Скоро полночь. Том 2. Всем смертям назло
Шрифт:
– Еще бы не помнить. И все ж таки в этом действе что-то было. Воодушевляющее. В Идею уже не верили, а в лучшее будущее – хотелось.
Через два часа они с Сашкой составили устное послание Суздалеву, приложив к нему соответствующий видеоряд. Скуратов отчего-то волновался. Непривычно ему было, прожив в иных мирах несколько недель, вдруг снова увидеться с человеком, для которого полтора века спустя прошло лишь несколько минут.
– Может, Виктор Викторович, вернешься ты домой, да и все? –
– Нет, Александр Иванович, придется вам потерпеть мое общество. Слишком вы ядовитую ауру вокруг себя распространяете. Отравляет настолько, что новогодний вечер в кругу сотрудников готов пропустить. Во избежание. Переберу немного и всех подряд начну в ваши адепты вербовать. Мало вам некромантов…
– Значит, нет у тебя дома настоящей привязанности. Если б меня этакая фемина по ту сторону вечности ждала, чтобы под елочкой, с боем курантов шампанского выпить, я непременно…
– Хочется мне надеяться, коллега, что ваша, как вы сами обозначаете – трепотня, вполне онтологична, – Скуратов, как ему казалось, поймал нужную тональность. – Пока я не добрался до самых сакральных тайн дуггуров, возвращаться неинтересно. А когда и если доберемся, я вполне смогу вернуться домой до первого боя часов на Спасской башне.
– Абсолютно правильно думаэтэ, товарищ Скуратов. Правильно рассуждаэтэ, – интонацией и жестами Сашка точно скопировал Сталина в исполнении Новикова. – Нэт такых крепостэй, которые нэ могли бы взять болшевыки, вооруженные самой пэрэдовой в мирэ тэориэй…
И снова Скуратов почувствовал, что Шульгин его переиграл. Хотя бы эмоционально. Трепотня трепотней, но ведь умным людям понятно, что за ней стоит на самом деле.
Чтобы выйти из тупика не потеряв лица, Виктор хлопнул тяжелой рукой по Сашкиному плечу.
– Когда мы сделаем, что собираемся, и вернемся в мой мир, у нас найдется время, чтобы поговорить на чисто абстрактные темы, не заботясь об их соотношении с проблемами физического выживания… Войны и мира, жизни и смерти…
– Королей и капусты, – тут же отозвался Шульгин.
– Не понял, – оторопел Скуратов.
– Да, это было очень давно. Писатель О’Генри. Можешь полистать. У нас в библиотеке. Короли к капусте не имеют никакого отношения. А книга – есть. Ладно, оставим это. Ты готов говорить с Суздалевым?
– Теперь – точно да.
– Это радует. А что мы надеемся получить из твоего института?
– Сведенные в несколько формул результаты моих и Константина Васильевича исследований психотипов всех видов оказавшихся в нашем распоряжении объектов.
– Все равно не понимаю, – признался Шульгин. – Скажи проще – что мы получим в итоге?
– Ты сказки «Тыcячи и одной ночи» читал? – с долей понятной снисходительности спросил Скуратов.
– Читал когда-то. Не подряд. Скучным показалось. Восемь томов. Выбирал кое-какие эпизоды…
– И этого достаточно. Насчет «Сезам, открой дверь» помнишь?
– Еще бы…
– Так вот, если то, что мы подразумеваем, удастся правильно формализировать, мы станем хозяевами любых подвидов всех категорий дуггуров…
– Прямо-таки хозяевами? С трудом верится.
– Ну, тут ты в общем прав. Чтобы руководить столь разнообразно специализированными организмами по всему спектру их врожденных и запрограммированных функций, нам нужно знать не меньше, чем «высшие». Но уж в пределах блокирования ведущих инстинктов и отмены ранее полученных команд мы должны будем справиться.
– И то неплохо. Не зря хлеб едите. В критические моменты хоть время выиграем, внеся смуту и беспорядок в ряды врага. Так что, начинаем?
Левашов подтвердил: связь с компьютером, находящимся в квартире Ростокина, установлена. Можно включать.
Скуратов, опять отчего-то вздохнув, пересел в кресло перед терминалом.
На экране появился сначала инженер, приглашенный для изучения его машины, потом, когда он отступил в сторону, и сам Суздалев.
– День добрый, – поприветствовал его Виктор. – В контрольное время я уложился, Георгий Михайлович?
Увидев генерала, академик сразу успокоился и начал говорить по делу.
Трофейная «медуза» за два дня была досконально изучена с помощью пленного экипажа, Шатт-Урха и Удолина с его компанией. Естественно, устройство двигательной установки и систем жизнеобеспечения осталось непонятным, да ими никто и не собирался заниматься всерьез. Лишь бы управлять научиться, не полагаясь на добрую волю чужаков.
Вся конструкция целиком была чисто биологическая, никаких следов металла или керамики. Только органика, зато чрезвычайно разнообразная по свойствам. Имелась и мышечная ткань, гладкая и поперечно-полосатая, и подобие хитина, не уступающего прочностью стали. Представьте себе панцирь камчатского краба, толщиной двадцать-тридцать миллиметров…
Что касается способа перемещения, пространственного и межвременного, Константин Васильевич утверждал: он является почти точным аналогом методик движения сквозь астрал, которыми пользуется он сам и особо продвинутые люди, вроде Шульгина и Новикова. А слизистая структура, плавающая в цистерне размером с ядерный реактор, вызывающая негативные эмоции даже у привычных ко многому людей, – специально выращенные конгломераты мозговых клеток, предназначенные исключительно для создания нужных флюктуаций мирового эфира.