Скоро полночь. Том 1. Африка грёз и действительности
Шрифт:
Дмитрий, усмехаясь, запил глоток коньяка глотком кофе. Ситуация ему нравилась. Он ведь и вправду знал. Пыхнул догоревшей до середины сигарой.
– Вы себя, Луис Карлович, поставили в ситуацию детского мата. И выход только один. Нет, конечно, два, но второй я не рассматриваю. Ибо он печален. А первый и обоюдно выгодный таков. Вы остаетесь комендантом Наталя, а в перспективе – президентом всего Южно-Африканского союза, который мы с вами (и для вас) создадим прямо по линии двадцатой южной параллели. Неплохо, да?
Бота в уме представил себе эту границу и согласился,
– Но за эту маленькую радость вы становитесь моим тайным сатрапом. [46] Со всеми вытекающими… Я вам буду хорошо платить, вы будете, если потребуется, исполнять мои… поручения. И только. В любом другом варианте я оставляю вас один на один с империей. Выбирайте, что вам дороже. Дурацкий гонор или судьба Родины…
Воронцов знал, что поступает грубо и цинично, но как еще с этими возомнившими о себе лидерами разговаривать? Проявишь интеллигентскую мягкость и либерализм – вскоре увидишь на троне очередного людоеда Бокассу, избранного вполне демократическим путем.
46
Сатрап (древн. персидск.) – наместник провинции, пользующийся всеми административно-судебными правами, но полностью зависящий от верховного правителя (царя).
От слова «демократия» у Воронцова сводило скулы. Демократия – к нему на мостик придет кочегар и скажет, что их там, внизу, сорок человек, а штурманов вкупе с капитаном – пять, потому они проголосовали… Комп'aс должен показывать в центр мировой революции, а ручки машинного телеграфа трогать вообще не надо. Во избежание.
– Зачем? Зачем вам это нужно? Вы сказали – платить! Но что можно заплатить человеку, владеющему половиной золотых и алмазных месторождений Земли? – пересохшим горлом спросил Бота, и Воронцов немедленно предложил его промочить.
Выпили по нескольку глотков сухого вина.
– Вы мне сейчас попробуете не поверить, однако я по-прежнему говорю чистую правду. Ваше золото и бриллианты не стоят ни пенса, если ваш лоб случайно попал в перекрестие оптического прицела. Мы вам будем платить днями, месяцами и годами жизни…
Воланд, не Воланд, но Дмитрий выглядел для полчаса назад очень уверенного в себе хеера Боты человеком не от мира сего. В плохом смысле этого слова.
– Что? Что вы сказали?
– Ничего особенного. Неужели вы поняли меня как-то не так? Ай-яй-яй! А все настолько просто… Любой из нас может, выйдя из этой комнаты, стать жертвой массы случайностей. Кстати, и в комнате тоже. Вдруг – потолок обвалится? А на фронте – пуля, осколок…
– Нет, нет! О другом!
– А! Так это из той же оперы. Случаи ведь между нами летают, словно пули. Предположим, на следующие… Вам, кстати, сколько лет?
– Тридцать девять, – непослушным языком ответил Бота.
– Следующие пятьдесят проживешь, как захочешь. По усмотрению. Стопроцентно могу гарантировать,
– Да если бы даже и так, господин Воронцов. Кто откажется прожить пятьдесят лет. Но что вы хотите взамен? Зачем вам все вообще нужно?
– Мне, то есть нам всем, это нужно из чисто научного интереса. Хочется посмотреть, можно ли с помощью умного и честного руководителя провести модернизацию весьма архаичного общества до лучших мировых стандартов. Создать на юге Африки сильное, вполне цивилизованное, по европейским меркам, государство, безусловно дружественное моей стране… Президенты Штейн и Крюгер вряд ли на такое способны, а у вас есть все шансы. Вы не только талантливый полководец, вы еще и хорошо образованный юрист с современным стилем мышления…
Прошлый раз, провоевав три года и чудом избегнув не только смерти, но и более-менее серьезных поражений, Бота оказался в составе делегации, подписавшей капитуляцию обеих бурских республик. Знать он об этом, конечно, не мог, но уже не раз было сказано, что будущее отбрасывает свою тень в прошлое и может каким-то образом влиять на психику человека, определенным образом корректируя его поступки.
– Вам не кажется, что предлагаемое вами попахивает предательством? – спросил генерал.
– Как может показаться предательством желание обеспечить своей Родине победу наименее болезненным для нее образом? Больше похоже на измену стремление цепляться за отжившие понятия, невзирая на катастрофические последствия. Впрочем – решать вам. Я сказал и повторяю – личной заинтересованности в вашей войне до последнего у меня не было и нет. Вам я тоже предложил то, что два раза не предлагают.
– Разрешите мне как следует подумать над вашим предложением…
– Ради бога. Не горит пока. Но гарантии пятидесятилетней безопасности тоже не включаются…
– И все же… Я бы очень просил вас проводить свою политику поаккуратнее, что ли. Пусть ваши люди публично не ведут себя с черными, как с близкими друзьями. И деньги платите им отдельно от белых. Это же для вас совсем пустяк…
– Ладно. В знак достигнутого нами предварительного согласия я распоряжусь…
– Но о каком согласии речь? Я ничего вам не обещал.
– Эх, дорогой вы мой! Когда люди получают неприемлемое предложение, они отказываются категорически и с негодованием. А если обещают подумать… Это совершенно как с женщинами. Согласны?
Бота неопределенно пожал плечами. Что ему было отвечать? Мысль о том, что он сможет жить, и жить долго, волновала. Если даже в это совсем не верить, все равно…
– И вы меня, конечно, извините, – поставил последнюю точку в разговоре Воронцов, – но сегодня я испытал нечто вроде неприятного удивления. И знаете почему? Ваша страна ведет войну не на жизнь, а на смерть, а вы – один из виднейших генералов и комендант провинции – вместо того, чтобы задать естественнейший вопрос, пришли ко мне с откровенной ерундой.