Скопление неприятностей
Шрифт:
– Меня всему этому учили.
– А у меня нет твоего опыта.
– Зато у тебя есть я, – улыбнулся Помпилио. – А опыт… Опыт не поможет тебе стать адигеной.
Фраза прозвучала неожиданно и чуточку обидно.
– А что поможет?
– Ничего.
– Ничего? – изумленная Кира вновь повернулась к мужу. – Ничего?
– Ты уже ею стала, – глядя жене в глаза, ответил Помпилио. Очень серьезно ответил. – Настоящим адигенам не нужно постоянно контролировать себя, думать над своими поступками и словами. Или это становится твоей сутью, или нет. Ты стала адигеной в тот миг, когда поняла, что не можешь пойти к алтарю ни в чем, кроме кисла.
– Откуда ты знаешь, что я это поняла? – прищурилась рыжая.
– Иначе ты ни за что бы его не надела.
– Может, я решила произвести впечатление на тебя и твоих родственников?
– Ты ни за что не надела бы кисл для этого, – по-прежнему серьезно произнес дер Даген Тур. – Когда ты увидела кисл, то поняла, что выйдешь замуж только в нем.
Это было
– И поэтому ты решил, что я стала адигеной?
– Мне довелось побывать на многих свадьбах, и я знаю, как настоящие адигены идут к алтарю.
– Только поэтому?
– Я видел, как ты вела себя после свадьбы.
– Ты наблюдал за мной?
– Как только появлялась такая возможность.
– А я – за тобой, – призналась девушка. – Я не знала, как себя вести, и не хотела ошибаться. Не боялась ошибиться, а не хотела.
– Я понимаю разницу, – кивнул Помпилио.
– У меня получилось?
– Ты быстро научилась. Почти сразу.
– Я привезла паровинг и копалась в его моторе, наряженная в простецкий рабочий комбинезон.
– И никто из подданных не шутил на эту тему.
– Что это означает? – нахмурилась Кира.
– Они признали твое право на каприз, – объяснил дер Даген Тур. – Признали адигеной.
– Или они настолько тебя боятся, что не рискуют смеяться над твоей женой.
– Когда боятся – смеются еще громче.
– Или они тебя уважают.
– Они долго тебя принимали, Кира, но приняли – когда увидели в тебе адигену.
– Это важно?
– В нашем дарстве – да.
– Почему?
– Может, потому что больше половины даров Кахлес умерло не своей смертью, а в сражениях. Или потому, что в войне с Эдуардом Инезиром, выжил только один Кахлес – Розарио, а вся семья, включая женщин и детей, была вырезана галанитами.
Кахлесы погибали один за другим, но продолжали отстаивать свою честь и свою свободу. И последний представитель рода – Розарио, – тверже всех заявлял на переговорах, что Линга пойдет на минимальные уступки императору. Иначе – война до конца, каким бы он ни был. И во многом благодаря его неукротимости, Эдуард Инезир согласился предоставить Линге автономию в составе империи. Возможно, он считал, что заключил удачную сделку, однако его наследники вряд ли бы с этим согласились, поскольку во время восстания против Империи, именно Кахлесы возглавили самоубийственный десант на Галану, захватили Вечную Дыру – такой была задача, но на этом не остановились, оставили часть солдат удерживать Дыру, а сами, вопреки всем планам и доводам рассудка, бросились на штурм дворца, в котором проходило пышное празднование дня рождения императора Карлос-Луи III. На Галану отправились все потомки Розарио, включая двенадцатилетних мальчишек, возглавлял отряд лично дар Терио, месть стоила жизни двум его сыновьям, брату и шести племянникам, но дворец был взят и сожжен, а род Инезиров перестал существовать.
Эту историю – о том, как судьба династии висела на волоске, и как Кахлесы расплатились с Инезирами, – Кире рассказали едва ли не в первый день пребывания на Линге. Историю ее рода. Однако сейчас ей не хотелось говорить о грустном.
– Мне больше нравится сочетание: «право на каприз», – прошептала она, потянувшись, а потом еще сильнее прижавшись к Помпилио. – Значит, у меня оно есть?
– Но не советую им злоупотреблять.
– Зануда.
– Да, я такой, а ты – великолепна.
– Когда?
– Всегда. Ты великолепна каждое мгновение.
– Ты не объективен.
– И не должен быть.
– Пожалуй.
Кира закрыла глаза и с восторгом отдалась этому чарующему моменту. Восхитительному чувству спокойствия и умиротворения и абсолютной радости от того простого факта, что рядом находится любимый мужчина. Что можно никуда не спешить и ни о чем не думать, позабыть о заботах и просто наслаждаться тем, что они вместе. Лежать на диване, потягивая легкое белое вино, и любоваться прекрасным городом. Кира знала, что стоит ей захотеть, и этот чудесный момент продлится целую вечность, ведь у них с Помпилио есть все для того, чтобы посвятить свои жизни друг другу. Они смогут комфортно путешествовать, перемещаясь с одного светского раута на другой, соберут все удовольствия мира и…
Не смогут.
Девушка улыбнулась.
Безделье не для их энергичных натур, и все соблазны Герметикона не смогут их усыпить. И потому так ценен этот чарующий момент – тем, что он лишь часть интересной жизни.
– Мне нравится, что ты стал часто улыбаться, Помпилио.
– Мне нравится, что в твоих прекрасных глазах сияют звезды, Кира.
И они вновь замолчали, прижавшись друг к другу так тесно, что стали единым целым.
«Признаться, я не люблю суету.
Хотя… почему «признаться»? Я никогда этого не скрывал. И не скрываю. Все мои друзья и сослуживцы знают, что я не люблю суету, переезды и связанные с этим хлопоты, тяжело привыкаю к новым местам и тяготею к размеренной, раз и навсегда установившейся повседневности.
Вы спросите, как я, при всей своей нелюбви к суете и переездам,
Мне по душе тихая, мирная жизнь в небольшом городе на скромной, в меру развитой планете с сообразными удобствами. Мне нравятся блага цивилизации, но я не хочу, чтобы власти моей идеальной планеты страдали ненужными амбициями, способными привести к жестокой войне. И несколько лет мне везло: я жил в тихом, спокойном, немного сонном и очень приятном городе, на планете, мечтающей об одном – чтобы ее оставили в покое. Планета называлась Заграта, на ней я чувствовал себя счастливым, но… Но однажды чья-то неукротимая воля: то ли таинственных властителей, то ли закона развития общества, принялась безжалостно крушить старые порядки по всему Герметикону, пытаясь превратить нашу Вселенную в нечто новое и проливая при этом море крови. Заграту разрушили, обратили в революционный ад, возглавляемый беспощадными галанитами, и хотя, адигены навели на планете порядок, я никогда не вернусь в мир, где был счастлив. Не хочу видеть улицы, по которым гулял и на которых расстреливали мирных людей, не хочу вспоминать кровь и грязь, не хочу…
Я смирился с потерей тихой жизни и принял предложение мессера Помпилио Чезаре Фаха Мария Кристиан дер Даген Тур дер Малино и Куэно дер Салоно стать членом команды «Пытливого амуша». Принял, во многом потому, что мессер, в отличие от несчастного короля Заграты, способен защитить то, что ему дорого, не только словом, но и делом: огнем, мечом, а при необходимости – не меньшей, чем у галанитов, жестокостью. Я выбрал Лингу, потому что ее нельзя изменить – только уничтожить, и даже Эдуард Инезир, основатель первой и последней на сегодняшний день межзвездной империи, обломал об эту планету зубы.
Что же касается переездов, которые «Пытливый амуш» совершает постоянно, они не имеют никакого отношения к той суетливой процедуре, о которой я упоминал и которая приводит меня в растерянность, а Олли – в раздражение. На «Пытливом амуше» я не переезжаю, а путешествую, причем вместе со своим домом. Да, как это ни странно прозвучит, наш исследовательский рейдер стал для меня своего рода домом: мне предоставлена отдельная комфортабельная каюта, в моем распоряжении великолепно оборудованная алхимическая лаборатория с потрясающим набором инструментов. Мне разрешено заниматься исследовательской и научной деятельностью – если это не вредит обязанностям судового алхимика, но главное – меня окружают умные, образованные и увлеченные люди, с которыми интересно общаться.
Второй раз в жизни я почувствовал себя счастливым.
И потому несколько растерялся, узнав, что мы должны отправиться на Тердан на совершенно неизвестном мне цеппеле «Счастливый цехин», да еще в компании совершенно неизвестных мне людей. То есть одним из этих людей будет Галилей Квадрига, астролог «Пытливого амуша», но Галилей, как, впрочем, все астрологи, сам по себе и не всегда понятно, отпустила его Пустота в последнем переходе или он еще блуждает среди Знаков… Что же касается синьора Урана Дюкри, то он, безусловно, человек интересный и положительный, одного того, что он спас адиру Киру, достаточно, чтобы составить мнение о его профессиональных качествах, однако до путешествия я не был с ним знаком, и это обстоятельство меня тревожило.
С другой стороны, я достаточно изучил мессера Помпилио, чтобы понять, что он не отправит своих офицеров с человеком, в котором не уверен. Но особенную мою печаль вызвало то обстоятельство, что на «Счастливом цехине» не оказалось оборудованной лаборатории, лишь минимально необходимый набор алхимических инструментов. Я понял, что всю поездку на Тердан придется отчаянно скучать, и погрузился в чтение…»
«Какой же ты зануда, чтоб тебя в алкагест окунуло!»
– Капитан!
– Да?
– Местные таможенники спрашивают, не возьмем ли мы груз до Виллемгофа?
– В наших бумагах сказано, что мы уходим порожняком и будем грузиться в Виллемгофе.
– Они их прочитали, – подтвердил вернувшийся из администрации порта цепарь. – И поэтому предложили взять груз.
– Ах, это… – только сейчас до Урана Дюкри дошло, что речь идет о небольшом, возможно, не очень честном дополнительном заработке. – Какое таможенникам до этого дело?
– Это сферопорт, капитан, – с улыбкой ответил цепарь. – Здесь кипит торговля, и всем до всего есть дело. Таможенники прочитали, что «Счастливый цехин» готовится уйти порожняком, удивились, посчитали, что мы ни с кем не сумели договориться о грузе, и решили помочь.
– Отправить свой груз?
– Мы в сферопорту, капитан, – повторил цепарь. – Здесь у всех есть свои грузы: у купцов, у бандитов, у военных, у таможенников – у всех. Глупо проходить мимо возможности заработать. – Цепарь помолчал и добавил: – Глупо и подозрительно.