе матушка вполне может расчувствоваться и остаться здесь навсегда.
Он закусил губу и с наигранным отчаянием изрек:
– А почему бы и нет? Иногда этому замку просто необходима встряска. Север будет скучным без леди Роттенгейн. Но… - он хитро улыбнулся, - все в меру, моя любимая Аврора. Все в меру, - и потянулся к моим губам.
Эпилог.
Это не была дорогая и грандиозная свадьба, как та, первая. Но стоя перед алтарем рядом с Бенедиктом и глядя сияющими глазами на владыку, одного
Бенедикт стоял рядом. Я почти чувствовала его, хотя мы даже не прикасались руками. И выражение лица у моего уже не супруга, но снова жениха, было столь же умиротворенным, как и мое.
За спиной стояли те немногочисленные гости, которых мы пригласили. Среди них – нянюшка нашей дочери, родившейся всего месяц назад, красивой крепкой малышки слишком похожей на Кэшема, но с кровью моего рода, текущей в ее жилах.
Отчего-то, слушая речь владыки о том, как мы с Бенедиктом должны любит друг друга и уважать перед лицом не только бога, но и людей, вспомнила, как родив Элизабет, сперва даже немного огорчилась, полагая, что Бен расстроится, получив вместо сына дочь. Но муж был вне себя от счастья. Он вошел в спальню, где магичка-повитуха принимала роды, и первым принял на руки наше дитя.
– Она такая же красавица, как и ее мать, - проговорил он тогда.
– Это дочь, Бен, - ответила с замиранием сердца. В тот миг я даже не ощущала боли, еще не прошедшей после родов. И смотрела на мужа, ожидая, что же он скажет в ответ.
– Дочь от любимой женщины, - поднял на меня взгляд Кэшем и, осторожно передав девочку, запеленатую в одеяло нянечке, подошел ко мне и склонился, бережно прикоснувшись губами к моему лбу, покрытому испариной. – Разве может быть что-то более прекрасное и желанное? – спросил он, а я облегченно улыбнулась и повалилась на подушки.
Воспоминания были прерваны словами владыки. Нам принесли кольца и Бен первым надел мое мне на палец. Кольца были новыми, как и наша жизнь, уже в законном браке, где мы будем продолжать любить друг друга.
Стоявший за спиной Бенедикта Грэм подозрительно шмыгнул носом. Но я лишь улыбнулась, услышав этот звук. Кто-кто, а эти двое, Тит и Грэм, еще не скоро свяжут себя узами брака.
«Шутник!» - подумала про себя.
Мне подали кольцо и настала моя очередь надеть знак нашей преданности и любви на палец мужа. Уже мужа, или снова мужа?
Я неловко улыбнулась, подумав о том, что Бенедикт был и остается моим. С той первой нашей встречи на балу в доме его родителей. Просто мы оба были слишком слепы, чтобы сразу разглядеть истину.
– Боже, никак не пойму, ну что за блажь, разводиться и жениться снова! – ахнула недовольно матушка. – Эмоций им, видите ли, не хватило!
Бенедикт обернулся к леди Роттенгейн и торжественно объявил:
– Я готов жениться на вашей дочери каждый год, лишь бы только доставить ей удовольствие.
Владыка, смиренно улыбнувшись, вернул себе общее внимание тех, кто находился в храме. Назвал нас мужем и женой и позволил Бенедикту сделать то, о чем тот, полагаю, мечтал, едва войдя под сень божественного дома, поцеловать меня.
Я сама потянулась к мужу. Сама обвила его шею руками. Губы соединились в долгом поцелуе. Мне казалось, я вся становлюсь просто частью Бена. Мы, как две половины одного целого, нашли друг друга и ничто на всем белом свете более нас не разлучит.
– Какие чудесные браслеты, - вдруг совсем тихо произнес владыка, когда мы разорвали поцелуй.