Скрипач не нужен?
Шрифт:
– О! Конечно, даже интервью с ней читала, как раз по поводу венской «Аиды». Но она про тебя не упомянула даже!
– Значит к слову не пришлось, или просто забыла. Света, мы с Мариной в очень хороших отношениях, но тем не менее, уже десять лет в разводе. Я, когда даю интервью, тоже редко про нее вспоминаю.
– А почему она Джирро?
– Это фамилия ее второго мужа, итальянца.
– Она теперь замужем за итальянцем? – поняв, что разговор о бывшей жене не является для него болезненным, Светлана расхрабрилась и уже не скрывала любопытства.
– Нет, уже года три, как она с ним развелась. Джакомо бизнесмен, что-то такое
– Она вас познакомила?
– А как же? Я же сказал, мы с ней в прекрасных отношениях. И потом, она же собиралась за него замуж, следовательно моя дочь автоматически становилась его падчерицей. Марина считала необходимым получить мое одобрение.
– И получила?
– Почти полное. Я же говорю, Джакомо мне понравился.
– Тогда почему почти?
– Видишь ли, я уже тогда видел, что ничего долговременного там не получится. Джакомо парень южный, горячий, с характером. И Мариночку господь тоже темпераментом не обидел. Любовь у них, конечно была – только в кино снимать, все зрители обрыдались бы от умиления. Но такой накал страстей, сколько его можно выдержать? Неделю? Месяц? Год?
– Кажется, я понимаю, о чем ты, – кивнула Светлана.
– В общем, их хватило на три года. Честно говоря, это было в три раза дольше, чем я предполагал. Ну а потом пошел бурный процесс развода. Мариночка переколотила половину фамильного сервиза семьи Джирро, Джакомо, на радость соседям и дежурившим за оградой папарацци, запалил во дворе виллы костер из ее афиш и портретов, кое-что из мебели повылетало в окна, в общем, оттянулись ребята по полной программе. Вся Италия была в восторге, тиражи бульварных газет поднялись вдвое…
– Олег, ты все врешь! – перебила его восхищенная Светлана. – Такого просто не может быть!
– Эх ты, писательница, – снисходительно усмехнулся он. – Уж ты-то должна бы знать: в жизни такое случается, что выдумать просто невозможно. Впрочем, я бы тоже не поверил, но Марина мне газеты итальянские привезла, где вся эта история в подробностях была описана.
– Ты знаешь итальянский?
– Ну, немножко, в силу профессиональной необходимости, я в итальянском ориентируюсь. И в любом случае, в состоянии прочесть имена. Кроме того, там на каждой странице было по десятку очень четких, качественных фотографий, – он засмеялся, – особенно мне понравилась та, где Джакомо, в одних шортах и босиком, плясал вокруг костра на лужайке перед домом.
– Представляю, – она тоже хихикнула. – А что дальше было?
– Дальше ничего особенного. Им надоело развлекать почтеннейшую публику, а кроме того, Марине предложили контракт на три оперы в Австралии. Так что они в два дня договорились об условиях развода, дали указания своим адвокатам и каждый занялся своим делом. Через полгода оба были свободны и счастливы. Марина оставила фамилию Джирро, потому что на западе с ней проще вести дела, да и у нас, честно говоря, тоже. Джакомо это было приятно. Теперь у них прекрасные отношения и когда Марина бывает в Неаполе, они обязательно встречаются.
– Как это у нее выходит, – покачала головой Светлана. – Мне кажется развод, это так страшно. Вот ты живешь с человеком, это понятно. А если разводишься, значит не можешь больше жить, значит тебе с ним невыносимо. Как же тогда можно оставаться в хороших отношениях?
– У тебя просто неправильный настрой. Мы все живые люди, бывает, что совершаем ошибки, но зачем же до ненависти доходить?
– Я не говорю, что обязательно ненавидеть надо, но такую вот идиллию, мне тоже трудно себе представить.
– Ну и зря. Марина очень хорошая женщина и она тебе непременно понравится, – он прикусил язык. К счастью, Светлана не обратила на его слова внимания.
– Да я же не о ней, я о себе говорю. Я себя разводящейся вообще не представляю. Мы с Денисом…
Если бы она не замолчала, он бы, наверное, стукнул кулаком по столу. Или закричал, или швырнул чашку на пол. Все, что угодно, но он не желал слушать про Дениса. А тем более невыносимо было это «мы с Денисом».
Но она замолчала. Потом спросила:
– А ты с ней так же шумно разводился?
– Нет, конечно. У меня не было фамильного сервиза, а у Марины афиш. Мы оба были студентами, делить, кроме Ксюшки было нечего. Понимаешь, мы очень быстро поняли, что вся эта затея, наш брак я имею в виду, была ошибкой. Она хотела петь, у меня были свои планы. Кончилось тем, что Ксюшка жила у Марининой мамы, а мы превратились в, так сказать, приходящих родителей. Начали ссорится, все чаще и чаще. В конце концов решили, что если хотим сохранить друг к другу хоть какое-то уважение, надо разводится. Как видишь, помогло.
– Действительно, – Светлана смотрела на него с удивлением. – Вот он, значит твой секрет хороших отношений. Просто нужно развестись вовремя.
– В общем, да. Не доводить дело до того, что двое уже не могут в одной комнате находится.
– Знаешь, для меня эта мысль довольно… новаторская. У меня понятия о семье несколько… как бы это сказать, более патриархальные.
– Домострой?
– Примерно. Ладно, а дочка ко всему этому как отнеслась?
– Когда развод состоялся, ей было всего два года, так что он ее мало волновал. А потом… она выросла с бабушкой, но родители, тем не менее, у нее были, правда не одновременно. Хотя, при нашей артистической жизни все было бы точно так же, и если бы мы продолжали жить вместе. А Ксюшка сейчас музыкальную школу заканчивает, по классу фортепиано. Ее там еще пару лет продержат, потом училище и консерватория – прямая дорога. Раньше она все мечтала стать аккомпаниатором, чтобы ездить на гастроли с родителями, потом поняла, что придется выбирать кого-то одного, плюнула и заявила, что сама станет великой пианисткой. Мы с Мариной заверили ее, что нисколько не возражаем.
– Я думаю! Это, наверное, так приятно – вот ты в зале и твой ребенок выходит на сцену, садится за рояль…
– Кой черт приятно! Для меня ее концерты хуже каторги. Сижу весь мокрый от страха, а сердце колотится так, что вообще ничего не слышу. Даже на школьных утренниках. А когда их школа в малом зале консерватории отчетный концерт устраивала, я вообще чуть концы не отдал. Схватился за какую-то постороннюю тетку и держался, пока Ксюшка из-за рояля не встала. Потом извиняться пришлось. Хорошо тетка нормальная оказалась, когда я объяснил, что это из-за дочки волновался, говорит: «Ничего. Только имейте в виду, у меня сын на виолончели во втором отделении играть будет, так тогда моя очередь будет в вас вцепляться». А жена обиделась, почему я не за нее ухватился, она ведь тоже рядом сидела, только с другой стороны, а за постороннюю женщину. Ну как я мог ей объяснить, что вообще ничего в тот момент не соображал?