Скованные намертво
Шрифт:
— Хотелось верить.
— А ты поверь, Егорыч.
На следующий день Аверин зарегистрировал заявление Его рыча, отправился к Ремизову.
— РУОПа компетенция, — сказал тот. — Бумагу надо туда передавать.
— Имеем право организовать совместное мероприятие.
— Подумаем, — кивнул Ремизов. — Хороший твой знакомый?
— Да.
Через полчаса Ремизов вызвал в свой кабинет.
— Ладно, готовь бумагу в РУОП, — сообщил он. — Дело чистое, палка и им, и нам пойдет.
Аверин взял бумагу и отправился в РУОП. Сначала зашел к Долгушину. Тот был взвинчен, взволнован. Вокруг него все суетились, бегали.
— Что случилось? — спросил Аверин.
— У меня старший опер пропал.
— Кто?
— Леха Денисенко. Ты его знаешь.
— Знаю.
Денисенко — оперативник старой закваски. Дотошный, серьезный, предельно честный, несговорчивый с начальством — поэтому не сделавший карьеру. Один из тех, на ком держится система.
— Каким образом исчез?
— Работал по заказному убийству. Поехал встречаться с каким-то своим человечком. И исчез.
— Что за человек?
— Не знаю. Ничего не знаю. Всех на уши ставлю.
— У меня тоже проблемы, — Аверин обрисовал ситуацию.
— Это в отдел к Кравченко, — махнул рукой Долгушин. — Он подобными делами занимается.
После переговоров с начальником РУОПа решили, как и было задумано, провести совместную акцию. Все ложилось на отдел подполковника Кравченко.
Аверин переговорил с ним.
— Они наехали на моего друга. Простой человек, понимаешь. Не крутизна, не бизнесмен, не упырь — обычный очень хороший человек. У него нет крыши, нет знакомых бандитов, н в этой стране никто — жертва, из которой можно вытряхивать последнее. Разве это правильно?
— Простой человек сегодня — это как приговор, — усмехнулся Кравченко. — Он живет спокойно, пока на него не обратят внимания хищники. И дальше ему остается одно — быть съеденным.
— Верно. Но ведь есть еще и мы, Василий. Я, ты, наша долбаная система… Нужно отвадить негодяев. Чтобы пожалели, что мысль пришла таким промыслом заняться.
— Пожалеют… Адвокаты, суд, условные наказания — это все потом, — сказал Кравченко. — До этого времени пожалеют.
Дальше все шло по отлаженной схеме. К телефону в квартире Егорыча приладили аппаратуру для звукозаписи и определения номера. И стали ждать.
Ждать долго не пришлось. Бандиты позвонили в тот же вечер. Они были совершенно отмороженными, дикими и глупыми. Они сами лезли к черту в пасть.
— Ну ты, педрила, баксы насобирал? — осведомился тонкий петушиный голос, нарочито бесцеремонный.
— Ну… Почему должен платить, я не понял.
— Потому что ты козел. Потому что ты не хочешь, чтобы твою козлиную рожу снова
— Но…
— В общем, ты понял. Завтра — последний день. Потом будешь должен каждый день на две сотни баксов больше.
— Я достану.
— Когда.
— Завтра.
— Точно?
— Да. Я займу деньги.
— В двенадцать.
— Где?
Вымогатели назначили место передачи на окраине Москвы. Прямо перед входом в большой универмаг.
— Приведешь кого — разбор другой состоится. Понял, педрила?
— Понял.
Егорыч повесил трубку. Номер удалось засечь. Звонили с квартиры.
— Они полные идиоты, — покачал головой Кравченко. — Шпарили открытым текстом. И разговор вели с хаты.
Оперативники отправились отрабатывать адрес. Действительно, на квартире находились люди. К вечеру их выпасли — трое молодчиков, по описанию те, кто терроризировал Егорыча.
— Ну все, теперь они наши, — сказал устало Аверин.
— Наши. На стрелке их рубим, — сказал Кравченко. — Из пускаем по полной программе… Ни опыта, ни расчета — одна наглость и жажда денег. Ничего лучше не нашли, чем пасти простых людей. Скорее всего из новых бригад, которые накачали мышцы, обзавелись оружием и теперь ищут сферы применения своей бычьей силе.
— Завтра возьмем их, — Аверин потер руки. — Посмотрим как соплями исходить будут.
— Будут, не бойся…
В полпервого ночи Аверина разбудил телефонный звонок.
— Але.
Звонила Наташа, прилично поддатая.
— Ну что, бабник, ничего мне не хочешь сказать?
— А что?
— Я на тебя потратила лучшие годы своей жизни, а тебе мне нечего сказать.
— Лучшие годы? Ты меня с кем-то спутала.
— Мерзавец! — хлоп трубкой об аппарат. Гудки.
— Господи, — вздохнул Аверин. — Все помешались…
Кравченко поглаживал пальцами «Мотороллу», лежавшую на автомобильном щитке перед ним.
Универмаг располагался в людном месте. Перед ним была автостоянка, стояли ларьки. Толпились цветочники, торговцы газетами, перед машиной, с которой продавался хлеб, выстроилась длинная очередь.
— Ну, где они? — спросил Кравченко.
Аверин огляделся. С одной стороны, большое количество народа — это неплохо, легче вести наблюдение. Но с другой — можно прошляпить преступников.
— Вон, — Аверин показал на подкативший белый «БМВ». — Они, гады.
Из машины вышли трое. Первый — в дубленке, низкорослый, в темных очках. Второй — плотный амбал в меховой кожанке. Третий — двухметровый, лысый, похожий на реликтового гуманоида, которого смеха ради обрядили в длинный пуховик белого цвета. Все — без головных уборов.