Скользящая сквозь время
Шрифт:
Минут десять мы молча жевали, потом Фаррит собрал посуду и отправился на речку её мыть, а Шаттин отвязал второе одеяло и, расправив, положил его рядом со мной:
— Укройтесь им и отдыхайте, Светлейшая.
— А вы?
— Нам не привыкать спать на земле, — улыбнулся Вождь. — Мы — воины.
Ну, да. Конечно. Лето же, не замёрзнут. А похолодает — у костра погреются.
Я со вздохом облегчения растянулась на одном одеяле, укрывшись другим, и только тут обратила внимание, что Шаттин укладывается спать, а Фаррит, которому выпало первое дежурство, сидит, опершись спиной о ствол дерева,
Я села. Уже улёгшийся Шаттин мгновенно повернулся:
— Что, Светлейшая?
— А костёр? Костёр на ночь вы разводить не собираетесь?
— Нет. А зачем? — с недоумением спросил Вождь.
— Ну… Вы ночью не замёрзнете?
— Нет, не замёрзнем, — улыбнулся Шаттин. — Ночи сейчас тёплые.
— А как же комары? Дым костра их бы отпугивал. Или у вас нет комаров?
— С ними я договорился, — ответил Шаттин. — Они будут кусать нас. Вас, Светлейшая, они не тронут.
— Чего? — мне показалось, что я ослышалась. — Как — договорился? И они что, разбираются, кого можно кусать, а кого нет? Им разве не всё равно?
— Я договорился, — терпеливо повторил Вождь. — Я дал им попробовать свою кровь. И Фаррит тоже. Они полетят на её запах. Вас они не тронут, Светлейшая.
— Понятно, — растеряно пробормотала я. — А себя вы, значит, на съедение отдаёте.
— Кушать все хотят, — пожал плечами Шаттин.
Я снова растянулась на одеяле. Повозилась, устраиваясь поудобнее, и вдруг поняла, что, не смотря на усталость, спать совсем не хочу. Видимо, перебила сон, подремав перед ужином. Да и не темно ещё было. Летом темнеет поздно, и сумерки ещё только начинали окутывать землю.
Посмотрела на лежащего с закрытыми глазами Вождя: спит или не спит? И шёпотом спросила:
— Шаттин, ты спишь?
Мужчина резко сел, посмотрел вопросительно:
— Нет. Вам что-то нужно, Светлейшая?
От его готовности мне услужить мне стало неловко. Ладно, самой неймётся, а он-то почему меня развлекать должен за счёт своего отдыха? Пробормотала смущённо:
— Нет. Мне просто не спится. Но если ты устал…
— Я не устал, — перебил меня Шаттин. — И с удовольствием поговорю с вами, Светлейшая. Спрашивайте, что вас интересует?
Я села, укутавшись в одеяло, и начала расспрашивать Шаттина об обычаях его племени и об их отношениях с флограссами.
Шаттин отвечал охотно, не таясь, и я узнала много интересного, пока вокруг нас сгущалась тьма. Так, я выяснила, что в Феллии очень мягкий климат, зимы практически нет, поэтому урожаи здесь собирают по три раза в год. Так что, голод им не грозит, и на полях они особо не надрываются. Одежду шьют сами. Впрочем, если учесть, что мужчины почти весь год ходят босиком и в одних штанах, а женщины обходятся лёгкими платьями, не так уж много им этой одежды и надо. Зато мастериц, умеющих красиво вышить головную повязку или поясок на платье, очень ценят, потому что, оказывается, в этой вышивке зашифрована вся биография человека: из какого он племени, из какого рода, женат ли он или замужем ли она, есть ли дети — всё можно прочитать по узорам. И составить нитками красивый рассказ на ограниченном пространстве может далеко не каждая вышивальщица.
У каждого племени есть, помимо общих работ, какая-то своя специализация. Кто-то разводит овец и снабжает другие племена шерстью для вязания тёплой одежды и обуви на прохладную зиму, где-то — великолепные мастера по выделыванию шкур, в каких-то племенах разводят верховых животных и так далее. Особым уважением пользуются умелые кузнецы, могущие не только вьючных животных подковать, но и выковать оружие, предметы для сельхозработ, домашнюю утварь. Обмен изделиями происходит на ярмарках, которые проводятся два раза в год: весной и осенью. Но, конечно, никто не запрещает при необходимости самому прийти в нужное племя и договориться с умельцами о необходимых товарах. И, кстати, в каждом племени есть свои художники, музыканты и поэты-сказители, среди которых на ярмарках проводятся своего рода конкурсы. И Шаттин был очень горд, что на последнем конкурсе среди поэтов победил сказитель из его племени.
— Я прикажу ему создать балладу о вас, Светлейшая, — закончил свой рассказ Вождь. — Он будет счастлив от оказанной чести.
Я только улыбнулась в ответ.
Пока Шаттин говорил, темнота сгущалась, становилась всё плотнее, непроницаемее, я уже с трудом видела лицо сидевшего рядом мужчины.
И вдруг из-за крон деревьев появилась огромная луна и осветила поляну серебристым мерцающим светом.
Я изумлённо огляделась. Ощущение было, что кто-то включил лампу, так ясно стало видно каждую травинку, каждый лист на дереве.
— Как красиво, — прошептала я.
Шаттин только улыбнулся, и мы замолчали, слушая, как оживает ночной лес.
— А теперь — спать, Лунная Дева, — внезапно нарушил тишину Вождь. — Неизвестно, что нас ждёт завтра. Вам нужно отдохнуть.
Я вздохнула: он прав. Хоть и не хотелось отрываться от созерцания такой красоты, а отдохнуть, действительно, не помешает. Кто знает, что завтра Гэттору в голову взбредёт.
— Спокойного сна, — сказала я, ложась и укрываясь с головой одеялом.
— Спокойного сна, — успела услышать в ответ и — уснула.
…Я сидела на краю большого пушистого облака, свесив ноги, и смотрела вниз, на землю, где в неприступном каньоне текла широкая и бурная река. В реке плескалась ослепительно красивая девушка. Ослепительно — в самом прямом смысле. Даже отсюда, сверху, я видела радужное сияние, исходившее от её прекрасного тела. Длинные волосы развевались на ветру, совсем не намокая от летящих от воды брызг. Весёлый смех звучал волшебной музыкой, хотелось закрыть глаза и слушать его бесконечно.
На берегу, преклонив колени и опустив голову, стоял молодой парень, и по его напряжённой фигуре было видно, как же хочется ему посмотреть на девушку, и с каким трудом он удерживается, чтобы не кинуться к ней в воду. Одна рука его была сжата в кулак, второй он вцепился в гриф лежащего рядом музыкального инструмента, очень похожего на лютню, так, что костяшки пальцев побелели.
Вволю наплескавшись, девушка вышла на берег, совсем не стесняясь своей наготы. Провела руками вдоль изгибов тела, стряхивая воду, подошла к юноше, залилась серебристым смехом: