Скрытное сердце
Шрифт:
– Вот это да! Да у него есть лакеи! А какой внизу огромный холл!
– А вы заметили цветы?
– А картины? Спорю, это все – подлинники.
– Он, должно быть, намного богаче, чем мы думали.
– Я всегда говорила, что он миллионер!
– Как вы думаете, он окончательно порвал с Сесиль? Она, наверное, неплохо нагрела на этом руки.
Так, скорее всего, говорили женщины.
А мужчины? Роберт прекрасно знал, о чем они думали, хотя, возможно, будучи умнее, и не высказывали свои мысли вслух. Скорее всего, они соображали, как раскрутить старину Роберта на пятьсот фунтов, или прикидывали, что было его «слабым
Он слишком хорошо знал своих гостей. Среди них не было ни одного, кто бы, перед тем как приехать, не обратился бы к нему с просьбой дать в долг.
– Извини, старина. Я не успел обналичить чек, перед тем как выехать из Лондона. Ты же понимаешь, я прошу в долг… только в долг.
Да, он презирал их и не только их. Он презирал и тех, которые были людьми его круга и которые приезжали сюда ради его богатства. Они даже были готовы забыть о былой скандальной славе леди Клементины. Эти люди привозили сюда своих дочерей подобно тому, как другие везли на рынок жирных гусей в надежде продать их повыгодней. Они приезжали сюда потому, что Шелдон-Холл давно уже стал злаковым местом, которое почиталось в стране. И этих людей он презирал еще сильнее. Презирал и чувствовал отвращение потому, что они и им подобные были, так или иначе виноваты в том, что случилось с ним в этой жизни. Это они окружили Шелдон-Холл ореолом величия. Они превозносили и прославляли его настолько, что он превратился в идола.
Роберт стал вспоминать былое. В его памяти одно за другим всплывали лица, выражающие благоговейный восторг, лесть, глупость. Лица, на которых отражалось что угодно, кроме честности, правды и непорочности. И вот однажды он увидел лицо девушки, которое он иногда видел в своих снах: доброе, нежное, еще как будто не пробужденное к жизни. Если бы его жизнь сложилась иначе, он смог бы стать тем, кто принес бы ей это пробуждение, он смог бы увидеть, как в спокойном совершенстве этих искренних прекрасных глаз отразится сначала робость и нерешительность, а затем засияет первая любовь во всей своей волшебной красоте. Он бы стал для нее нежным и терпеливым учителем жизни. Он бы преклонялся перед ней, а потом, когда бы она отдалась ему, взял бы ее как победитель. И с того момента она стала бы любить его все больше и больше, как женщина, добровольно покорившаяся тому, кто ей дорог.
Дурак, какой же он дурак!
Слишком поздно мечтать об этом.
– Ваша гардения, сэр Роберт, – прозвучал голос Тернера.
– Да, конечно.
Он взял цветок с манящим экзотическим ароматом и вдел его в петлицу, а затем взглянул на свое отражение. Увидев свое угрюмое лицо, насупленные брови и унылую линию губ, он отвернулся. Зачем женщинам глядеть на него, кроме как из-за денег? Он много раз недвусмысленно давал им понять, как к ним относится. Но они продолжают вести свою игру, как будто ничего не замечая.
Внизу, куда он спустился через пару минут, уже звучал громкий смех. Он доносился из гостиной.
Роберт вошел в комнату. На мгновение все замолчали, а затем заговорили одновременно.
– О, Роберт, да тут же просто рай!
– Это самое очаровательное место, которое мы когда-либо видели!
– Дорогой, почему ты не сказал нам,
Женщины окружили его, и каждая хотела дотронуться до его руки, похлопать по лацкану фрака; запах их духов, тяжелый и навязчивый, стоял в воздухе.
Он посмотрел туда, где стояли мужчины, встретился с их взглядами, завистливыми, жадными и оценивающими. Ну что же, черт возьми, он предоставит им возможность воспользоваться своим шансом позже.
Когда ужин, на котором все переели и перепили, закончился, внесли столы для игры в карты. Но женщинам хотелось танцевать. За этим желанием стоял свой умысел, и Роберт прекрасно это понимал. Они собирались испытать все свои женские чары на нем, а для этого необходимо было быть с ним рядом.
– Нет, нет! Сначала мы хотим танцевать.
– Мужчины, если вы сядете за карты, мы больше не станем с вами разговаривать!
– О, Роберт, здесь прекрасное место для вальса!
Он не ожидал такого поворота. Бейтсон, отведя его в сторону, сказал, что зал для балов не открывали, потому что не успели протопить.
– Мы обязательно потанцуем завтра вечером, – пообещал Роберт, но увидев, что у женщин вытянулись лица, предложил: – Впрочем, если вы так хотите сегодня, то можно пойти в холл. Лакеи могут передвинуть туда пианино.
Идея была тут же с энтузиазмом поддержана, и вскоре все уже весело танцевали в холле, со стен которого холодно и бесстрастно взирали фамильные портреты. Гости все больше входили во вкус веселья, и Бейтсон подносил им шампанское в украшенных фамильным гербом серебряных ведерках со льдом, разливая его в высокие бокалы.
Сэр Роберт как раз поднес к губам бокал, когда в первый раз увидел на балконе чью-то тень. Сначала он решил, что ему просто показалось, но затем тень пошевелилась, и он понял, что не ошибся. Кто-то наблюдал за ним сверху. На мгновение он даже увидел лицо, но оно исчезло слишком стремительно, чтобы можно было понять, кто это. И все же он инстинктивно чувствовал, что это не кто-то из слуг. Они бы не осмелились по той причине, что за ними очень тщательно следили. Тень на балконе появилась снова.
Сэр Роберт кружился в танце с хорошенькой миниатюрной крашеной блондинкой, которая то и дело старалась прильнуть к нему. Она была картавой, но, несмотря на это, за время своего вот уже десятилетнего пребывания на сцене прекрасно справлялась с ролями молоденьких девушек, которые ей всегда давали.
– Я не велю, что вы любите нас, бедных женщин!
– Что вас заставляет так думать? – машинально задал вопрос Роберт и посмотрел на балкон. Там снова кто-то стоял.
– Мы ведь знаем, что вы думаете о Сесиль! А вот другие ее поклонники очень даже доблы к нам.
– Ну, разве я плохо к вам отношусь? Партнерша покачала своей светловолосой головкой.
– Не очень. Вы нам делаете подалки, но не очень холошо думаете о нас.
Ну что ж, ее замечание отличалось проницательностью. Она знала правду. Все эти женщины были ему совершенно безразличны, он не думал о них, когда оставался наедине с собой. Не думал и сейчас, поглядывая на балкон. Неужели он настолько небезразличен ей, что, спустившись из детской, она смотрела на него, спрятавшись в тени балкона? Неужели ее любовь дошла до такой степени, когда для того, чтобы испытывать счастье, достаточно просто смотреть на любимого человека и больше ничего.