Скорбь Гвиннеда
Шрифт:
— Боже мой! — Кверон, едва ли не помимо воли, перекрестился. — Это…
— Отец Кверон Киневан, позвольте представить вам брата Джона, — сухо произнес Джорем. — Если не считать меня, Райса, покойного короля Синхила и одного из моих собратьев-михайлинцев, мне кажется, больше никто не видел этого монаха в лицо, хотя очень многие разыскивали его перед канонизацией Камбера… включая также и вас, как мне кажется.
— Брат Джон… — Целитель церемонно поклонился, прижав правую руку к груди. Казалось, он до сих пор не может поверить собственным глазам. — Так вот каким вас увидели Синхил и лорд
«Брат Джон» смиренно опустил глаза, затененные длинными ресницами, и слегка нагнул голову.
— Простите, ваша милость, но я всего лишь необученный монах и ничего не смыслю в высоких материях, — произнес он голосом, ничем не напоминавший голос Ивейн. — Но мне и правда показалось, будто в комнате был еще кто-то помимо отца-настоятеля. И даже… — Тонкие губы растянулись в ироничной усмешке, — …показалось, что в комнате было несколько человек, которых мы здесь совсем не ждали. Весьма неудачное обстоятельство, должен признать.
Против воли, Кверон засмеялся.
— Да, уж мне-то вы точно здорово осложнили жизнь своим исчезновением. Но ведь в этом же и был весь смысл, верно? О, в какой же узел мы сами себя запутали!..
— А теперь запутаемся еще сильнее, если Ивейн отправится в Ремут как брат Джон, — заметил Джорем.
Бородатый монах пожал плечами — и тут же вновь превратился в Ивейн.
— Но нужно ведь мне какое-то иное обличье, чтобы без помех пройти в базилику. Вы сделали бы то же самое, если бы сами отправились туда. Так зачем тратить силы на создание нового обличья? Вряд ли Дуалта окажется там, а Джаван никогда не видел «брата Джона».
На подготовку встречи ушло несколько дней. Приближалась пасхальная неделя, а значит, в базилике день напролет сновали люди, большей частью монахи, незнакомые отцу Бонифацию — именно так, как вскоре узнала Ивейн, звали настоятеля. Среди стольких новых лиц хрупкий, невысокий монашек с темно-серой рясе Ordo Verbi Dei ни у кого не вызывал подозрений.
Бородатый клирик несколько дней подряд приходил к мессе, опускался на колени в дальнем конце церкви и даже не подходил к святому причастию. Он также не делал никаких попыток приблизиться к закутанному в черный плащ принцу, который также ежедневно присутствовал на службе вместе со своим пажом, — но исподволь зорко наблюдал за ними, словно стараясь запечатлеть в памяти все детали.
На третье утро принц со своим спутником опять были здесь, но что-то в манере пажа, в том, как он нервничал и суетился, подсказывало, что у этих двоих, вероятно, есть на день и какие-то иные планы, кроме богослужения. По окончанию мессы, когда священник со служками прошел в ризницу, Ивейн неслышно двинулась по центральному нефу к королевской ложе. Джаван все еще стоял на коленях, склонив голову в молитве, но, заслышав шаги, удивленно поднял глаза на чернобородого молодого монаха, который сперва поклонился алтарю, а затем опустился на одно колено перед принцем.
— Прошу простить, что помешал, ваше высочество, — послышался его голос. — Наш отец-настоятель поручил мне передать вам этот освященный медальон и его благословение. У воина Христова должен быть такой покровитель.
И монах подал
— Ступайте в комнату священника, когда я уйду, и ждите там.
Потрясенный, Джаван даже не сразу взглянул на медальон, лишь сжал кулак и опустил голову, бормоча слова благодарности, когда монах перекрестил его, даруя обещанное благословение. Едва он ушел, Карлан тут же придвинулся ближе и вытянул шею.
— Что такое? Что он дал вам?
Джаван посмотрел на медальон и увидел, что там запечатлен образ святого Михаила, затем передал его Карлану, воспользовавшись кратким прикосновением, чтобы задействовать в его сознании заранее заложенные установки.
— Это просто святой Михаил, — отозвался он равнодушно.
— Святой Михаил? — пробормотал Карлан удивленно, подбросив медальон на ладони. — С чего ради он дал его вам? Или вы думаете, это был михайлинец?
Джаван покачал головой, хотя в душе был совершенно уверен, что если незнакомец сам и не михайлинец, то, по крайней мере, послан кем-то из них скорее всего, Джоремом.
— Ты же слышал, Карлан, — произнес он спокойно. — Он же сказал, что такой покровитель должен быть у воина Господня. Если я все же найду религиозное призвание, разве это не сделает меня в каком-то смысле воином Христовым?
— Ну, наверное, — ответил Карлан. — Интересно, кто он такой? Думаете, отец Бонифаций с ним знаком?
— Вполне может быть. — Джаван сунул медальон в карман и поднялся на ноги. — Пойдем и спросим у него. Мы можем подождать у него в покоях.
— Ладно, только недолго. Сами знаете, как граф Ран бесится, когда вы опаздываете к королевскому выходу.
— Ну, раньше полудня они не начнут. — С этими словами Джаван направился к двери, и Карлан последовал за ним.
Узкий коридор был сырым и тускло освещенным, здесь горел один-единственный светильник в нише у двери в ризницу, в самом дальнем конце коридора. Вход в жилые покои находился ближе, слева от Джавана, и он, сперва постучавшись, уверенно отодвинул засов и вошел, не обращая внимания на гул голосов, доносившихся из ризницы.
Он ожидал увидеть здесь если не Джорема, то хотя бы этого странного монаха, но в комнате было пусто. В камине справа весело потрескивал огонь, отбрасывая золотистые отблески на выскобленный пол и кровать, застеленную меховым покрывалом; окно напротив было завешено тяжелыми шерстяными шторами, почти не пропускавшими дневной свет.
Чаще всего после обеда отец Бонифаций сидел здесь, за широким дубовым столом, спиной к окну, и переписывал какой-нибудь ценный манускрипт.
Нынче утром на столе лежал начатый пергамент с богато украшенной заглавной «И», аккуратно выстроились в ряд перья, щеточки и чернильницы. У левой стены находилась подставка для книг и свитков, где уже почти не оставалось свободных мест, а посреди комнаты стояла дубовая скамья, достаточно широкая, чтобы разместиться там вдвоем. Туда-то и подтолкнул Джаван своего пажа, затем закрыл дверь и негромко приказал: