Скопин-Шуйский. Похищение престола
Шрифт:
Старшины переглянулись: довод резонный. Не подходит Митька в цари, хотя и грамотный.
— Слухай, Митрий, может, ты знаешь кого, кто на Москве бывал, чтоб не старый, молодой навроде тебя? А? — спросил Бодырин.
— А Илейка Иванов. Он там родился и холопствовал.
— Илейка? Это которого из Астрахани привели?
— Он самый, атаман.
— Мить, услужи. Найди его и вели в атаманскую избу притить.
— Хорошо, — согласился Митька. — Счас позову.
— Токо, Митрий, не трепи языком насчет царя.
— Я что, баба, че ли? — обиделся Митька.
Илейка появился перед старшиной несколько смущенный,
— Ты грамотен, Илейка?
— Нет, — отвечал тот.
Бодырин не удержался, крякнул от досады.
— А в Москве бывал?
— А как же, я там и родился, и в кабале был у Григория Елагина, оттуда и бежал на Астрахань.
— Ну как, атаманы-молодцы, — обратился Бодырин к старшине. — Москву знает, а грамоте нет. Как будем?
— А на кой царю грамота, — сказал Хмырь. — Я немного володею, ежели что, могу накарябать указ.
— Верно, есаул, — поддержала войсковая старшина. — Сами станем писать его именем.
Тут удивленному Илейке Бодырин объяснил, для чего его вызвали и спросил:
— Так согласен ты быть царем Петром Федоровичем?
— Да я че, ежели старики велят, отчего не стать, — отвечал Илейка.
— Вот и умница. Хмырь, садитесь с Дубом и пишите первый указ.
— Об чем?
— Ну как? О том, что на Тереке объявился законный наследник царского престола Петр Федорович и зовет всех обиженных под свою руку, что будет жаловать всех разными товарами и деньгами за верную службу.
— А где я наберу этого всего? — смущенно спросил Илейка.
— Ты царь. Это не твоя забота. Пойдем Волгой, там есть города богатые, а по Волге купчишки с товарами… Наберем, Илейка, то бишь государь, тебе казну знатную.
— Ну а если нам вдруг мой хозяин встренется, я ж ему в кабалу продавался?
— Не встренется. Ну а если навернется на свою беду, мы с ним мигом управимся, петлю на шею и подвысь.
Так на Тереке объявился новый царь Петр Федорович, и морем на нескольких стругах отправился он с невеликой армией к Астрахани. О пополнении ему заботиться не надо было, по степи скакали в разные стороны казаки с его указом, в котором сулилось всем, кто примкнет к нему, хорошее жалованье. А царское жалованье для любого казака — мечта желанная. И если пускался в поход царь Петр с отрядом едва достигавшим тысячи, то под Царицыном у него было уже четыре тысячи и несколько пушек с добрым запасом пороха. Маленькие городишки сдавались «царю» почти без боя, да и купцам, плывшим с товарами, связываться с такой силой не приходило в голову: «Берите, берите, токо живота даруйте». И все забирали и живота даровали.
Когда причалили под Самарой, на царском струге собралась войсковая старшина — решать, что делать дальше. Поскольку «царь» по молодости ничего не мог придумать, всем заправлял атаман Бодырин Федор.
— Надо слать грамоту царю московскому. Хмырь, бери бумагу, будем сочинять царскую грамоту.
— С чего начнем, — бормотал атаман, более обращаясь к себе, чем к старшине. — Значит, так, если наш царь сын Федора, а Дмитрий брат Федора Ивановича. Знатца ты ему племянником доводишься. Так? Так. Поэтому пиши, Хмырь: «Дорогой дядя Дмитрий Иванович! Я царевич Петр — кровный сын царя Федора Ивановича и имею такие же права
Атаман неожиданно споткнулся и никак не мог придумать продолжения письма, хотя и щелкал пальцами. Глядя на глазевшую на его старшину, рассердился:
— Думайте, думайте? Почему я один должен напрягаться?
Илейка, понимавший, что письмо пишется от его царского имени, вздумал подсобить атаману:
— …и обнять тебя по-братски.
— Ты хоть не лезь, — проворчал Бодырин. — Твое дело царствовать, вот и царствуй. Мы туда не обниматься идем, а свое жалованье требовать.
Илейка-царь смутился и даже покраснел. Тут Афонька Дуб нашелся:
— Тогда так и пиши, мол, жалуем за жалованьем моим людям. А? Чем плохо?
— Ладно, пиши, — кивнул атаман Сеньке Хмырю, хотя слова Дуба ему не очень понравились, подумал: «Дуб есть дуб, чего с него взять».
Больше часа потратила старшина на царское письмо, уж очень не привычный для казаков труд, то ли дело саблей врага рубить: р-раз, р-раз и готово, либо ты, либо он в ковыле. А тут сиди, думай, аж в висках саднит.
С письмом царя Петра в Москву был отправлен из старшины самый грамотный — есаул Семен Хмырь с двумя товарищами. Из царской казны их хорошо удовольствовали деньгами в дорогу, дабы не отвлекались в пути на добычу пропитания. Через Калужские ворота въехали в Москву без особых помех, сообщив приворотной страже, что они «до государя с грамотой государевой».
Однако, выехав на Красную площадь и узрев могучие красные стены Кремля, заробели посланцы.
— Слухай, Хмырь, а не покрутят нам тут головы, как курятам. Глянь вон, кто в ворота ни въезжает, у всех оружие отымают. Не нравится мне это.
— А мне, думаешь, нравится, — мялся есаул, ни на минуту не забывавший, какого «царя» он тут представляет. — Ходим, браты, в кабак, там покумекаем, как быть.
Они подъехали к питейному заведению, привязали коней к коновязи. С весеннего света войдя в полутьму кабака, терцы остановились, дабы осмотреться и приискать себе место, и тут из дальнего угла их позвали:
— Эй, станишники, гребитесь сюда.
Они прошли и увидели уже изрядно захмелевшего казака перед корчагой хмельного. По белой папахе, лежавшей на столе, определили его высокое положение в казачей иерархии.
— Сидайте, хлопцы, — широким жестом пригласил он и крикнул: — Гей, живо еще три кружки!
Кабатчик услужливо притащил обливные глиняные кружки и поставил на стол:
— Что на закусь прикажете?
— Тартай тарань, голубь, да ковригу, — приказал казак и стал разливать по кружкам вино. — Вы, братки, вижу, с Терека, по напатронникам узнаю. А я с Дона, звать Андрей Иванович Корела, атаман. Может, слыхали?
— А как же, — польстил Хмырь, хотя впервые слышал это имя.
— Вот возвели Дмитрия Ивановича на престол. Он нас и наградил. Казакам жалованье и отпуск домой на Дон. А нам с атаманом Постником по сотне золотых. Ну куда с ними? Я в кабак, а Постник Линев решил грехи отмаливать, постригся в монахи и умотал аж в Соловки. Дурак, право дурак. Давайте выпьем, казаки.
— Давай, атаман.
Стукнулись кружками, дружно выпили. Стали тарань о стол околачивать, чтоб помягчела.
— Атаман, а вы, часом, не вхожи в Кремль? — осторожно поинтересовался Семен Хмырь.