Скользящая сквозь время
Шрифт:
— Шаттин, ты что-нибудь понял? Что произошло?
Шаттин стоял на коленях, спиной ко мне, опустив голову. Плечи его вздрагивали. Я подошла к нему и, охнув, опустилась рядом.
На выжженной траве лежал Фаррит. Точнее, обгоревшее чуть не до костей тело воина. Смотреть на него было страшно, и я на мгновение прикрыла глаза, пытаясь сдержать выступившие слёзы.
— Как это случилось? — голос дрогнул, и я закусила губу.
— Дракон решил убить нас по очереди. И накинулся на Фаррита. Бросал в него пламя раз за разом. Я пытался отвлечь его, бил дротиками, кинжалами, но дракон, несмотря на полученные раны, не отставал. Фаррит уворачивался, сколько мог, но несколько раз попал под пламя, и щит не выдержал…
Шаттин судорожно вздохнул и замолчал. Я думала, он больше ничего не скажет, но он, помолчав, продолжил:
— Он вспыхнул, как факел и сгорел в одно мгновение. Он не долго мучился…
Шаттин снова замолчал. Я положила руку ему на плечо, но он, казалось, этого не заметил.
— Фаррит… он мне как брат был. Мы с детства росли вместе. Везде — вдвоём. Он за меня был готов жизнь отдать… и отдал…
Шаттин снова судорожно вздохнул и застыл, сгорбившись над телом друга. А я с горечью подумала, что дракон, наверное, услышал мои слова, сказанные Фарриту, а, значит, я сама подсказала ему, как надо действовать.
— Шаттин, — тихо сказала я, — его надо похоронить. Как вы хороните своих воинов?
— Сжигаем их на костре, а прах развеиваем по ветру, — сквозь зубы выдавил Вождь. — Только тут даже веток нет. Придётся нести его с собой до холмов.
— Да, конечно, — согласилась я и встала, вытирая слёзы. — Пойдём.
Шаттин тяжело поднялся и протянул руки к телу, но я его остановила:
— Подожди. Ты его так не донесёшь.
И мысленно продолжила: «Он развалится по дороге». Но вслух этого говорить не стала.
— Где наши одеяла? Надо его завернуть.
— Не знаю. Надо найти сумки. Мы их сбросили в начале боя.
Я окинула взглядом поле битвы. Кругом — проплешины от огня дракона, сажа, гарь, а там, где столкнулись наши с Гэттором заклинания, глубокая яма и земля раскидана на много метров.
Сумки мы всё-таки нашли. Они были все в земле и саже, а притороченные сверху одеяла ещё и в дырах от искр, но для наших целей годились и такие.
Бережно переложили останки Фаррита на одеяло, завернули их так, чтобы они не выпали. Я магией подняла тело, собираясь так и переправлять его к холмам, но Шаттин взял его на руки и хмуро сказал:
— Я сам. Не тратьте зря свою силу, она может ещё пригодиться. А мне не трудно.
И пошёл, тяжело ступая, по тропе, сутулясь и глядя под ноги невидящим взглядом. Я шла рядом, поддерживая Шаттина под локоть, когда его начинало шатать от горя. Но он сразу выпрямлялся, преодолевая слабость, и с застывшим лицом шёл дальше, а я убирала руку, понимая, что ничем не могу сейчас помочь ему.
Остаток дороги мы прошли молча. У подножия холма остановились, и Шаттин бережно опустил свёрток на землю:
— Совершим обряд здесь. Я сейчас наберу веток.
Я только кивнула. Впрочем, Шаттин этого даже не заметил. На ходу доставая нож, он двинулся к ближайшей рощице, но я схватила его за руку:
— Что это?
Шаттин поднял глаза и удивлённо остановился. К рощице, крутя воронкой и захватывая в него камешки и мелкие травинки, приближался смерч.
— Этого нам только не хватало, — пробормотала я сквозь зубы.
Смерч подобрался к дереву, обвил его змеёй, скрыв от наших глаз, и мы услышали треск ломающихся ветвей. А смерч, оставив от дерева один ствол, перекинулся к следующему дереву, затем — ещё к одному, а потом, пронёсся над раскиданными ветвями, подхватил их и помчался к нам. Я вскинула руки, собираясь его развеять, но Шаттин схватил меня за плечо:
— Не надо, не трогайте его. Это — не смерч.
— А что? — удивилась я, но руки опустила.
— Флограссы.
Я не успела ничего сказать. Смерч остановился в нескольких метрах от нас и сбросил ветки, сложив их сразу в некое подобие помоста, по центру которого было небольшое углубление размером с тело человека.
— Скорбим с вами, — пронёсся вздох над холмом, трава, кусты и деревья на миг склонились к земле, а смерч распался и обычным ветерком пронёсся над нами, охладив наши лица.
— Спасибо, — прошептала я, а Шаттин поднял тело друга, прямо в одеяле положил его в углубление и встал рядом со мной, не сводя глаз с помоста.
— Поджигайте, Светлейшая.
— Прощай, Фаррит! — я пустила россыпь искр, поджигая ветки, и костёр вспыхнул ярким пламенем, поднявшись чуть не до небес, скрывая в огне смелого воина и хорошего друга.
Я стояла, слушая треск сгорающих сучьев, глядя на всполохи огня. На душе было тяжело и мрачно. Было жаль погибшего совсем молодым воина, а ещё больше — оставшегося в живых Шаттина, который теперь до конца дней своих будет винить себя в том, что не смог спасти, заслонить собой, своего лучшего друга.
Я искоса бросила взгляд на Вождя. Опустившись на колени, он не спускал глаз с костра, а губы его шевелились, словно Шаттин разговаривал с уходящим товарищем. Впрочем, наверное, так и было.
Когда костёр прогорел, я спросила, тронув его за плечо:
— Теперь надо собрать золу?
Но тот только покачал головой:
— Нет. Сейчас всё произойдёт само.
И не успел он договорить, как над кострищем поднялся ветер. Он подхватил золу и понёс её, рассыпая над лугом. И через пару минут от костра осталось только тёмное пятно на земле, быстро затягивающееся молодой травой.
Шаттин проводил взглядом ветер, уносящий с собой останки Фаррита, и повернулся ко мне:
— Вам надо поесть, Светлейшая, и пора идти. Мы и так потеряли много времени.
— Что ты говоришь, Шаттин! — вспыхнула я. — При чём здесь время?! Мы прощались с твоим другом. Разве можно называть это время потерянным?
Шаттин прикусил губу, потом устало повторил:
— Вам надо поесть…
— Я не хочу, Шаттин. Пойдём лучше отсюда, — так же устало отказалась я. — Поедим позже, в лесу.