Скрип на лестнице
Шрифт:
– Магнея знала, что Элисабет была у маяка. – Эльма посмотрела на Хёрда. – Может, она единственная это знала.
Хёрд спокойно кивнул:
– Да, и правда: по крайней мере, она единственная, о ком мы знаем. Может, кто-нибудь пошел за ней следом и решил не упускать шанс, когда она стояла там одна вдали от многолюдных улиц.
Эльма вздохнула. Вопреки всем надеждам, хотя машина жертвы и нашлась, много вопросов так и оставались без ответа. Они узнали, с кем она встречалась, прежде чем поехать к маяку, – но отнюдь не приблизились к разгадке. В этом расследовании вопросов возникало больше, чем ответов. Она сделала вторую попытку откусить от хрустящего хлебца, когда
– Во всяком случае, надо поговорить с этими их друзьями и получить подтверждение, что они провели вечер у Бьяртни и Магнеи, – сказал Сайвар.
– Вот именно. А потом вызовем к нам завтра Эйрика, – ответил Хёрд. – Хотя мало что указывает, что он в тот вечер был с Элисабет, судя по всему. В их браке проблем было больше, чем он желает признавать.
С тех пор как они вернулись в полицейское управление, Хёрд с каждой минутой все больше хмурился. Он сидел, рассеянно листая материалы дела, останавливался на каких-то местах, внимательно читал, а потом обреченно листал дальше. Он как будто набирался мужества. Он закрыл папку с делом, выпрямил спину и вымучил на лице улыбку. «Я думаю, мы кое-что пропустили насчет Эйрика. Единственно, кто может подтвердить его алиби – это дети, которые в то время наверняка спали. Наверное, он выяснил, что она хочет с ним развестись. Да, у меня такое чувство, что это дело начинает распутываться». – Он взял свою куртку и неспешно вышел из кабинета. Эльма и Сайвар переглянулись. Ни один из них не разделял чувство Хёрда, будто финал расследования близок.
Парень – сосед Эльмы по лестничной площадке – вышел из своей машины в тот самый миг, когда Эльма подошла к дому. Она его раньше не видела, хотя прожила здесь уже несколько недель. Он был одет в спортивную одежду, на плече у него висел рюкзак.
– Ты у нас новосел? – спросил он, придерживая для нее дверь.
– Да, – улыбнулась Эльма. – Уже несколько недель живу. – Он был на вид гораздо младше, чем она, ему, наверное, еще тридцати не было.
– Прости, что раньше с тобой не познакомился, я просто дома редко бываю. Я плаваю на траулере, и у нас рейсы длятся по месяцу.
Значит, в этом доме живут не одни старики, подумала Эльма и почувствовала небольшое облегчение. После того как она вернулась в Акранес и въехала в эту квартиру, она сама не могла сказать, как ей жилось. Порой ей казалось, что она ровесница своих пожилых соседей по дому. По крайней мере, она стала вести такую же жизнь, как они: долгие одинокие вечера дома и прогулки по выходным. Но в то же время она снова ощущала себя подростком. Она почти не готовила дома, а ходила обедать к родителям, и там ложилась на диван и смотрела новости вместе с папой, пока мама стряпала. Совсем как пятнадцать лет назад.
– А отпуска между рейсами у тебя бывают? – спросила она, когда они вошли.
– Да. Месяц дома. Но я в это время учусь, так что много отдыхать не получается. – Он улыбнулся и остановился на лестничной площадке. – А ты где работаешь? Ты ведь не с работы пришла?
– С работы. Я в полиции. Сегодня был длинный рабочий день. – Она зевнула, словно для того, чтобы подчеркнуть, как устала.
Парень кивнул. Перед тем как скрыться в квартире напротив, он сказал ей не стесняться и стучаться к нему, если ей потребуются яйца или сахар. «Правда, у меня ни того ни другого нет, но гостей я люблю», – усмехнулся он.
Когда Эльма вошла к себе в квартиру, ее встретила тишина. Вскоре квартира наполнилась
Она осторожно погрузила тело в горячую ванну и почувствовала, что наконец может расслабиться. Дрожь унялась, и она не смогла устоять перед соблазном погрузить под воду и голову. Но об этом она тотчас пожалела. Когда она ложилась спать с мокрой головой, утром у нее волосы торчали как трава на неухоженном газоне.
На следующий день они собирались поговорить с Эйриком. Хёрд истолковал наличие документов о разводе как подтверждение того, что виновен именно Эйрик, но у Эльмы такая уверенность отсутствовала. До сих пор не было выяснено, как Эйрик подкинул машину в тот гараж. Он и хозяева того дома никак не были связаны друг с другом. Она надеялась, что техотдел найдет в машине что-нибудь, что прольет больше света на происшедшее. Фотография девочки (она была уверена, что это именно Элисабет) по-прежнему занимала все ее мысли. Элисабет не хотела возвращаться в Акранес из-за человека, сделавшего этот снимок? Он все еще жил в этом городе?
Ее веки отяжелели, она почувствовала, как по телу разливается истома. Ее дыхание замедлилось, поверхность горячей воды стала почти зеркальной.
Она лежала в мягкой постели. Белое постельное белье с вышитыми цветочками прикасалось к ее телу. В темной комнате стояла нестерпимая жара. Он сидел на краю кровати спиной к ней и смотрел в окно. А за окном была только чернота и фонари, светящие на темный асфальт. Она приподнялась и потянулась, чтобы положить руку на его голую спину. «Давид!» – прошептала она – и ухватила пустоту.
Она вздрогнула, проснулась и открыла глаза. Белизна кафельных стен резала глаза. Вода в ванне остыла. Она вылезла оттуда и плотно закуталась в мягкий халат. Когда она наконец заснула, ночь прошла без снов, и когда она проснулась вновь, разлука была нестерпима.
Званый ужин начался обыкновенно. Ауса подошла вслед за Хендриком к синему дому, и двери открылись, не успели они позвонить. Их встретила широко улыбающаяся Тоурни. Как и часто прежде, при виде Тоурни Аусу охватил комплекс неполноценности. Она всегда так роскошно выглядела, блузка так хорошо сидела на ней, а юбка так сочеталась с высокими каблуками. Сама Ауса была в одежде, которая стоила целое состояние, но это, казалось, было не важно: все равно она никогда не выглядела так шикарно, как Тоурни. Она знала, что и Хендрик так считает. Они по обычаю расцеловались в обе щеки, а потом вошли в дом и сняли верхнюю одежду.
– Как здесь хорошо пахнет, – пробасил Хендрик и глубоко вдохнул. Перед походом в гости он выпил бокал виски, и, как обычно, после этого его голос стал ниже, а дикция менее четкой. Впрочем, виски не помешало ему вести машину, и Ауса уже давно перестала возмущаться по этому поводу. Вряд ли полиция стала бы останавливать Хендрика Бьяртнасона. Нет, он думал, что такого быть не может. А Ауса почти надеялась, что его все-таки остановят. Каждый раз, завидев белую полицейскую машину, она решительно заглядывала в нее. А потом не могла унять раздражение по поводу того, что полицейские только приветствуют Хендрика кивком, а ни разу так и не остановили.