Скользкий
Шрифт:
А вампирше – хоть бы хны. Идет и идет. Как кукла заводная. Вот и я тоже иду как кукла, только у меня завод уже к концу подходит.
Еще у меня горло пересохло. И глаза слезятся. И запястье левое как свинцом налилось. Мозги из ушей пока еще не потекли, но за этим дело не станет. Походка какая-то дерганая, будто на горбу невесть что волоку. Окружающий мир нереально резким кажется. Хреново мне, в общем. И в частности тоже хреново. Не к добру это все, не к добру. Чувствую, вчера доэкспериментировался.
Ну что, так и не подбросит никто? Не, вон уже
Новички всегда удивляются: как так, где людей – ну, типа, и жратвы – больше, все спокойно, а где люди неделями не появляются, чудовище чуть ли не под каждым кустом. А все между тем закономерно. На торных путях давно все зачищено: и у торговцев с собой обычно арсенал на руках приличный, и Патруль на таких маршрутах частенько облавы устраивает. А в глухие места никто и не лезет.
А вот чем все эти монстры питаются… Да кто их знает? Точно могу сказать одно: не людьми. Нету столько народа в Приграничье. Да и в рационе хищников человек никогда на первом месте не стоял. И на втором тоже. Звери, они обычно с человеком стараются не связываться. Если только совсем с голодухи.
А у нечисти в жратве необходимости и вовсе нет. Могильщик или тот же проклятый легионер жертву могут месяцами караулить. И неосторожного путника они не жрать будут, а душу из него вытянут. Так-то. По глухим местам никто с заходом солнца именно поэтому и не шляется. Особенно зимой. Это сейчас хорошо – отродья Стужи сгинули, а в холода, да еще в пасмурную погоду они и днем на промысел выходят. Не часто, конечно, но бывает и такое.
На развилке мы свернули налево.
«А мы пойдем налево».
И вот так всю жизнь. Налево и налево. Хоть бы раз по уму что сделать.
Это еще что такое? Бред начинается? Я с трудом поднял к лицу обвисшую словно плеть левую руку. На дорогу упала капля крови. Черт! Надо привал устроить и посмотреть, что у меня там. Только когда?
Илор резко остановилась, и я чуть не уткнулся ей в спину. Что за дела? Стряслось чего?
Блин! Где мои глаза были?
У самого съезда с дороги на Соколовский стояли две телеги, рядом суетились хуторяне. И ладно бы только хуторяне: в толпе мелькнула черная сутана священника, явственно различимое внутренним зрением мерцание окутывало стоящего на отшибе колдуна, а повернувшийся спиной к ветру и раскуривавший трубку мужчина был не кто иной, как лекарь. Помню его, общались.
Получается, там что-то серьезное стряслось. Но это все еще полбеды: в нашу сторону уже направлялись двое вооруженных двустволками бойцов местной милиции. Их прикрывал парень с арбалетом.
Все верно – стряслось что-то, а тут чужаки, да еще и вооруженные. Надо проверить. Вот вляпались так вляпались. Это простым людям Илор мозги задурманить может, но священник ее сразу раскусит. Да и колдун здешний совсем не прост. Вот гадство! От такой толпы не отбиться. Скрутят и на костер. Никто не поверит, будто не знал, с кем путешествую.
– Здесь стой. – Я передал пакет вампирше и пошел навстречу хуторянам.
Если удастся заговорить зубы, то на Илор внимания могут и не обратить. Шансы на это у меня, прямо скажем, неплохие. В Соколовском по службе бывать доводилось неоднократно и случись в этой толпе кто из знакомых, проблем быть не должно. Лекарь меня наверняка не признает, но у служивых память на лица обычно получше.
– Случилось что?
– Пройдемте. – Невысокий парень посмотрел мне за спину. – И спутницу вашу зовите.
– Расслабься, не они это. – Второй хуторянин закинул ружье на плечо. – По службе к нам?
– Не. Так, халтурка, – припомнил я этого крепыша. Когда тем летом подрядился на охрану торгового обоза, именно он советовал моему нанимателю усилить охрану. Тот совета не послушал. А зря. – А спутнице моей, я так предполагаю, смотреть там совершенно не на что.
– Дохалтуришься когда-нибудь, – скривился крепыш.
Как его? Толя? Вроде бы.
– А куда, Анатолий, деваться? Кушать-то, что характерно, каждый день хочется. Вот и приходится вертеться.
– Я думал, ты к своим в лагерь.
– А что, кто-то из наших на хуторе остановился? – Ну и память у него! В том году разговор был, а ведь не только меня в лицо запомнил, но и что в Патруле лямку тяну, не забыл.
– Лагерь дальше. Они дорогу с Города на Лудино перекрыли. У нас склад.
Мы подошли к столпившимся у телег хуторянам. Негромкий гул толпы перекрывали женский плач и причитания. Священник подошел к лекарю и вполголоса принялся его в чем-то убеждать, но тот лишь безразлично мотал головой.
На дороге с подложенным под голову тощим мешком лежал бледный как мел бородатый мужчина лет сорока, расстегнутая рубаха которого оставляла открытой колотую рану в животе. Склонившийся к нему милиционер осматривал пропоротую отметину на коже. Рядом рыдала женщина, прижимавшая к себе девочку лет пяти. Одеты небогато. Сарафаны, кофточки с заплатами. Муж и жена с дочкой?
– Что случилось? – спросил я у Анатолия.
И чего целитель в стороне стоит? Рана-то нехорошая. Вон и крови нет. Получается кровотечение внутреннее. Если прямо сейчас лечением не заняться – мужик не жилец.
– Разбой, – отвернулся в сторону милиционер. – Этот в драку кинулся, вот и получил ножом в пузо.
– Да помогите же! – сквозь рыдания выдавила из себя женщина. – Ну, помогите же кто-нибудь! Он же умрет! Помогите!
Все только глаза отводят. Значит, раненый не местный, деньги, если и были, бандиты забрали, а лекарь благотворительностью заниматься не хочет. Его право, но мужик-то действительно умирает. И всем это по фигу. Мне, собственно, тоже…
– Тарас, будь человеком, – укоризненно посмотрел на лекаря священник. – Не губи душу.