Скрюченный домишко
Шрифт:
Она выбросила вперед руку – сигарета вывалилась из мундштука на полированный письменный стол красного дерева и погасла. Филип бесстрастно взял ее и бросил в мусорную корзину.
– И вдруг, – прошептала Магда Леонидис, глаза ее расширились, лицо окаменело, – страх…
Выражение отчаянного страха сохранялось на ее лице секунд двадцать, потом лицо разгладилось, но тут же сморщилось, и перед нами появился растерянный ребенок, готовый расплакаться.
Неожиданно все эмоции исчезли с ее
– Как вы думаете, так надо играть Эдит Томпсон?
Я ответил, что именно так. Я весьма смутно представлял себе, кто такая Эдит Томпсон, но мне очень хотелось произвести благоприятное впечатление на мать Софии.
– Очень похоже на Бренду, не правда ли? – осведомилась Магда. – А знаете, я до этой минуты об этом не думала. Очень интересно. Не указать ли мне на это сходство инспектору?
Человек за письменным столом едва заметно нахмурился.
– Право, Магда, тебе вообще незачем встречаться с инспектором. Я могу ответить на все интересующие его вопросы.
– Незачем? – Голос ее зазвучал пронзительно. – Разумеется, я должна с ним встретиться! Миленький, ты совершенно лишен воображения! Ты не ощущаешь, насколько важны детали. Он захочет знать точно, как и когда все произошло, все мелочи, которые тогда запомнились и не могли не удивить…
– Мама, – София появилась в дверях, – ты не должна пичкать инспектора выдумками.
– София… голубка…
– Ненаглядная, я знаю, у тебя уже все выстроено и ты готова дать прекрасный спектакль. Но поставила ты его неправильно. Абсолютно неправильно.
– Глупости. Ты просто не знаешь…
– Знаю. Радость моя, играть надо совсем по-другому. Притушенно, говорить мало, побольше скрывать, быть настороже и оберегать семью.
На лице Магды Леонидис выразилось откровенное, как у ребенка, замешательство.
– Голубка, – сказала она, – ты и вправду считаешь…
– Да, считаю. Играть под сурдинку. Вот в чем смысл. – И София, увидев, как на лице матери появляется довольная улыбка, прибавила: – Я тебе приготовила шоколаду. В гостиной.
– Дивно! Умираю от голода…
Она помедлила в дверях.
– Вы не знаете, – сказала она, обращая свои слова то ли ко мне, то ли к полке за моей головой, – как чудесно иметь дочь.
И с этой репликой под занавес она покинула сцену.
– Один бог ведает, что она наговорит полиции, – сказала мисс де Хевиленд.
– Все будет в порядке, – успокоила ее София.
– Она может сказать что угодно.
– Не волнуйся, она сыграет так, как того требует режиссер. А режиссер – это я.
Она направилась было за нею вслед, но в дверях обернулась:
– Здесь к тебе инспектор Тавернер, отец. Ты не против, если Чарльз останется?
Мне почудилось, будто по лицу Филипа Леонидиса скользнуло легкое недоумение. И немудрено. Но привычка соблюдать невозмутимость сослужила мне добрую службу. Он пробормотал: «Да, конечно, конечно» – несколько неуверенным тоном.
Инспектор Тавернер, солидный, надежный, вошел с той деловитой стремительностью, которая почему-то действовала на людей успокаивающе.
«Несколько неприятных минут, – словно говорила его манера, – и мы навсегда уберемся из вашего дома, и больше всех доволен буду я. Поверьте, мы не собираемся околачиваться тут вечно».
Не знаю уж, как ему удалось дать это понять без единого слова, а только придвинув стул к письменному столу, но факт тот, что удалось. Я скромно уселся немного поодаль.
– Я вас слушаю, инспектор, – проговорил Филип.
– Я не нужна, инспектор? – отрывисто произнесла мисс де Хевиленд.
– Пока нет, мисс де Хевиленд. Вот если позволите позднее…
– Да, конечно. Я буду наверху.
Она вышла и закрыла за собой дверь.
– Итак, инспектор? – повторил Филип.
– Я знаю, вы человек занятой, я вас долго не задержу. Скажу вам только строго конфиденциально, что наши подозрения подтвердились – ваш отец умер не своей смертью, а от чрезмерной дозы физостигмина, чаще известного как эзерин.
Филип наклонил голову, но никаких признаков волнения не обнаружил.
– Есть ли у вас какие-нибудь догадки?
– Какие же могут быть у меня догадки? На мой взгляд, отец принял яд по ошибке.
– Вы действительно так думаете, мистер Леонидис?
– Да, по-моему, это вполне допустимое объяснение. Ему, не забывайте, было уже под девяносто, и видел он неважно.
– И поэтому сумел перелить содержимое пузырька с глазными каплями в пузырек из-под инсулина. Вам действительно это кажется правдоподобным, мистер Леонидис?
Филип не ответил. Лицо его окончательно превратилось в непроницаемую маску.
Тавернер продолжал:
– Пустой пузырек из-под глазных капель мы нашли в мусорном ящике. Никаких отпечатков пальцев, что уже само по себе любопытно. Они должны были быть – вашего отца, либо жены, либо слуги…
Филип поднял глаза:
– Слуги? В самом деле, а это не может быть Джонсон?
– Вы предлагаете Джонсона в качестве преступника? Конечно, у него была благоприятная возможность. Но что касается мотива, то тут дело обстоит совсем не так просто. Отец ваш имел обыкновение выплачивать ему ежегодно премию, и с каждым годом премия возрастала. Ваш отец четко объяснил ему, что делает это взамен суммы, которую иначе оставил бы по завещанию. Сейчас, после семилетней службы, премия достигла уже солидной суммы и возросла бы еще. Так что интересы Джонсона требовали, чтобы ваш отец жил как можно дольше. Более того, они были в прекрасных отношениях, прежний послужной список Джонсона безупречен – квалифицированный преданный камердинер. – Старший инспектор помолчал. – Нет, мы не подозреваем Джонсона.