Сколько живёт любовь?
Шрифт:
Она была для него всем: матерью, сестрой, женой, другом, любовницей и даже домашним секретарём. Он названивал ей десятки раз в день прося поискать тот или иной документ. Или найти что-то в маленькой адресной книжке.
— Юленька, поройся, папка должна быть в нижнем ящике моего письменного стола.
— Хорошо, обожди на трубке, — просила она.
— Не торопись, дорогая, я обожду, пока ты её найдёшь.
Он представлял, как это она делает сидя на коленях и посмеивался. Ведь звонил не всегда по делу, просто хотелось услышать её голос, ощутить с какой готовностью она кинется исполнять его просьбу. "Старый эгоист", — поругивал иногда он себя, но вновь пользовался этим трюком.
Она часто вечером подсаживалась к нему на диван, занятому чтением какой-нибудь очерёдной заумной книги и выписыванием поразивших его воображение строк.
— Устал, отдохнул бы.
— Сейчас добью эту главу и мы с тобой отдохнём.
Юлия, посмотрев обложку и заголовок книги, посмеялась:
— Костя, есть на свете хоть что-то, чем ты не интересуешься?
— Ничего себе замахнулась, жизни не хватит, чтоб только просмотреть, а не то чтоб коснуться.
Тут как-то на юбилее Будённого, куда они были приглашены, после простой и душевной речи Рутковского, во время перемены блюд и перекура, одна из дам решила уколоть Юлию. Мол, такого жеребчика возле себя можно было удержать только с уздечкой Сталина. Нет, Юлия не вспыхнула, а выпрямив спину и вздёрнув подбородок засветилась улыбкой: — "Уздечка Сталина, это миф созданный такими, как вы от непонимания. А удержала — да! Только тем, что никогда не держала". "Но говорят же…"- стрельнула в неё недобрым глазом дама. Улыбка опять осветила лицо Юлии: — "О, такие, как вы много о чём говорят и всё больше о том, о чём совершенно не знают".
Прошли ещё годы. В них уместилась бурная жизнь страны и их маленькое счастье. Они не сидели в двух стенах, много ходили и ездили в гости, ещё больше приезжали и приходили к ним. Самая крепка дружба, говорят, та, что на войне родилась и Юлия не мешала ей. Наверное, мудрость народная права, так оно и есть: солдат солдату — брат. Правда, не со всем она была согласна. И предавали они Костю и виляли… Но это его решение и она не вмешивалась. Любили смотреть с ним фильмы и новые и старые. Посещали театр, спектакли, смотрели оперу, балет и оперетту. Путешествовали и ездили отдыхать. Его по-прежнему любили, им восхищались и уважали. Как и в прежние времена, он был бодр, подтянут и приятен. Какие бы люди не окружали его, с кем бы он не общался, он везде выделялся из толпы. Естественно, Юлия гордилась им и радовалась. Но она всегда знала, что однажды, прошлое пробьёт защиту и сунет нос в их настоящее… Как он не берёг семью от грязи, а сплетни они как тараканы пролезут везде. До неё доходили слухи, что дама не ушла на покой, а достаёт его, если не звонками, то письмами. Рассказывали, что она подсылала даже своих кавалеров просить у него её руки. Мол, у неё его дочь и только он может благословить её брак. Говорили, что Рутковский от такого цирка обалдел. "Какое мне дело до неё, делайте что хотите, только меня не трогайте", — отбрыкивался он. Девица не могла не понимать, он был счастлив, что она больше не сможет докучать ему ни мольбами, ни упрёками. Какой же у неё от такого цирка прок или всё же цель? Если цель, то постоянно держать его в напряжении, дёргать за верёвочки. Возможно, даже сломать его, унизить, победить… Заставить мучиться перед самим собой, перед людьми. Кто ж воюет так против Рутковского? Она могла подумать только на одну структуру. Ведь та бы козявка сама даже рот не смела раскрыть… А вот "серьёзная структура", могла устроить весь этот цирк. Причин достаточно: Сталина хулить отказался, к Хрущёву любви не выказывал, на 20 празднования Сталинградской битвы, где главным героем освободителем был Никита Сергеевич ехать отказался. Костя сердился на всю эту бестолковщину, а Юлия советовала как можно меньше мозолить Хрущёву глаза. А тут вдруг атака кавалеров "воробушки". Юлия тогда усмехнулась: "Сильно любящая-то замуж прёт, как бык за красной тряпкой на корриде, да и без штампа в паспорте одна не была, а вот я бы никогда. Для меня мужчина существовал на земле в одном экземпляре — Костик!" Костик пыхтит и пока крепится, но Юлия переживала, за дочь. Та горячая барышня, узнает, разберётся враз с её деловыми заскоками. Устроит даме свадьбу с приданным. В голове горько пронеслось: "Называется рвались домой и приехали". Слухи, шушу — шушу, ползли, как снежный ком с горы. Знакомые близкие и далёкие вдруг, как по взмаху дирижёрской палочки, считали своей обязанностью рассказывать о попытках опальной дамы добиться встречи с Рутковским. Говорили, что молодой лётчик Кудрявцев, за которого она собралась замуж и от которого родила ещё дочь, погиб. "Воробушек" вновь свободен в полёте. Разницу между маршалом и капитаном она могла потрогать руками. Юлия поняла: раз пошла такая лавина "воробушек" не остановится, докатит своё нетерпение до цели. Что-то шибко приспичило!
Так и было, она подналегла с попытками попасть к нему на приём, встретиться, поговорить. Всё было напрасно, Рутковский, не желая больше участвовать в шоу, применив приёмы обороны, профессионально выставил везде заслоны. Юлия посматривала на его старания с иронией. Изучив "воробушка", она была уверена, что он напрасно надеется оградить себя от её напора. Дама не мытьём так катаньем его достанет. Найдёт способ заставить его принять себя. Это что-то у неё уж шибко засверлило, раз она так рвётся. Подумав, предположила, что причина возможно в том, что она хочет сделать попытку заставить Рутковского узаконить дочь. По годам вполне даже похоже. Для него это не простой вопрос. Очень волновалась за него. Все эти кляузные и политические дрязги, личные разочарования не прошли для него даром. Здоровье стало сдавать. Пошаливало сердечко и давали о себе знать не долеченные раны. И если б он ещё мог выбухать… Прокричался бы и полегчало, а так: все в себе, всё в себе. Негатив, не имея оттока, копится. Очень боялась, что настойчивые попытки "воробушка" набиться на встречу для него добром не кончатся.
Так оно и получилось. Та, раздобыв номер телефона, позвонила в приёмную и потребовала, чтоб Рутковскому передали о её звонке. Нахмурился. Но помня о неприятностях уже причинённых этой женщиной и предупреждение Юлии, он бледнея от дурных предчувствий, поднял трубку.
— Рутковский слушает.
Голос он, конечно же, узнал. Правда, не льющийся ручьём или звенящий колокольчиком, а резкий и непреклонный.
— Костя, тебе лучше меня принять. Советую не крутить хвостом, если не хочешь скатать ещё в Забайкалье вспоминая молодость или Аде своей сопли повытирать. Помнится тебе там ужас как нравилось и любимой дочке твоей правду страсть как интересно будет узнать…
"Бах! Без подходов прямо в лоб. Вероятно рассерженна за волокиту". Ошеломлённо замер. Ему нужно чуть-чуть времени, чтобы прийти в себя. Немного совсем. Сейчас, сейчас он справится. Он опять вдруг испугался. Не за свои седины. Хотя это тоже не маловажно. Опять же Забайкалье — Бог с ним, но вот Ада. Он о том своём промахе не сказал даже Юлии. Опять ощутил подкожный ужас. Чувство вины перемешалось с огромным желанием сбежать от этого ада. Опять сплетни, разговоры, зачем ему это, когда более-менее всё успокоилось… Его ужасу не было предела. Он понимал, что вся налаженная жизнь семьи под угрозой и может быть разрушена в один миг. За что это Люлю и Аде, внукам, ведь они ни в чём не виноваты. Да и он пожилой уже, честнее — старик, ему тоже хочется простого покоя. Он сидел с белым от шока, ужаса и ярости лицом…, но длилось это не долго. Выхода не было, не в его правилах бегать, сказал чётко хоть и не сумев скрыть волнение:
— Завтра в десять.
С озабоченным лицом положил трубку. Чёрт! Чёрт! Чёрт! А тогда казалось, что именно по обоюдному молчаливому согласию они предпочитали наслаждаться маленькими фронтовыми радостям, которые дарила им жизнь, и не хотели ни будоражить прошлое, ни задумываться о будущем. И они наслаждались без тени смущения. Казаться- то казалось, но вот оказалось… Побарабанил пальцами по столу. Что она там ещё задумала? Ничего, у него ещё есть запас времени. Он непременно что-нибудь придумает…
У Галины дни тоже складывались в жизнь. В отличии от Рутковских получающих от каждого прожитого дня удовольствие, её пробегали между пальцев. Связь с другим мужчиной закончилась опять ничем. Как будто небеса на неё ополчились. Она злилась на себя, злилась за то, что находясь так близко у цели не добилась желаемого. Вытянуть из него ничего не удалось. Дочерью Рутковского занимались её родители. Свои же руки не доходили. Их оттягивал другой ребёнок. И всё же, дело не во времени. Не было желания. Ни дружбы, ни любви со старшей дочерью не получилось. Может быть к старости… Одиночество подтолкнёт. Но чужими не были, всё-таки мать и дочь. Как можно быть неблизкими. В меру своих сил и желания старалась. Всё так и не так.
Нади тоже было в этой жизни несладко. Она чувствовала, но не понимала отчуждение матери. Да, её любили дед с бабулей, но ей хотелось большего. Сначала её отсутствие отца не очень напрягало. После войны — обычное явление. У кого-то отец погиб, у кого-то пропал без вести, много сидело, женщины рожали для себя и по- случаю. Но потом разница между одними и другими высветилась… Она слышала, как шушукались соседи "нагуляла", "подстилка" и дети в школе дразнили "дитём войны", "принесённой в подоле". Не раз прибегая в слезах она била кулачками мать по ногам и кричала:- Где ты меня нашла? Где? Галя отталкивала её от себя и уходила. Объяснялись дед с бабой. Однажды, когда девочка стала постарше, бабушка расчувствовавшись рассказала про Рутковского. Естественно, о его большой и чистой любви к Галине (как же можно иначе) и злой мегере жене, которая угрозами и Сталиным приковав его цепями держала при себе. Позже, при взрослении, как дополнение, появились истории, якобы его преданности семье за годы проведённые в "крестах" и прихода к ним на день Победы после парада и именно с тем, чтоб жениться на Галине, а она такая гордая отказала. С каждым разом количество историй добавлялось к тому же, обрастали они, как пень опятами, новыми "чистыми и светлыми" подробностями. О том, что Рутковский пытался забрать ребёнка никто речь не вёл и правды, естественно, не говорил. Бабушка щадя психику ребёнка, старалась с выдумками, рисуя с каждым разом романтичнее и лиричнее отношения Галины и Рутковского. Даже подачки, лежащих в госпитале Галины военных чинов, в виде продовольственного пайка выдавали, как за посылки отца. Ребёнок безусловно радовался. Кто знает, считали ли они это правильным или было так легче самим. То унесло с собой время. Девочка слушала, верила и не верила. Вернее сначала верила, потом не очень, а позже слушала и молчала. Старики не видели в брехне большой беды, сплошь и рядом такое. Придумываются отцы, мол, полярники, моряки дальнего плавания… Но там сказки, а тут реальность: герой, полководец, маршал. Вон он стоит на трибуне и он её отец… Но к нему нельзя подойти, взять за руку, забраться на колени. Почему, если он её отец?… На враньё похоже и нет. Да, на фотографии он рядом с матерью, но означает ли это то, о чём говорит семья? Мог приезжать в госпиталь, попросила… Опять же письма… Правда чужие стихи. Но ведь есть. А что если это просто подстава для неё, Нади? Вопросов море, а ответов нет ни на один. Ей никто не объяснил, почему, если любил её мать и хотел Надю, то не дал свою фамилию? Почему не хочет знать её сейчас? Почему ей нельзя видеться с ним? Возможно, если б то был иной мужчина такого бы запала у девочки не было. Но ей показали на Рутковского. Понятно, что это завело ребёнка. Её просили помалкивать, не болтать с людьми. Не всегда это получалось. В школе и во дворе она не раз срывалась. Раз, когда её наказала за некрасивую выходку учительница, она заявила, что она пожалуется отцу, а он у неё тот самый Рутковский и, если она ему пожалуется, то "ввалит, как пить дать тут всем". Учительница вызвала родных. Ходила бабушка. Дома с Надей был не простой разговор. Но остановить её уже было не просто. Она обклеила его фотографиями, вырезанными из газет и журналов комнату и всем подружкам рассказывала, что это её отец. В ней боролись и уживались рядом два чувства: первое — желание иметь его, ведь он не просто как у всех отец, он Рутковский и второе — она его ненавидела. За то что не нужна ему, из-за него матери…, никому. Ей бы хотелось поверить во всё то, что рассказывала бабушка, ей бы очень хотелось поверить и раньше верила…, но она уже понимает, что такого сильного бесстрашного мужчину нельзя заставить насильно жить так, как ему не хочется… Значит, дела обстоят не так, как рассказывает бабушка и как в последствии мешая реальность с выдумкой будет в откровениях расписывать ей мать. И во все заверения её, что любила Рутковского до дури, плохо верилось, тогда бы она и Надю любила не меньше, а так ни шатко, ни валко. Да и любить по мнению Нади можно одного. По крайней мере так, как рассказывала мама уж точно, а у неё с этим тоже не получилось: и замуж пыталась выйти, с лётчиком щёголем Кудрявцевым жила и даже родила ей сестричку, но тот погиб. Всё вернулось на круги свои. И какие-то тётки приходили разбираться за своих мужей. Туманно всё. Но за всё это она ещё больше была сердита на Рутковского. Как сказала жирная баба на лавочке во дворе — "поматросил и бросил". Надя не понимала что это такое, только чувствовала, — ничего хорошего. К тому же, слово "бросил" для неё обрело понятные черты. Отсюда и ненавидела. А раньше радовалась его тушёнке и блинам напечённым из его муки. Теперь сомнительно, что его. Скорее всего, больные в госпитале благодарили. Ничего она заставит его отдать свой долг перед ней, фамилию она его получит. Мать намекнула, что организует ей в скором времени это. Он не отвертится, она будет Рутковской. Ждала исполнения своего желания не понимая трагедии матери и своей.
Кто его знает, ведай она правду о нём и этой матрасной истории, а так же историю своего появления на свет и попыток забрать её отцом, всё сложилось в их отношениях по-другому. Тогда, возможно, не хотелось бы ей делать из его портретов и имени иконостас для публики, иметь любой ценой фамилию маршала и греть на груди жабу, а подтолкнуло к решению собраться, прийти к отцу и сказать: "Папа, я хочу чтоб ты у меня был, а я у тебя!" Прийти с открытой душой и сердцем готовым любить, дарить любовь и принимать её тоже… Он ждал обязательно бы принял и был рад…, а раз так, то непременно разделила радость с ним и Юлия. Ведь она так желала этого ребёнка. Но сложилось всё так, как сложилось, выходит жабы пристроившиеся на груди перебороли тепло…