Скотский хутор
Шрифт:
Наступил июнь, и сенокос был на носу. В ночь на Ивана Купалу, в субботу, фермер Джонс отправился в Виллингдон и так напился в кабачке Красного Льва, что возвратился только к полудню в воскресенье. Работники подоили коров рано утром, а потом пошли ловить зайцев, не накормив животных. Возвратившись домой, фермер Джонс сразу же завалился спать на диване в гостиной, накрыв лицо газетой, так что к вечеру животные еще не были покормлены. Наконец они не вытерпели. Одна из коров проломила рогом дверь амбара, и все животные принялись уплетать корм. Как раз в этот момент фермер Джонс проснулся. Тотчас же он и его четыре работника появились в амбаре с бичами и стали хлестать во всех направлениях. Этого голодные животные не могли снести. Дружно, хотя ничего и не было решено заранее, набросились они на своих мучителей. Джонс и его люди подверглись пинкам и толчкам со всех сторон. Они уже не были хозяевами
Жена Джонса выглянула из окна спальни, увидела что происходит, наспех кинула кой-какие пожитки в саквояж: и улизнула с фермы другой дорогой. Моисей соскочил с шестка и затрепыхал за ней с громким карканьем. Между тем животные выгнали фермера Джонса и работников на дорогу и захлопнули за ним калитку из пяти перекладин. Таким образом, прежде чем они сами сообразили, в чем дело, Восстание было успешно проведено. Джонс был изгнан, и Барский Хутор стал их собственностью.
Первые несколько минут животные едва могли верить своему счастью. Их первым делом было прогалопировать всем скопом вокруг фермы, как бы для того чтобы удостовериться, что нигде не прячется ни один человек; затем они помчались назад к службам, чтобы стереть последние следы ненавистного владычества Джонса. Они взломали сарай для сбруи в глубине конюшни: уздечки, кольца, цепи, жестокие ножи, которыми Джонс кастрировал свиней и ягнят, — все это полетело в колодезь. Вожжи, чересседельники, шоры, унизительные торбы были выброшены в кучу мусора, горевшего во дворе. Так яге поступили с кнутами. Все животные заплясали от радости, когда увидели, как пламя объяло кнуты. Снежок бросил также в огонь ленточки, которыми по базарным дням украшались гривы и хвосты лошадей.
«Ленты, — сказал он, — должны почитаться одеждой, которая является отличительным признаком человека. Все животные должны ходить нагишом.» Услыхав это, Боксёр пошел за маленькой соломенной шляпой, которую он носил летом, чтобы мухи не лезли ему в уши, и бросил ее в костер вместе со всем остальным.
В короткое время животные уничтожили все, что напоминало им о фермере Джонсе. Затем Наполеон отвел их обратно в амбар и выдал каждому двойную порцию корма и по два сухаря каждой собаке. Они пропели «Скот английский» семь раз подряд с начала до конца и после этого устроились на ночь. Эту ночь они спали как никогда раньше.
Но проснулись они по обыкновению на рассвете и, вдруг, припомнив все замечательные происшествия предыдущего дня, все вместе помчались на пастбище. Здесь на лугу был пригорок, с которого открывался вид почти на всю ферму. Животные взбежали на его верхушку и оглянулись кругом при ясном утреннем свете. Да, это принадлежало им — все, что они видели, было их! В восторге от этой мысли они принялась скакать кругом, высоко подпрыгивая от возбуждения. Они катались в росе, срывали целыми пучками душистые летние травы, вскидывали комья чернозема и вдыхали его густой запах. Затем они совершили обход всей фермы и осмотрели в немом восхищении пашни, сенокос, фруктовый сад, пруд. Рощу. Можно было подумать, что они ничего этого раньше никогда не видели, и даже теперь им с трудом верилось, что все это их.
Потом они вернулись гурьбой к службам и остановились в молчании перед дверью жилого дома. Он тоже принадлежал им, но они боялись войти внутрь. Мгновение спустя, однако. Снежок и Наполеон плечами отворили дверь, и животные вошли в дом гуськом, продвигаясь с крайней осторожностью, чтобы не опрокинуть чего-нибудь. На цыпочках переходили они из комнаты в комнату, боясь говорить иначе как шепотом и глядя с каким-то почтительным ужасом на невероятную роскошь, на пуховые перины, зеркала, набитый конским волосом диван, брюссельский ковер, на литографию королевы Виктории над камином в гостиной. Они как раз спускались по лестнице, когда обнаружилось, то Молли пропала. Вернувшись, они увидели, что она осталась в главной спальне. Она взяла кусок голубой ленты с туалетного столика г-жи Джонс и, приложив его к плечу, преглупо любовалась собой в зеркале. Выругав ее, они все вышли. Несколько висевших в кухне окороков были вынесены для погребения, а бочонок с пивом был проломлен ударом копыта Боксёра; ничего другого в доме не было тронуто. Тут же на месте была принята единогласная резолюция, что дом фермера должен быть сохранен как музей. Все согласились, что животные никогда не должны поселяться в нем.
Животные позавтракали,
— Товарищи, — сказал Снежок, — сейчас половина седьмого и перед нами длинный день. Сегодня мы начинаем сенокос. Но сперва мы должны заняться другим делом.
Тут свиньи признались, что за последние три месяца они выучились грамоте по старому учебнику, принадлежавшему когда-то детям фермера Джонса и выброшенному в помойку. Наполеон послал за банками черной и белой краски и провел животных к калитке, которая выходила на шоссе. Тут Снежок (ибо он писал лучше всех) взял кисть двумя суставами своей ножки, замазал слова «Барский Хутор» на верхней перекладине калитки и на их месте написал «Скотский Хутор». Таково должно было быть отныне название фермы. После этого они прошли назад к службам. Там Снежок и Наполеон послали за лесенкой, которую приставили к внутренней боковой стене большого сарая. Они объяснили, что в итоге трехмесячных занятий свиньям удалось свести принципы скотизма к семи заповедям. Эти семь заповедей будут теперь начертаны на стене; они составляют нерушимый закон, согласно которому все животные на Скотском Хуторе должны жить вовеки веков. Не без труда (свинье ведь нелегко сохранять равновесие на лесенке) Снежок забрался наверх и принялся за работу, в то время как Фискал несколькими ступеньками ниже держал банку с краской. Заповеди были начертаны на осмоленной стене большими белыми буквами, которые можно было прочесть за тридцать шагов. Они гласили:
СЕМЬ ЗАПОВЕДЕЙ
1. Всякий, кто ходит на двух ногах — враг.
2. Всякий, кто ходит на четырёх ногах или имеет крылья — друг.
3. Ни одно животное не должно носитъ одежду.
4. Ни одно животное не должно спать в постели.
5. Ни одно животное не должно пить спиртного.
6. Ни одно животное не должно убивать другое животное.
7. Все животные равны.
Все это было написано очень аккуратно, если не считать того, что слово «друг» было написано «дург» и что одно из «г» получилось задом наперед. Правописание всюду было правильное. Снежок прочел надпись вслух для всех остальных. Все животные кивнули головами в знак согласия, а более умные из них сразу же начали заучивать заповеди наизусть.
— А теперь, — товарищи, — воскликнул Снежок, — на сенокос! Сделаем для себя вопросом чести — собрать сено быстрее, чем это делали Джонс и его работники.
Но в этот момент все три коровы, которые уже некоторое время проявляли признаки беспокойства, громко замычали. Их не доили уже целые сутки, и их вымени готовы были лопнуть. Подумав немного, свиньи послали за ведрами и довольно успешно подоили коров; их ножки были хорошо приспособлены для этого. Вскоре пять ведер уже пенились жирным молоком, на которое многие из животных поглядывали с большим интересом.
— Куда пойдет все это молоко? — спросил кто-то.
— Джонс иногда примешивал немного к нашему корму, — сказала одна из кур.
— Не беспокойтесь о молоке, товарищи! — воскликнул Наполеон, становясь перед ведрами. — Об этом без вас позаботятся. Сенокос важнее. Товарищ Снежок поведет вас. Я приду через несколько минут. Вперед, товарищи! Сено ждет.
И животные отправились на луг, чтобы начать косьбу, а когда они возвратились вечером, они заметили, что молоко исчезло.
Глава 3
Как они потели и трудились, чтобы убрать сено! Но их усилия были вознаграждены, ибо сенокос превысил их ожидания.
Подчас работа была тяжела: орудия были приспособлены для людей, а не для животных, и было очень неудобно, что ни одно животное не могло пользоваться орудиями, которые требовали стояния на задних ногах. Но свиньи были так сообразительны, что умели найти выход из всякого затруднения. Что же до лошадей, то они знали каждую пядь поля, и, в сущности, косьба и огребание были им гораздо лучше знакомы, чем Джонсу и его работникам. Свиньи, правду говоря, сами не работали, а руководили и надзирали за другими. Было естественно, что при своем умственном превосходстве они взяли на себя руководство. Боксер и Кашка впрягались в косилку или грабли (разумеется, теперь не нужно было ни уздечек, ни вожжей) и обходили поле, причем сзади них шла одна свинья, покрикивая, то: «Ну, товарищи», то «Тпру, товарищи!» И все животные, вплоть до самой мелюзги, трудились, переворачивая и убирая сено. Даже утки и куры хлопотали, носясь взад и вперед весь день на солнцепеке и перетаскивая в клювах крошечные клочки сена. В результате они закончили сенокос на два дня скорее, чем это обыкновенно делали Джонс и его люди. Более того, такого обильного урожая сена ферма еще никогда не видала. Ни травинки не было потеряно: зоркие утки и куры подобрали все до последнего стебелька. И никто не своровал ни клочка.