Скользящие по грани
Шрифт:
Впрочем, на своего старшего сына Диамара, который находился в этом же зале вместе со своей женой, его сиятельство тоже косился с оттенком враждебности – очевидно, считал, что присутствие этой супружеской пары здесь – дело совершенно излишнее. Я уже знала, что герцог Тен вновь старается отправить Диамара в одно из своих самых дальних имений, так сказать, подальше со своих глаз, обосновывая это все тем же старым предлогом, что, дескать, многочисленному семейству его сына и наследника лучше жить на свежем воздухе, вдали от суеты и шума больших городов. Мол, все это делается ради их здоровья и благополучия, а потому мое решение, как главы семьи, не обсуждается, и я требую безоговорочного послушания!.. Как и следовало ожидать, Диамар наотрез отказался подчиниться воле отца – мол, простите, я всегда был послушным сыном и выполнял ваши приказы, но все имеет свои пределы. Дескать, один раз мы с большим трудом спаслись от смерти, и вновь рисковать жизнями своих детей я не намерен, тем более что тот пожар случился не на пустом месте – был поджог, чему есть свидетели. Более того – я догадываюсь, кто был заинтересован в нашей смерти. А если называть вещи своими именами, то отныне, дорогой отец, вы не сможете вновь отправить нас невесть куда только для того, чтоб у вас были полностью развязаны руки.
К тому же среди аристократов уже давненько ходят упорные слухи о том, будто по указанию герцога Тен нанятые им стряпчие перетряхивают все имеющиеся своды законов, причем едва ли от основания государства, и все это делается лишь для того, чтоб отыскать весомое обоснование, на основе которого можно нарушить существующий закон о наследовании, то бишь передать титул и семейное состояние не старшему сыну (или же его детям), а своему младшему, любимому сыночку, которого родила старому герцогу его молодая супруга.
Не знаю, каковы успехи стряпчих в этом непростом деле, но, по слухам, аристократия относится к подобным намерениям герцога с нескрываемой неприязнью, да и кому ж понравится, если некто ради своих сиюминутных симпатий собирается подвергнуть изменению вековые традиции, законы и устои? К сожалению, герцог Тен не желал слушать никаких слов увещевания, говоря о том, что он прекрасно отдает себе отчет о своих действиях. Результат был предсказуем: едва ли не у всех, кто был наслышан о намерениях герцога, возникало сочувствие к Диамару, старшему сыну и наследнику его светлости, которого отец намеревается лишить законного титула и состояния. Поговаривали и о том, что старый герцог начинает выживать из ума, и за всей этой неприглядной историей стоит молодая супруга его светлости. Вдобавок ко всему стала известна история о том, что семья Диамара только чудом избежала гибели при пожаре... Тут уж хочешь, не хочешь, а на хорошее вряд ли подумаешь.
Разумеется, мне трудно судить о том, какие отношения в данный момент существуют в семействе герцога Тен, но одно бесспорно: Фелис ди Роминели по мере своих сил и возможностей изображала всепоглощающую любовь к мужу – за руку его возьмет, свою головушку положит на плечо дорогого супруга, а то что-то шепчет ему на ушко. В общем, сама нежность и забота. Не знаю, что герцог Тен думал о подобном поведении своей законной половины, но, судя по всему, он не имел ничего против проявления трогательных чувств любимой женушки, и даже более того – подобная публичная демонстрация была ему явно по вкусу. Хм, трудно сказать, что испытывали остальные при взгляде на столь нарочитый показ нежных чувств молодой герцогини к своему муженьку, но, на мой взгляд, фальшь и лицемерие женщины должны просто-таки бросаться в глаза едва ли не каждому, кто смотрит на эту довольно-таки приметную парочку.
Можете обвинить меня в жестокости, бездушии, а заодно и полном отсутствии веры в искреннюю любовь, но я готова даже заключить пари на то, что герцогиня Тен едва ли не считает дни до того прекрасного момента, когда ее бесценный супруг уйдет на Небеса. Разумеется, при этом он должен оставить безутешной вдове все свое немалое состоянием, а уж она, страдалица, постарается в будущем встретить какого-либо неотразимого красавца – надо же хоть как-то вознаградить себя за несколько лет не ахти какой радостной семейной жизни, на которую она согласилась ради титула и денег. Увы, члены семейства ди Роминели были довольно-таки прижимистыми людьми, лишний раз друг друга деньгами не баловали, так что ради большого куша можно и расстараться, изобразить неземную любовь...
Вообще-то в зале находилось еще несколько человек, но я их особо не рассматривала – просто не было особого желания разглядывать присутствующих. К тому же, когда нас привели в зал, тут уже были король с королевой, а если в присутствии коронованных особ глядеть по сторонам – подобное можно расценить как высшее проявление бестактности. Правда, рядом с королевой Эллен находилась госпожа Орше, одетая в простое темное платье с белым воротничком. Если учесть деревянные четки, которые она держала в руках, и кроткое выражение ее лица, то при взгляде на эту даму едва ли не у каждого могло сложиться впечатление, будто перед ним находится едва ли не монашка, или же та, которая мысленно уже находится на пути к праведной жизни под монастырскими сводами. Как правило, от таких людей не ждут опасности, и, вообще-то, зря – лично я не хотела бы иметь своим врагом эту с виду скромную особу с безупречными манерами и бесхитростным взглядом. С меня и семейки ди Роминели за глаза хватит.
А вот и толстяк-архиепископ, стоит неподалеку от короля с ханжеским выражением благостности на лице. Все верно, присутствие священнослужителя придает законный вид всему происходящему.
Зато Летуна в зале не было, но я почти уверена, что он находится где-то неподалеку – это не тот человек, что бросит начатое на полдороге, тем более что ему надо внука вызволить с каторги, а ради этого дедуля пойдет на многое. Впрочем, сколько бы старый взломщик ни говорил о своем возрасте и желании удалиться на покой, а заодно позабыть о прошлой небезгрешной жизни, все одно надо признать, что ему, паразиту, риск нравится сам по себе, так что Летуна мы точно должны увидеть, причем вряд ли он довольствуется ролью простого зрителя.
Выслушав наши повествования – вначале мое, а затем Криса, король поинтересовался:
– Итак, что же вы хотите от меня? Прошу понять меня верно: сейчас я разговариваю с двумя преступниками, причем дама приговорена к казни, а мужчина – к пожизненной каторге. Во всему прочему вы оба совершили побег... Все это выглядит более чем неприятно, и в вашем случае помощи от меня ждать сложно.
– Ваше Величество, я прошу, чтоб мое дело было вновь расследовано, причем беспристрастно... – я старалась говорить спокойно. – Да, мой муж погиб, но это произошло случайно – я всего лишь защищалась. К сожалению, когда этот человек впадал в ярость, то он полностью терял контроль над собой и совершенно не отдавал отчет в своих действиях. В тот день, когда произошла трагедия, Лудо Уорт впал в такое неистовство, то, без сомнений, если бы не убил меня, то всерьез покалечил. А еще я прошу, чтоб мой брак был признан незаконным, со всеми вытекающими отсюда последствиями...
– Хм... – судя по голосу короля, у него были какие-то свои мысли по этому поводу.
– Ваше Величество, я не совершал преступления, в котором меня обвиняют... – теперь заговорил и Крис. – С братом мне было делить нечего, у нас были хорошие отношения. Я, как и госпожа Оливия, тоже прошу непредвзятого следствия.
– Если я правильно понял, виконт, вы считаете, что следствие и суд ошиблись?.. – поинтересовался король.
Не надо быть хорошим физиогномистом, чтоб понять: Его Величество не верит нам ни на йоту, а его присутствие здесь, в суде – это нечто среднее между развлечением и обязанностью главы государства разрешить не такой уж сложный вопрос, в котором затронуты интересы аристократии. Пожалуй, его скепсис так легко не преодолеть.
– Ваше Величество, я считаю, что суд не учел все факторы, которые могли доказать мою невиновность... – вздохнул Крис. – Увы, но на моей стороне только косвенные доказательства, и этого оказалось недостаточно...
– У вас, как я понимаю, в суде для подтверждения невиновности тоже были только косвенные улики?.. – теперь король обращался ко мне, и в его голосе чуть слышно проскальзывала насмешка.
– Не только... – покачала головой. – Беда в том, что суд по моему делу был изначально пристрастен.