Скрут
Шрифт:
Роженица мычала, и по щекам ее текли слезы.
А потом Игар впервые в жизни увидел настоящего новорожденного младенца — не в нарядных пеленках, как их показывают на смотринах. Он на секунду замер с открытым ртом — существо в руках Тиар вопило. Пурпурное, похожее на неопрятного зверька — и в то же время несомненно человеческое, с тонкими волосами на макушке, с ресницами на прикрытых веках, с крохотными, беспорядочно сжимающимися ладонями…
— Девочка, — сказала Тиар счастливо. — Посмотри, Нита, какая девочка…
И, не смущаясь
Он не знал слов. Он вышел, шатаясь; в темноте двора, не смотря на запрет хозяина, изнывали от любопытства двое работников и служанка:
— Ну?!
Он отодвинул их плечом и пошел прочь, к реке…
— Плохо тебе было? — негромко спросила Тиар, и в ее голосе он уловил непривычную теплоту.
— Я, наверное, не гожусь в подмастерья, — отозвался он глухо.
Тиар засмеялась:
— Некоторые мужья по десять ребятишек у собственной жены принимают — и ничего…
Он снова плеснул себе в лицо ледяной водой и ничего не ответил.
— Я думала, что мне и тебя придется откачивать, — сказала она с усмешкой. — К счастью, Нита довольно быстро и легко разродилась.
— Легко?!
Некоторое время оба молчали.
— Тиар, — наконец сказал он шепотом. — Я чего-то не понимаю. Почему в мире все происходит так… как будто люди растут на грушах?! Почему их по-прежнему так много, если… родить одного — хуже камеры пыток? Как человек… то есть женщина… может обрекать себя на это, еще и радоваться?!
В темноте он увидел ее глаза. В них отражался отблеск далекого огня — но ему показалось, что это загорелись наконец зеленые звездочки.
— Ты мальчишка, — сказала она непривычно мягко. — Но ты кое в чем прав… Кто не знает, как жизнь приходит — тот ничего не знает о жизни, Игар. Если бы они… все… — она прерывисто вздохнула. — Мужчины, гордые своим красивым блестящим оружием… если бы все они знали эту цену не понаслышке… — она коротко усмехнулась. — Но это глупость. Ничего не изменилось бы, Игар. Ничего, — он увидел, как звездочки в ее глазах дрогнули.
Ему вспомнилось селение Холмищи, в просторечии именуемое Кровищами. Жирная трава на поле давней битвы; девочка с деревянным украшением на шее, стоящая в проеме низкой двери…
Ему страшно захотелось помянуть Холмищи и сказать Тиар, что ее сестра помнит ее и беспокоится. Ему так сильно и всерьез захотелось признаться в этом, что он испугался и больно прикусил язык.
— Но насчет камеры пыток — ты не прав, — она вздохнула. — Ничего страшного в этом нет. Все плохое забывается так быстро… Иначе, ты прав, мир бы вымер. Если бы женщины думали только о своих страданиях…
— А ты рожала? — спросил он прежде, чем успел подумать.
Наступила тишина; он обнаружил вдруг, что видит ее силуэт. Занимался рассвет, видны стали
— А я не рожала, — сказала она мягко. — И не смущайся, ты не спросил ничего ужасного. У каждого человека своя судьба…
— Я действительно помог тебе сегодня? — спросил он после паузы. — Действительно… от меня был толк?
Теперь он мог видеть, как она улыбается:
— Даже удивительно, как тебе это удалось… Такому бледному, на грани обморока… Но если бы ты принимал роды дважды в неделю, как я, ты очень скоро привык бы…
— Дважды в неделю?!
— Иначе мир опустеет, Игар.
Воды не было видно — такой плотный стоял над рекой туман. Зато берега просматривались ясно, и во всей красе явилась мельница; из маленького окошка показалось заспанное, помятое лицо служанки.
— Жалко, что мельница не ветряная, — сказала вдруг Тиар. — Я с детства обожаю ветряные мельницы… А здесь что — вода в лотках… — она вздохнула. — Я думаю, она научится любить этого ребенка. Хоть и собиралась придушить его сразу после рождения.
— Да ее саму надо придушить! — возмутился он искренне.
Тиар опустила ресницы:
— Не стоит. Не надо так говорить. Ее ведь тоже кто-то когда-то в муках рожал…
У дверей сарая гурьбой стояли мельник с женой, работники, служанка, две собаки и пара ребятишек. Все без исключения, вытянув шеи, с любопытством заглядывали вовнутрь.
Спать не пришлось. Игар боялся, что Тиар после тяжелой работы потребует отдыха — но она сама заговорила о том, чтобы трогаться немедля. Отдохнувшая Луна резво помахивала хвостом; когда взошло солнце и далеко позади осталась деревня, Тиар придержала лошадь:
— Ну вот что, Игар… Солнышко, тепло… и очень хочется помыться. Времени займет немного, а… очень хочется. Подожди меня здесь, ладно?
— Вода же все равно холодная, — сказал он, растеряно глядя на реку. Тиар засмеялась:
— Я привычная… Быстро. Раз-два… Подожди.
Осторожно ступая, разводя в стороны камыши, Тиар углубилась в их трескучие заросли. Луна нашла себе кустик сочной, почти весенней травы и неспешно, с удовольствием его пощипывала; Игар сидел в двуколке, и назойливая мысль, мучившая его с момента знакомства с Тиар, понемногу превращалась в манию.
Он сцепил пальцы. Больно сжал; поглядел на стену камыша, на пустынный противоположный берег. Исподлобья глянул на Луну — не заподозрила ли чего; потом, стиснув зубы, поспешил к камышам, где еще виднелась протоптанная Тиар неверная тропка.
Проклятые высохшие стебли все норовили громко затрещать — по счастью, здесь же гулял ветер, раскачивал головки, наполовину коричневые, наполовину ватно-белые, шелестел широкими листьями; Игар пробирался как вор, осторожно ставя ноги в топкое месиво. Когда под башмаками внятно захлюпала вода, на его пути случилось небрежно брошенное на стебли платье.