Скрижали бессмертных богов
Шрифт:
– Госпожа Кузнецова! – тем временем позвал ее Черновицкий.
Она обернулась. Руководитель экспедиции махал ей рукой, приглашая подойти. Извинившись перед Бикметовым, Кася присоединилась к группе людей вокруг Черновицкого. Из всех присутствующих она знала только Черновицкого и Артамонова. Они оживленно обсуждали продолжение раскопок. Было видно, что сложилось два лагеря. Если не обращать внимания на глубокомысленные пассажи и научные термины, то суть спора сводилась к следующему: рыть вглубь или по сторонам. Одни доказывали, что, несомненно, слой почвы оказался толще предполагаемого. Другие же настаивали на том, что курган – обманка, а настоящее захоронение должно находиться где-то совсем рядом, и ссылались на данные топографических исследований местности. Черновицкий и Артамонов внимательно слушали, не поддерживая ни первую, ни вторую точки зрения. Кася же пыталась понять,
– Ну, а вы что об этом думаете? – ответил на ее мысленный вопрос руководитель экспедиции.
– Я? Вопрос на засыпку, – удивилась Кася, – ничего особенного я обо всем этом не думаю. Я – не специалист.
– Если бы вы не были специалистом, то ваш фонд не стал бы оплачивать командировочные и выплачивать вам вознаграждение, – резонно возразил Артамонов, – вы же не на свои и не на добровольной основе приехали в эту замечательную тьмутаракань.
Касина нелюбовь к Артамонову после ехидного тона последнего только усилилась. Заместитель начальника явно захотел выставить ее на посмешище. Но злиться не стала, а, сохраняя спокойствие, с достоинством ответила:
– На вашем месте я бы послушала тех, кто предлагает искать захоронение в другом месте.
– Желание дамы – закон! – проявил галантность Черновицкий и коротко приказал: – Действуйте, вам и карты в руки.
Послышалось недовольное бормотание не отстоявших свою точку зрения археологов, желающих докопаться до земной литосферы. Но начальник экспедиции свое решение принял, и спорить с ним особенно никто не решался. Когда все разошлись, Черновицкий вновь обратился к Касе:
– Видел, что вы уже познакомились с Ринатом Бикметовым…
– Да.
– Это очень известный специалист по древнетюркским языкам, но, к сожалению, заслуживающих его интереса документов мы пока не нашли, – развел руками Антон.
– И откуда только этого книжного червя выискали! – презрительно произнес Артамонов. – Он же от первого скорпиона в обморок упадет. А от первой же змеи в собственном башмаке разрыв сердца получит!
– Как-будто у тебя есть выбор! – усмехнулся Черновицкий. – Такие специалисты на каждом шагу не валяются. Скажи спасибо, что этот, как ты называешь его, книжный червь тут же откликнулся на наш зов и приехал. Другие бы о командировочных да о вознаграждении начали говорить, а этот без слов появился. И кроме тюркских знает еще и английский. Я-то вот полный ноль без палочки, кроме хелло, гудбай и май нэйм ничего ни в школе, ни в университете не выучил! – с явным сожалением произнес руководитель экспедиции.
– Ладно, твоя правда, – махнул рукой Артамонов. Похоже, археологи уже не раз спорили о необходимости пребывания Бикметова в их лагере. – Хотя, на мой взгляд, он распрекрасно справился бы со своей задачей, не выезжая из Казани.
– На твой взгляд – возможно, но решаю я. И я решил, что он полезнее здесь, на месте. Тем более за его пребывание здесь ты платишь не из своего кармана.
– Я и не спорю, но и не люблю, когда совершенно ненужные особи путаются под ногами!
На Касин взгляд, самой главной вредной особью в лагере был Артамонов, а вовсе не Бикметов. Но она сумела на взлете остановить язвительную реплику, так и крутившуюся на языке. Ей платили не за ссоры, а за информацию, поэтому и склочничать ей было ни к чему. Она только хмыкнула, но к Бикметову сразу прониклась симпатией, из солидарности.
Глава 5
Сожги то, чему поклонялся!
Египет, 1639 г. до н. э.,
время правления последнего фараона
XIII династии Тутимайоса
Он любил прогуливаться по берегу Нила, вдыхать терпкий воздух, в котором смешивались волнующий аромат диких цветов, горечь мокрого ила и острый запах рыбы. Мужчина слушал шум большой реки с голосами перекликающихся рыбаков, криками ныряющих в воду птиц, отдаленным, а потому и глухим бормотанием бегемотов. Он закрывал глаза, и прошлое вставало перед ним. Он узнал этот Нил еще мальчишкой, именно здесь закончился тот долгий путь, который привел его родителей в Гелиополис. Но все это было теперь слишком далеко. Нектанеб, Верховный жрец храма Ра в Гелиополисе, открыл глаза, развернулся и решительным шагом пошел прочь. Он уже заметил, что прогулки вдоль Нила успокаивали его и, самое главное, помогали думать. А сейчас это было самой важной задачей жреца Нектанеба: размышлять, анализировать, выбирать самые важные элементы из пестрой ленты происходящего и, наконец, понять, что происходит.
Это было неслыханным святотатством. Последнее убежище души, последняя надежда в этом изменчивом и предательском мире, единственная тихая гавань, на которую не распространялись тлен и прах, грозили развеяться как дым. И кому как не Нектанебу было известно, что конец этой веры станет концом Египта. Уверенность в неизбежности воздаяния за праведную и неправедную жизни обеспечивала хрупкое равновесие, умиротворяла толпу, пугала сильных и давала надежду слабым. Он прекрасно помнил секретные наставления Великого создателя храма Ра в Гелиополисе, Имхотепа. И именно на его плечи возлагалось главное – поддерживать священный огонь в душах подданных. Теперь он стоял перед выбором: должен ли он вмешиваться в происходящее или нет? Нектанеб вздохнул и, развернувшись, вернулся в храм.
Храм Ра в Гелиополисе славился далеко за пределами Египта. Не только египтяне, но и чужестранцы часто являлись с подношениями к всесильному богу, Отцу всего сущего. Храм представлял собой целый комплекс зданий, в котором располагались в правильном порядке великолепные дома жрецов, здания поскромнее для писцов и прислуги, сады, скрытые зеленью бассейны для омовения, и в центре располагалось главное святилище, посвященное Ра. Кроме служебных и жилых помещений на территории храма располагалась еще и академия, в которой будущие жрецы обучались всему: письму, математике, наукам о земле и звездах, растениях и животных и, наконец, получали знания о человеческом теле и, самое главное, душе. Недалеко от академии располагалась лечебница, в которой жрецы и их помощники помогали больным. Здесь же находилось здание, в котором облегчали страдания безнадежных больных, тех, кто вскоре должен был отправиться в последний путь.
Однако наряду с надземной частью существовала у храма и подземная часть – катакомбы. В них располагались многочисленные помещения, в которых мертвого готовили к последнему пути: переходу в Царство Света. Но не всем было суждено довести до конца свое путешествие на запад, в страну заходящего солнца, на вечные луга царства зеленого бога Осириса. Душам неправедных вход туда был закрыт. Только для правильно живших смерть была лишь порогом, дорогой к Осирису, победившему смерть и указавшему людям путь к новому рождению. И для любого египтянина вся жизнь должна была быть подготовкой к этому переходу. Однако человек оставался человеком, низменные страсти брали верх, слабости разлагали душу, и люди забывали про спасение. Именно это все больше и больше наблюдал в окружавших его людях Нектанеб. Нет, Верховный жрец Ра не был идеалистом, так была создана человеческая раса, так тому и быть. Но именно им, жрецам, было предназначено направлять слабую человеческую природу к истинному свету.
Он обязан был поговорить с фараоном, и немедля. Приободрившись, он отдал несколько кратких приказаний служителям храма на время своего отсутствия, вызвал храмового колесничего и отправился в дорогу. Он никогда не брал с собой охрану. Имя Верховного жреца храма Ра было окружено почтением и благоговением. При виде невысокой и слегка сутулой фигуры все проходящие почтительно кланялись. Нектанеб пользовался уважением, не только потому, что познания его были настолько обширны и глубоки, что мало кто из живущих мог сравниться с ним. Главное, что, несмотря на свое высокое положение, Верховный жрец был равнодушен к почестям, презирал богатство и в его храме каждый страждущий мог найти утешение и помощь. Хотя слава Нектанеба не всем была по вкусу, слишком уж разительным был контраст между простотой Верховного жреца и упивающимися роскошью ближними сановниками и родственниками фараона.