Скорпион в янтаре. Том 1. Инвариант
Шрифт:
– Про цену ты рабоче-крестьянской инспекции рассказывать будешь. А мы отдыхаем. Откупорь, налей, и свободен, пока не позову…
– Что же, Юра, так и поручено было сказать, что меня играют? Все остальное тоже? Зачем? Не знай я этого, меня играть еще проще было бы. В чем замысел на новой раздаче?
– Про замыслы ты не у меня спрашивай. Знаешь, у нас в «очко» играют с закрытыми картами, в Америке – с открытыми. И покер разный бывает.
– Ну да, слышал – «техасский». А все же? Тебя ко мне для чего подвели? Напарником, младшим партнером, чиновником для особых поручений или «смотрящим»? Излагай, пока бутылка не кончилась, потом я велю официантам
– Знал бы прикуп, жил бы в Сочи. Об истинной сущности происходящего знаю не больше тебя, а то и меньше. Велено предупредить, предостеречь, сориентировать, если угодно. И быть у тебя на связи, помогать в меру сил и возможностей. Улавливаешь, что получается?
– Чего же не уловить? Значит, в свою предыдущую бытность в роли аггрианского резидента ты точно так же бездумно выполнял инструкции, от кого бы они ни исходили? А ежели впадал в противоречие с основной задачей, как из положения выходил? Двойной агент, получается?
– Примитивно судишь. Я думал, ты глубже в теме находишься. Все мы одним делом занимаемся, что такие вот экземпляры, – он кивком указал на суетящегося в неприятной близости официанта, – что Сталин, что я и ты. Разница только в уровне информированности о своем подлинном положении на ступеньках лестницы. Рядовой соображает в масштабе отделения, капитан – роты, я, допустим, дивизии или корпуса, ты – фронта. Зато и «Тень войны» для нас с тобой куда шире. Доступно излагаю?
– Куда уж… Но давай наконец к конкретике перейдем.
Время шло к вечеру, в зале прибывало публики. Как заметил Шульгин, по преимуществу из числа редких тогда в Москве интуристов, сотрудников дипломатических и торговых представительств (для них наступало время обеда по западным нормам), нашей творческой интеллигенции. Посидеть, перекусить, выпить, перед тем как отправляться в театры, на концерты, иные мероприятия. Для них сейчас золотое время – их время, потому что советское чиновничество до часу, до двух будет приковано к своим кабинетам и телефонам. Сталинский график. Теперь Серафиму не до них, начинается серьезная работа.
– Не будет никакой конкретики. Ты со своими здешними друзьями и будущими помощниками встречался, много ты им по делу сказал? Вот и я. Будь в готовности, знай, что происходящее вокруг в большинстве случаев является совсем не тем, чем кажется. Поступай, как считаешь нужным, исходя из вышесказанного. Или никак не поступай, это равноценно. Я тебе смогу оказывать поддержку в рамках моих земных возможностей или – в тех, на какие расщедрится «Верховное командование».
Обилие военной терминологии в речи собеседника Шульгин соотнес с тем, что какое-то время Юрий служил в гвардии, имел капитанский чин, что весьма немало, и, как всякий отставник, любил своим прошлым щеголять к месту и не к месту.
– Ты на Валгаллу успешно сходил? – осведомился тот, словно бы между делом.
– Мне кажется – да. Тоже ты организовал?
– Способствовал, – не стал распространяться Юрий.
– Без СПВ, без прочей техники?
– Техника – не более чем декоративное оформление, призванное сохранить у аборигенов душевный комфорт. Раньше модно было оперировать магическими заклинаниями, теперь народ предпочитает, чтобы крутились шестеренки, светились лампы, остро и волнующе пахло озоном… Но мы ведь вышли из этого возраста?
– Резонно, – не мог не согласиться Сашка, хотя интонация собеседника слегка царапнула. Подумаешь, строит из себя высшее существо очередная шестерка.
– Ты теперь, если нужно, можешь ходить в свой Форт, как в соседнюю забегаловку…
– Вопреки воле тех, кто меня играет? Контроверза [37] твоих… руководителей или новое, с взаимного согласия, правило?
– Думаю, второе. Попытка подравнять шансы.
– Здорово, – восхитился Сашка. – Никак только не могу понять, какой во всем происходящем смысл. Сначала форзейлям потребовалось выбить из реальности аггров. Потом сами форзейли решили свернуть собственную программу, устами Антона сообщили нам, что мы можем жить и действовать по собственному усмотрению. Как мы догадались, Игроки решили вместо двух соперничающих группировок оставить одну – нашу. И, якобы не вмешиваясь, понаблюдать, куда кривая вывезет. Но, видимо, не утерпели, начали дергать за ниточки, заставляя то одного из нас, то другого совершать некие действия, ведущие уже совершенно непонятно к какой цели. Все смешалось в доме Облонских.
37
Контроверза – разногласие, спорный вопрос.
Антон, время от времени появляясь, как чертик из коробки, то пытается продолжать свою прежнюю линию, то подталкивает кого-то из нас, меня в данном случае, работать по аггрианской программе… Ведь расчет на то, что я тремя годами раньше сумею сделать именно то, что пытался совершить Андрей в личине Сталина? Держателям снова потребовался великий и могучий Советский Союз в качестве единственного гегемона земной истории? Так?
– Не так. Во-первых, ты сейчас оперировал фактами из очень далекого будущего, причем не безусловного, а лично твоего. Все, о чем ты только что сказал, для меня бессмысленно и бесполезно. Концепция Игры настолько сложна и непредставима для простого смертного, даже обладающего твоими способностями, что может сама менять свои правила, и тогда Игроки должны вовремя это заметить, догадаться, что и как изменилось… Кто успеет первым – получит преимущество.
– Хитро придумано. А главное – зачем?
– Наверное, затем же, зачем люди устраивают чемпионаты мира, хоть по шахматам, хоть по бриджу или го. Выявить сильнейшего, доставить удовольствие болельщикам, заработать деньги, а главное – постараться добыть новое знание. О себе, о законах той же игры. Или – создать его… Привнести в мир некие новые сущности.
– Ну да, ну да. Понимаю. И, значит, один из Игроков начал разыгрывать меня втемную, посредством Антона, Лихарева, одной из Сильвий или всех сразу, а второй, через тебя, решил меня предупредить, чтобы добавить здоровой увлекательности. Или же – усилить элемент непредсказуемости. Что-то подобное уже случалось, не так ли?
– Да это постоянно случается. Не думай, что сделал эпохальное открытие.
– А партнер знает, что я теперь знаю и так далее?
– Вот это неизвестно. Можно предположить, что нет. Иначе в чем смысл?
– Вот и я говорю. Для меня – никакого. А уйти я могу? Прямо сейчас. «Домой» или на Валгаллу. И с концами…
– Можешь. Твоя свобода воли абсолютна. Но при этом ты ведь все равно будешь думать: «А что, если это не более чем очередной ход?» И будешь прав, потому что из Игры выйти нельзя, даже через смерть. Ты попробовал таким способом сбежать из Ниневии, и что?