Скрип на лестнице
Шрифт:
Казалось, что в квартире никого не было, но она знала, что он там. У подъезда к дому стояла машина. Она выругала саму себя за то, что забыла взять с собой в больницу паспорт. А в остальном у нее было все нужное. А сейчас придется входить, объяснять, куда она собирается, а потом снова неслышно прокрадываться вон. Она надеялась, что он спит. Полдень еще не настал, а значит, велика вероятность, что он еще не поднимался с постели. Она тихонько вошла и с облегчением вздохнула, не услышав в квартире ни звука. Наверное, он еще спит.
Ее паспорт лежал в платяном шкафу, так что ей придется входить в спальню. Она осторожно открыла дверь и
Она поспешила к шкафу, порылась в ящике для носков и наконец нашла паспорт. Теперь ей осталось только добраться до Рейкьявика, а оттуда до Кеплавика. Ей придется ехать на городском автобусе, а потом на автобусе-экспрессе до аэропорта, но это тоже часть приключения. Она не могла дождаться, когда станет свободной. Когда уедет из этого города, этой страны. Здесь у нее хороших воспоминаний не было. И все же она ощутила слабый укол совести, когда вспомнила о бабушке. Она не сомневалась, что старушка старалась как могла. Она будет ей писать. И даже приглашать в гости. Хотя она сомневалась, что у бабушки хватит сил пуститься в такой долгий путь в одиночку. Она в последний раз окинула взглядом квартиру и закрыла глаза. Она не хотела запоминать это жилище. Эту страницу своей жизни она попытается поскорее забыть.
Она захлопнула за собой входную дверь – и вдруг услышала звук шагов по гравию. Он смотрел на нее из сада. Аусдис застыла, испугавшись, что он заметит по ней, что она уходит от него навсегда. Но он, кажется, ничего не замечал.
– Бери свой паспорт и ступай в машину, – приказал он. Аусдис осмотрелась по сторонам. Она сможет убежать? Сможет скрыться? Конечно, эта мысль безнадежная: куда ей бежать?
– Чего ты ждешь? – спросил он, заметив, что она не шевелится. – Нам надо уезжать. Немедленно.
Аусдис помотала головой и почувствовала, как глаза у нее увлажняются.
– Зачем нам уезжать?
Тоумас приблизился к ней, и она задрожала. Что он сейчас будет делать? Он узнал, что деньги взяла она? К ее удивлению, он обнял ее, прижал к себе и поцеловал в лоб.
– Ты ведь этого всегда хотела? Уехать из этого кошмарного города и начать с чистого листа в другом месте?
Она кивнула и хлюпнула носом. Ей не хотелось усложнять ситуацию вопросами о том, почему им надо уезжать так срочно. Открыла дверь, вошла и недолго подождала в прихожей – как раз такое время, которого хватило бы, чтобы взять паспорт. Когда она вышла, Тоумас уже сидел в машине. Она села рядом, и вскоре они уже мчались по шоссе. Аусдис смотрела в окно и думала, что по крайней мере она держит путь прочь из страны. В конце концов, она уезжает, и ничего, что он тоже едет с ней. Может, так оно и лучше.
Может, в другом месте все будет лучше.
Акранес 1992
Поминки проходили в Акранесской церкви. Элисабет не хотелось туда идти, но туда шел весь класс и учителя, так что ей пришлось идти с ними. Все были в черном. Там было много людей, которых она раньше не видела. Тех, кто не знал Сару, как она. Все было очень серьезным. Некоторые плакали, а другие сморкались.
В церкви Элисабет было дурно. Она ерзала на жесткой скамье и поглядывала на дверь. Она сидела в самом заднем ряду – кто-нибудь заметит, если она уйдет? Она встретилась глазами с Магнеей, которая тотчас отвела взгляд. С того самого случая Магнея с ней не разговаривала. Даже не смотрела в ее сторону. Но Элисабет было наплевать. Она больше никогда не собиралась ни с кем дружить. Она никому не даст к себе подходить. Ей на все плевать.
Когда сидящие в первом ряду встали, она так и застыла. Там был он. Хозяин их дома. Который приходил в гости. Значит, он – папа Сары! Тот папа, который всегда на работе.
Но все-таки Элисабет высидела всю службу. Она гнала из головы все мысли, думала о чем угодно, кроме Сары. Пыталась вспомнить все свои истории – красивые и добрые. И лишь на поминальном застолье, сидя перед нетронутым тортом, она встретилась взглядами с Аусой, мамой Сары – она поняла, что больше не может. Она встала. Прошла к выходу и убежала. Она бежала со всех ног и не останавливалась, пока не добежала до своего шкафа и не закрылась в нем. Там она сидела, съежившись, и бормотала все известные ей сказки. И из книжек, и папины истории. Она не чувствовала, как на пальцах образуются ссадины, когда ногти крошатся о дерево, и не перестала, пока по стене не потекла кровь.
И лишь долгое время спустя к ней закралась мысль, что, наверное, тайна была не у нее одной. Может, у Сары была точно такая же, как у нее, гадкая тайна.
Несколько недель спустя
Кладбище было заметено снегом. Он скрипел под ее подошвами в темноте, когда она направлялась к могиле, а кроме этого слышался лишь отдаленный уличный шум.
Она пришла к нему в первый раз и сразу нашла могилу. Она остановилась у белого креста. На нем посередине была черная табличка, на которой было написано его имя: «Давид Сигюрдссон. Покойся с миром». И больше ничего. Ничего, что говорило бы, кем он был и что делал. В конечном итоге это забудется, как и все на свете.
Она знала, что он долго страдал. Иногда его как будто преследовала черная тень, а она не отдавала себе отчет в том, насколько положение серьезно, не обращала внимания на все эти маленькие «звоночки». Ночи, когда она просыпалась оттого, что он сидел на краю кровати и всматривался в черноту. Взгляд, порой становившийся таким далеким, что привлечь его внимание было невозможно. Он хорошо скрывал это – но ей-то следовало бы видеть его насквозь. Ей-то следовало бы знать, что ему грозит. Ей – знавшей его лучше, чем кто бы то ни было.
Сперва пришла злость. Как он мог сделать ей это? Уйти, не попрощавшись, не предупредив ее? Она не могла смотреть в лицо его родне. Когда несколько дней назад позвонила его сестра Лаура, она почти не могла разговаривать. Она не могла говорить о нем – еще не могла.
Но сейчас от той злости, которую она ощутила вначале, не осталось и следа. Сейчас она только тосковала по нему.
Она нагнулась и отряхнула снег со свечки, которую кто-то поставил на могилу. Зажечь ее получилось не сразу, но в конце концов замерзший фитиль поддался, и в темноте затрепетал огонек.
Она немного постояла там. Вспомнила, как они жили вместе. Все хорошее и все плохое. Дала остаткам своей злости сгореть вместе со свечкой. Она не уходила, пока ее не пробрал холод. Тогда она села в машину и уехала домой.