Шрифт:
Скрипач
"А еще, мама, ты мне говорила, что у настоящего еврейского мальчика есть только два пути: в музыканты и в стоматологи. И хотела, чтобы я научился играть на скрипке и выступал потом в черном фраке на лучших концертных площадках мира. В крайнем случае, в нашем ДК имени Ленина. А я так ненавидел эту скрипку, что готов был порвать на ней все струны и сломать смычок. И я никак не мог выучить это проклятое каприччиозо
Мама, я так и не стал музыкантом, как ты этого хотела. И я не стал стоматологом, как хотел этого дядя Изя. Мама, я стал банкиром. И теперь у меня есть свой банк. Точнее, их у меня уже несколько. В Берлине, в Лондоне, в Нью-Йорке. Я бываю на приемах у королевы Англии, знаком с папой римским, у меня в друзьях Джордж Клуни и Дженифер Лопес. И благодаря мне последний американский президент одержал победу на выборах. Еще у меня есть несколько самолетов и яхт. А также небольшой остров в Средиземном море. Мне уже далеко за пятьдесят. Дети выросли, внуки пошли в школу. Я, как ты видишь, достиг многого. Кроме одного. Я так и не смог научиться играть на скрипке. И не смог исполнить для тебя каприччиозо Сен-Санса.
И тогда я решился. Купил на аукционе самую дорогую на свете скрипку. Поверь, мама, я могу себе это позволить. Скрипку мастера Страдивари. Нанял самых дорогих в мире учителей. Я, мама, занимался целый год и выучил, выучил это самое каприччиозо!
И теперь каждый месяц я надеваю черный фрак и прихожу к тебе в гости. И играю. На звуки музыки приходят все, кто живет возле тебя. Они все бездомные, мама. Это и Рыжий Билл, и смазливая Анжелика со своим другом – наркоманом Альфредом. И Большая Берта, и Крошка Цахес. Последним приходит сторож Макс. Они садятся кружком и слушают Сенс-Санса. И ты не делаешь мне замечаний, когда я иногда все-таки фальшивлю. А потом я достаю бутылку виски тридцатилетней выдержки, и Рыжий Билл начинает возмущаться, что на такие деньги можно было купить два ящика хорошей русской водки. Мы выпиваем и расходимся. Кто куда. Мы с Максом идем к дороге. Там я сажусь в свой большой черный лимузин, а Макс закрывает ворота кладбища на ночь".
Поцелуй ангела
Ангел Гамилтон любил летать на крыльях самолетов. При виде еще очень редких в начале 50-х годов в небе "Боинга" или "Кометы" у Ангела сладко замирало сердце. Как у обычного пацана замирает сердце при появлении мотоцикла с хромированным бензобаком и кожаными сидениями. Кататься на крыльях
Вот и сейчас, заметив реактивный "De Havilland Comet" забравшийся на высоту восемь километров, Ангел тотчас же догнал его и пристроился на правом крыле. Над ревущими двигателями возле иллюминаторов. Которые все были задернуты створками. Это означало, что пассажиры мирно спали после сытного обеда. Правда из одного иллюминатора на Ангела смотрел маленький мальчик. Гамилтон знал, что он невидим, но не удержался и подмигнул мальчику. И тот вдруг подмигнул в ответ.
"Совпадение", – подумал Ангел, отвернулся и стал смотреть по сторонам. Внизу убегали назад кучерявые облака, впереди по курсу привычно сиял огромный диск солнца. Все было, как всегда. Но что-то было не так. Что, Ангел никак не мог понять. Что-то тревожило его на этот раз и не давало испытать то наслаждение, которое обычно приходило сразу же после нахождения в воздухе самолета. Ведь пути ангелов и самолетов не всегда совпадают.
Гамилтон снова посмотрел на мальчика и шутя отдал ему честь. Мальчик в ответ приложил маленькую руку к кудрявой голове. Все сомнения исчезли, мальчик его видел. А ведь люди никогда не видят своих ангелов. Впрочем, как и чужих. Точнее видят, но только за несколько минут перед смертью. Или, когда ангелы вмешиваются в их судьбу. А Гамилтон хотел сейчас только одного – наслаждаться полетом. И ни в коем случае ни во что не вмешиваться. Но он был очень умный ангел и быстро догадался, что самолет, парящий в небе, не должен был долететь до своего аэропорта.
Ангелам ни в коем случае нельзя изменять жизнь людей. Точнее можно, но надо сначала подать заявку, ждать, когда ее рассмотрят, поставят несколько маленьких печатей, которые утвердят одной большой печатью…
"Чертова бюрократия", – подумал Гамилтон, тут же перекрестился, плюнул через левое плечо и огляделся по сторонам. Вдруг кто-то прочитает его не самые правильные мысли. Но никого в округе на сотни километров не было. Был только самолет, которому сужено погибнуть через несколько минут, маленький мальчик, корчащий рожицы в иллюминаторе и Ангел. У которого не было разрешения действовать. Точнее было, но за такое полагалось полторы тысячи лет отлучения от полетов над Землей.
Конец ознакомительного фрагмента.