Скрип на лестнице
Шрифт:
– Почему ее до сих пор не отвезли в управление? – Эльма удивленно посмотрела на Хёрда.
Он пожал плечами и вздохнул:
– Я сейчас порошу Каури и Грьетара заняться этим. А ты пока посиди с ней. – Он вышел, а Эльма заглянула в гостиную, где сидела старушка.
Эльма вошла и осторожно присела на диван рядом с Аусой. Она не знала, как ей себя вести или что сказать. Когда она села, Ауса не взглянула на нее, лишь поправила свою шаль и закуталась в нее. Волосы, которые были взбиты и уложены, когда Эльма встретилась с ней впервые, сейчас безжизненно свисали вдоль бледного лица. И все же в ней ощущалась какая-то гордость.
–
Ауса медленно подняла глаза на Эльму и, к ее удивлению, улыбнулась – холодной, но горестной улыбкой.
– А я ей не верила, – сказала она, и тотчас ее лицо стало суровее, а губы вытянулись. Бесстрастное холодное выражение лица вскоре рассыпалось, и Эльме больше всего захотелось обнять Аусу за плечи. Когда старушка снова заговорила, ее голос был хриплый, она смотрела на Эльму колючим взглядом: – А я не поверила, когда она мне сказала. Она пришла и рассказала мне про все, что он делал. Все-все мне рассказала, а я не поверила.
– Кто вам все рассказал? – удивилась Эльма. – Вы про Элисабет?
Ауса кивнула, извлекла из-под покрывала небольшой конверт и подала Эльме. Она взяла конверт, бросила нерешительный взгляд в сторону коридора, а потом осторожно открыла. В конверте было три фотографии, похожие на найденную Эльмой фотографию Элисабет. Она тотчас увидела, что на одной из них была заснята Элисабет в одних трусах, а на заднем плане виднелась разобранная постель. Одеяло без пододеяльника и тряпичная кукла. Элисабет смотрела прямо в объектив. Она стояла, сцепив руки за спиной, а длинные волосы ниспадали на тощую грудь. Судя по всему, этот снимок был сделан примерно в то же время, что и фотография, которую Эльма нашла в машине Элисабет. Та же комната, та же обстановка.
А на других двух снимках была уже светловолосая девочка, лежащая в большой кровати. Она прижимала обе руки к голой грудке, а глаза опустила. Ноги она поджала к самой груди. Эльма почувствовала во рту дурной привкус, и ее бросило в жар.
– Кто дал вам эти фотографии? Вы нашли их здесь? – спросила она.
– Хендрик сделал ей это, – прошептала Ауса и посмотрела на свои лежащие на коленях руки. Эльма заметила, что она постоянно поглаживает указательный палец, и вспомнила, что раньше на нем было кольцо. – Он сделал то моей дочке. Моей маленькой.
Даже когда ее увезли, этот плач все равно слышался. Он взрезал тишину в доме, пробирал до костей. Эльма знала, что и ночью ее будет преследовать этот звук.
Когда Ауса наконец встала, она была настолько обессиленной, что Эльме пришлось поддерживать ее. Каури и Грьетар увезли ее в управление, где ей предстояло провести ночь, а допрос по протоколу был назначен на следующий день. А сегодня вечером ее разденут, осмотрят с головы до пят, снимут отпечатки, сфотографируют. Эльме было ее по-настоящему жаль. Она помогала ей надеть пальто – красивое черное пальто из какой-то кожи. Она повязала ее шею шалью, помогла обуться, – и все это время Ауса плакала: тихо и горячо. Как маленький ребенок.
Эльма показала фотографии Хёрду и Сайвару, и после этого ни один ни другой почти ничего не сказали. Им нужно было время, чтобы переварить это. Хёрд то говорил по телефону, то обсуждал что-то с работавшими в доме сотрудниками техотдела, то бродил по комнатам в поисках чего-то – а чего именно, никто не знал. На его голубой рубашке выступили большие пятна пота.
– Ей надо отдохнуть. Мы с ней завтра как следует
– Ауса сказала, что Элисабет приходила сюда и что она рассказала ей про Хендрика и про то, что он делал с ней и с Сарой, – сказала Эльма. И вдруг она вспомнила про машину в гараже. Не успели Хёрд и Сайвар сказать слово, она развернулась и выбежала вон. Как и прежде, гараж был заперт, но она отыскала ключ в шкафчике в прихожей. Фонари с автоматическим включением немножко померцали и зажглись. Ее взору предстала серая легковая машина.
– Смотри, – крикнула Эльма Сайвару, который зашел за ней в сумрак. Она стояла возле левого переднего крыла машины. – Здесь он на что-то наткнулся, трудно сказать, на что именно. Тут небольшая вмятина. Надо попросить техотдел глянуть на это.
– Эта вмятина могла образоваться от чего угодно, – ответил Сайвар, разглядывая машину.
– Да, от чего угодно, – согласилась Эльма, хотя подозревала, что отнюдь нет. Они немного помолчали, не сводя глаз с машины. Ход событий начал все больше проясняться в голове у Эльмы. Фотография, которую она нашла в машине Элисабет, была такой же, как одна из фотографий у Аусы: та же девочка, то же место. А девочка на другой фотографии была Сара, дочь Аусы. Сомнений не было.
– Интересно, кто из них был за рулем? – спросила Сайвар. – Это была Ауса – или Хендрик знал, что Элисабет приехала и собирается все рассказать?
– Не знаю, Ауса не говорила. Она только сказала, что не поверила Элисабет, когда та рассказала, что Хендрик учинил над ней насилие. И не верила, пока не увидела эти фотографии.
– Их ей дала Элисабет?
– Сомневаюсь, – сказала Эльма. – Иначе она бы что-нибудь сделала раньше.
Сайвар вздохнул и провел по волосам рукой. Свет погас, и Эльма нажала выключатель, чтобы он вспыхнул снова.
– Наверное, они боялись, что Элисабет заявит об этих обвинениях и другим людям, – сказал Сайвар. – Как бы то ни было, у них была причина заставить ее замолчать.
– Но, если Ауса была уверена, что обвинения Элисабет – ложь, зачем заставлять ее молчать? Неужели она пошла бы так далеко ради защиты репутации Хендрика?
– Не только Хендрика – но и Бьяртни. В таких маленьких городках люди очень щепетильно относятся к своей репутации, – ответил Сайвар. Он открыл дверь гаража и позвал Хёрда, который стоял и беседовал с сотрудниками техотдела.
Вскоре гараж заполнили полицейские и техники, а Эльма вышла на тротуар. Лишь тогда она заметила, что у дома столпились зеваки. Рядом останавливались машины, и любопытные глаза пытались высмотреть, что там происходит. Вскоре эта новость явно облетит весь город.
Позже в тот же вечер Эльма припарковала машину у своего дома. Выключив двигатель, она откинулась на сиденье. В кармане завибрировал мобильник, и на экране высветился номер домашнего телефона родителей. Она не стала отвечать. Сейчас она была не в состоянии ни с кем говорить. Стоило ей закрыть глаза, она так и видела перед собой всю эту кровь. Весь пол в спальне Хендрика и Аусы был залит темно-алой кровью. В носу у нее до сих пор стоял ее железный запах. Она ощутила тошноту и поняла, что это не из-за крови. Эта тошнота преследовала ее с самого разговора с Аусой. С того момента, как Ауса показала ей фотографии девочек. Эльме до сих пор слышался ее плач. В тишине он даже стал еще отчетливее. Унисон гнева и горя. Но Эльма знала: горе тяжелее.